— Так как же он сбежал, коли вы его убили?
— Дык ведь…
Короче, — поскольку массовое скальпирование покойников проводилось сразу после битвы, (дабы никто не скрысятничал чуток маны). А битва наша растянулась аж на два дня. — То обдирать скальпы с убитых вчера на пляже, — пошли только сейчас.
Пошли, и увидали, что одного трупа не хватает.
Я, или кто еще из «цивилизованных» времен, возможно бы такой потери и не заметил. Но опытный взгляд охотника, сразу распознал несоответствие.
Распознал и нашел следы. И вели эти следы прямиком с пляжа и в сторону от поселка.
— Ну так и пошли бы за ним. — Не подумав брякнул я. — Добили.
— Дык ведь…
Ну да. — сообразил я. — За целым отрядом аиотееков, Тов’хай бы пойти не побоялся. — Подумаешь, — дюжина врагов! Но вот пойти по следу одного единственного покойника… Такой охотой пусть шаман занимается.
А шаман бы и рад. Да только одна загвоздка. — Следы я читаю… ну вот примерно как Тов’хай буквы. — Некоторые узнает. Свое имя опознать способен. Но вот дальше, — Ни-ни.
И хрен тут отмажешься от этой незапланированной работенки, даже ссылаясь на необходимость позаботиться о раненых. — Согласно местной мифологии, основанной процентов на девяносто, на страшилках и пугалках, — оживший покойник, это страшная вещь и вреда от него для живых будет побольше чем от всех вампиров, зомби, и мумий сотворенных Голливудом, вместе взятых. И ясное дело, что разбираться с такой напастью, должен исключительно Шаман. …Хотел бы я знать, сколько еще моих коллег, сделали себе громкое имя, добивая подобных «оживших» подранков!
Ну да хоть одна польза. — Узнав об ожившем мертвеце, все наши припухли и притихли, а градус эйфории резко пошел вниз. Они даже из крепости поспешили слинять, разбив новый лагерь на берегу моря, который я самолично окружил «волшебной линией», через которую мертвец переступить не сможет. (Стопроцентная гарантия фирмы «Дебил и компания»).
На ночь глядя, я ясное дело ловить покойников не пошел.
И дело вовсе не в страхе перед ночной мглой, когда все силы Зла, выбираются из своих захоронок. — Просто если так случится, что моя добыча повреждена гораздо менее, чем я рассчитываю, — в темноте, против местного вояки, пусть и раненого, я буду беззащитен.
Так что ночь я провел в особо важных камланиях, набив пузо мясом жертвенного животного, погрузившись в вещие сны и выводя носом особо секретные шаманские посапывания и всхрапы.
А утром, — куда деваться? — Одел доспехи, прихватил протазан, и поперся по следу, проклиная подонка Хииовитаака, сумевшего и тут мне подгадить.
Августовская жара начала буйствовать с раннего утра. Все тело жутко потело и чесалось под плотным панцирем и шлемом. И от всего этого, опять начала болеть, едва успевшая подзажить спина.
А в рощице, куда повел меня застарелый след, вместо ожидаемой прохлады, меня встретила паркая духота, и полчища насекомых.
И так, постепенно сходя с ума от жары и бесконечного насекомого звона над головой, я бродил по этой чертовой роще почти до полудня, то теряя, то вновь находя оставленные следы. А потом, внезапно вышел в степь.
Если на влажной почве рощицы, еще и можно было отследить противника. То искать его в степи? — Благодарю покорно. — Я вам не Лга’нхи, не Тов’хай, или Нит’кау. — Если им это надо, — пусть следопытят сами.
Так что добреду-ка я вон до того холма, и огляжу с его вершины окрестности. Если ничего не увижу, — начну придумывать байку, про то как я всех победил, а труп врага слопал вместе со скелетом, под воздействием приступа непреодолимой свирепости. — Пусть бояться сволочи!!!
Скуля от жары и усталости, заполз на холм. Огляделся своими подслеповатыми, с местной точки зрения, глазами. — Тишь да благодать. Океан высохшей и чуть покачивающейся под дуновениями легкого ветерка травы. Вот разве что…
— Да скорее всего это просто животинка какая подохла, — вот стервятники над ней и вьются… — Бормотал я, спускаясь с холма, и припустившись легкой рысцой, в направлении точки, над которой вился десяток черных птичек. — Только зря пробегаю… Оно конечно, — километра два тут будет, не больше, но на такой жаре… Чертов Хииовитаак!!!
Добежал, — он самый и есть, — Хииовитаак собственной персоной, причем в собственном соку, сиречь, кровище. — Валяется под каким-то кустом, не подавая признаков жизни. То-то птички над ним вьются… Но раз не садятся, значит еще живой.
Так, план будет такой, — аккуратно подойти, ткнуть копьем, ободрать скальп, а потом уж…
Даже и не знаю как это получилось. К лежащей в тени кустов добыче, мы подошли вместе. И хотя он не скрывался, но заметил я его, когда между нами осталось расстояние хорошего прыжка. …Его естественно.
Старый приятель, и ужас местных степей, — мохнатый тигр, пожаловал за своей законной добычей, и теперь смотрел на меня с иронией и некоторым даже любопытством. — «Что ж ты за дурак такой, что сам лезешь ко мне в пасть?».
Да уж, давненько я не встречал эту напасть на своем пути, расслабился. Привык что вокруг меня все время толпа крутых вояк, и перестал бояться местной фауны. Вот она мне сейчас похоже и напомнит, кто в степи хозяин…
А дальше, мы действовали чисто на инстинктах. — Его, в качестве поклонника теории Дарвина, уничтожать слабых и глупых, и моих, — в случае опасности, направить в ее сторону протазан.
Протазан помог. Но не сильно. Мгновенно распрямивший могучие лапы, отправившие его в стремительный полет, тигр, не оказался настолько любезным, чтобы самостоятельно наткнуться на торчащее в его сторону острие. Однако один из топориков он задел, и это не только оставило на его плече глубокий разрез, но и изменило мое местоположение. Так что вместо того чтобы сбить меня с ног, и добить, мгновенно прокусив шею, — он просто, сбил меня с ног, заставив откатиться куда-то в сторону. Недовольно оглядев свой порванный бок, и злобно рявкнув, — тигр снова направился в мою сторону, на сей раз видать решив действовать обстоятельно и без особой спешки.
Я кое-как извернувшись умудрился встать на колени. Рука, самостоятельно, без участия мозга, нащупала на поясе кинжал, и явно не впечатленная его размерами, перепрыгнула на топорик. Тигр прыгнул еще раз, рука дернулась, жуткая боль обожгла плечо, и сознание покинуло меня еще стремительнее, чем расчетливая невеста покидает жениха, узнав что тот лишь притворялся олигархом, не имею за душой ни гроша.
Очнувшись, я сразу догадался что к кострам Предков еще не попал. — То ли недостоин, то ли еще жив. Но так или иначе, а все тело адски болело, и характерный запах большой кошки, вовсю намекал что тут вам не первобытный рай. — В рай, злобных тигров не пускают.
Кое-как разлепил глаза, а потом кряхтя и поскуливая, взгромоздился на задницу. — Полянка передо мной, была изрыта так, будто тут резвился не мохнатый тигр, а фашистский. …В смысле — танк!
А уж кровищи тут было столько, что порхающие над нами птички просто обезумели, от ожидания когда же эти вкусные куски мяса наконец угомонятся, и позволят состояться большому птичьему банкету. — Хрен вам, пернатые, — голодайте!
Но кровушки и впрямь натекло слишком много. Если все это из одного меня, — то во мне столько нет. …Или есть? …Не-е-е. Точно нет! Даже если бы одна десятая всей этой крови вытекла из меня, — я бы сейчас размышлениями на эти темы, не страдал бы.
Повернул чуток голову. — Ага. — Вон лежит тигриная туша. …Интересно, кто это его так? — Неужто я?
Любопытство даже пересилило боль, тошноту, слабость и разламывающуюся от боли голову. — Пополз к лежащей чуть в стороне мохнато-полосатой шкуре.
…Лядь!!! Он еще был жив!
Но явно уже не надолго. — Сбоку в горле зияла огромная рана, вероятнее всего нанесенная моим топориком. Видать не зря я столько лет тут, учился пользоваться оружием, раз все-таки сумел направить его в нужное место, даже в такой стрессовой ситуации. …А может просто повезло.
Но так или иначе, а длинное лезвие боевого топорика, вошло наверное по самую рукоять в звериную шею. И заполучив такую рану, тигр как-то быстро передумал меня есть, и заметался по поляне, в попытке избавиться от постороннего предмета в своем теле, взрывая своими мощными когтями тысячелетний дерн. …Что ж, вероятнее всего, избавившись от топора, он лишь усилил кровоток, и вскоре рухнул без сил.
Пару минут мы поиграли с тигром в гляделки, и он вроде как даже еще подмигнул помутневшим стекленеющим глазом мне на прощание, предупреждающе оскалив клыки, мол, — «Не расслабляйся парень, еще увидимся».
Стало как-то очень жутко. — Даже мертвым, тигр внушал страх и уважение. — Однако, — надо было заняться собой.
…Видать я специально оттягивал этот момент, боясь взглянуть правде в глаза. — Если рана достаточно серьезная, — я либо истеку кровью немедленно, либо стану калекой, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И даже моя великая слава, и имеющийся в моем личном распоряжении канал прямого общения с предками, вряд ли мне позволят сохранить свой статус Великого, если тигр лишил меня возможности двигать рукой.
