— Ленка! Бабку свою верни!
— Паш, — хотел что-то сказать Лыков, но Пашка его заткнул.
— Бабку верни! Быстро! Звонить в милицию она побежала!
Испуганный Лыков послушался и тут же скрылся за дверью.
— Да уймись же ты, Паша! Ну, давай с тобой как-то иначе? Давай договоримся? Я теперь один никуда не пойду! — Заговорил Малыгин несмело. — Давай сделаем, как ты хотел? Давай убьем Землицына!
— С тобой, падла, я переговоров вести не собираюсь. Таких надо как собак стрелять. Понятно⁈
Пашка щелкнул затвором, упер ствол Малыгину в затылок.
— Паш! Да ты че Паш⁈ — Испугался Малыгин.
— Паш, ну, хватит тебе, — испуганно заговорил Федот. — Ну ты ж это несерьезно? Мы ж не душегубы какие…
— Рот закрой! — Крикнул Серый.
Тут в комнату вошел Лыков и тут же остолбенел, видя всю эту картину.
— Бабку вернул? — Спросил Серый, глядя на Лыкова исподлобья.
— Ну… Да… И дверь замкнул. Ключ вот он, — Ленька показал длинный ключ на веревочке.
— Хорошо. Пущай они, пока там и сидят. Потом со стариками порешаем.
От этих слов Лыков побледнел.
— Пашка! Да ты с ума спятил! — Закричал Малыгин.
— Мужики, — Серый проигнорировал его крик. — У нас два пути. Первый — мы эту падлу отпускаем, а завтра нас уже милиция вяжет. А там статьи серьезные будут. Ты, Лыков, доллары прятал дома, да? Обыски у тебя были?
— Были, — пискнул Лёнька.
— Тебе пуля грозит. А нам по пятнашке дадут, — буркнул Серый. Ты, Федот, самый старый из нас — он слега оглянулся на Маленкова. — В тюряге помрешь. Не видать будет тебе больше свободы. И внучку свою больше никогда не увидишь. Но есть у нас и второй путь.
Серый отошел, сжал покрепче пистолет в руке.
— Паша, ну чего ты, ну? — Дрожа поднятыми руками, взмолился Малыгин.
Пашка ничего не ответил, а только нажал на спуск.
Глава 37
Щелкнуло. Выстрела не произошло. Малыгин, дрожа руками над головой, испуганно задышал. Попытался, было обернуться, чтобы глянуть на Серого. Пашка не растерялся, даже когда пистолет не выстрелил. Он размахнулся и со всей дури стукнул бывшего милиционера по затылку рукоятью Макарова.
Максим Малыгин рухнул на половик, словно мешок картошки, ударившись лицом, раскинул руки в стороны.
— Вот сучье семя, — прошипел Пашка и извлек магазин пистолета. Магазин был пуст.
— Чего это он с собой патронов не носит? — Удивился Лыков, поглядывая из-за Пашкиной спины.
Пашка ничего ему не ответил. Обернувшись, он злобно посмотрел на обоих.
— Че встали? А ну давай, крути его, мента позорного! Свяжем щас и с собой заберем. А потом решим, что делать!
Лыков с Федотом снова перегнулись, стали как-то нерешительно мяться.
— А ну, кому говорю! — Рявкнул на них Пашка строго.
Все. Окончательно Пашка почувствовал над этими двоими свою власть. Решил, что сможет ими крутить как хочет.
Оба мужика вздрогнули, когда Пашка в очередной раз прикрикнул. Лыков стал вынать из штанов ремень да крутить им Малыгину руки. Федот то же самое проделал с ногами несчастного. В рот Максиму напихали каких-то тряпок, что нашли тут же, в комнате, перевязали все это платком, да завязали глаза. Все это время Малыгин был без сознания.
— А теперь тащите его в машину, — Распорядился Серый. — Возьмем с собой, а там уже я решу, что с ним делать. Да только надо сначала патроны найти. Наверняка в Малыгинском жигуленке лежат.
— Пашка, — схватившись за ремень, опоясывающий Максимовы щиколотки, спросил Федот. — А ты правда хочешь с Землицыным поквитаться?
— Хочу, — ответил Пашка, разглядывая пистолет. Потом посмотрел на Федота с Лёнькой. — Но не переживайте. Я с ним сам разделаюсь. Ваше дело следить за ментом этим, да водить машину. И давайте без всяких глупостей. У Малыгина патроны точно где-то в машине запрятаны. И я их щас разыщу. Ну а потом поедем за Землицыным.
* * *
Последствия милицейской облавы не отпускали меня еще какое-то время. Вся Красная этим гудела. Не раз и не два знакомые мужики подходили ко мне на улице, чтобы расспросить как все было. А в среду прямо домой даже приехали из сельсовета.
Был это член нашенского исполкома — мужчина средних лет по имени Ефим Зайцев. Отец его знал хорошо, а я так, смутно помнил где-то на границе памяти. Ефим передал письмо, по которому оказалось, что меня, Титка, и нескольких милиционеров из нашего отделения хотят наградить почетными медалями за проведение операции по захвату Щеглова и бандитов.
— Награждение пройдет в субботу, — важно сообщил Зайцев. — В три часа дня в центральном ДК. Там из краевого исполкома люди приедут. Народу будет! Ух!
— Вот так дела! — Удивлялась маманя, когда мы обедали в коридоре (на улице уже было сыровато), — будешь у нас, Игорь, кавалером целой государственной награды!
— Есть у нас в семье один кавалер. — Заулыбался отец, не показывая зубов.
— Петр Матвеевич, — покивала мама, — царство небесное.
Речь шла про моего деда, награжденного орденом славы посмертно. Петр Матвеевич Землицын, отец Семена Петровича, будучи танкистом механиком-водителем, сгорел в танке в сорок третьем. Сгорел, но не бросил, вместе со своим экипажем, выполнять боевую задачу.
— Ну, ты уж не сравнивай, — рассмеялся я скромно. — Деда со мной.
— А ты тоже горазд своей шкурой рисковать, — хмыкнул отец. — Этим ты весь в деда и пошел. Тот тоже был смелый, я бы даже сказал, отчаянный. Прям как ты.
В день награждения в ДК и правда собралась куча народу. Я надел свой парадно-выходной синий кримпленовый костюм. Помню я, что ездил за ним в Армавир почти сразу после возвращения из армии. Его нечасто доводилось надевать, а сегодня был как раз подходящий случай.
В просторный актовый зал дома культуры набилось немало народу. Нынешнее событие было для станичников настоящим развлечением. Не каждый день тут, у нас, награждают медалями. Да еще по такому поводу — целая милицейская операция по поимке злостных преступников.
Народ: мужики, молодые и не очень женщины, и, конечно, старики с внучатами, заполонили все места в зале. Последних, стариков, то есть, было особенно много.
Я, Титок и несколько милиционеров, одним из которых оказался Светкин Сашка, сидели в первом ряду, почти под сценой. Семьи наши расположились у нас за спинами. Зал галдел, предвкушая начало мероприятия.
Выдавать награды должен был какой-то высокий чин из целого крайисполкома. Специально для этой цели ехал он к нам, в станицу, из Краснодара. Правда, опаздывал. Времени подходило уже к четырем часам, а чиновника все не было.
За полчаса до награждения станичники во главе с председателем комиссии сельсовета по культурному развитию, показали несколько небольших номеров: бабушки спели а капельно несколько песен, трое парнишек-пионеров сыграли на баянах, талантливо спела девчонка-школьница.
Номера эти закончились гораздо раньше, чем приехал член исполкома, и развлечь скучающую публику вызвался а капельный ансамбль старушек. Запевали они уже невесть какую песню, но им, кажется, было это в настоящую радость, хотя в зале не так много народу их и слушало.
— Ух, — встрепенулся вдруг Титок. — У меня уже в ушах свербит от ихних народных песнопений.
— Чего ты такой кислый? — Спросил я. — Что, не рад, что станешь целым кавалером государственной награды?
— Рад. А как же не радоваться? — Пожал он плечами. — Тем более, что я это полностью заслужил. Вон какие муки вытерпел! В лапах бандитов страдал!
Хотел я было, напомнить Титку, что вся эта ситуация случилась по его собственной вине, и страдал он, по сути, из-за своей собственной глупости, но как-то не стал. Только насмешливо хмыкнул да глянул на него снисходительно.
Гость из Краснодара явился спустя еще минут пятнадцать. Председатель нашего сельсовета — щупленькая, но боевитая Елена Сергеевна Пересвет вывела на сцену высокого строгого мужчину в сером костюме со значком КПСС на лацкане. У мужчины было суровое лицо, какие, обычно бывают у военных, короткие седоватые волосы и пышные усы. Он смотрел на нас строго.
