— Но это люди.
— Которые целенаправленно пошли на то, чтобы испортить жизнь окружающим. И я не считаю дурным или неправильным то, чтобы окружающие испортили жизнь им.
— Жестоко это. — покачала она головой.
— А не жестоко было создавать тюрьмы, в которых случайные ребята, попавшие за решетку, оказывались в «цепких лапах» матерых уголовников? И они всю жизнь им ломали, перековывая в себе подобных. Из-за чего, выходя из тюрьмы, они оказывались неспособны вернуться к нормальной жизни. Это не жестоко?
— Жестоко, — произнес Александр Михайлович и жестом осадил супругу, которая хотела возразить. — Я думаю, что нам психологически трудно представить, что Великие князья окажутся на каторге. Ведь, называя все своими именами, вы ввели именно каторгу разной степени тяжести, заменив ей сидение в тюрьме.
— Ваш отец и брат, — кивнул Фрунзе Ксении Александровне, — совершенно распустили членов Императорской фамилии. Их нужно было пороть. В свое время. На заднем дворе. Потому что их задача — помогать Императору в управлении державой. А они чем занимались? Можете не отвечать. Грубые и матерные выражения для дамы невместны, а без них описать то, чем занималось большая часть Императорской фамилии невозможно. Не все, но многие.
— Вы к ним слишком строги.
— Михаил Васильевич честен. Просто честен. — угрюмо произнес Александр Михайлович. — Я не могу представить кто бы еще смог России навредить больше, чем они.
— Мне кажется, что не справедливо, обвинять их в гибели Империи.
— Не справедливо, — кивнул Фрунзе. — Главными виновниками были Александр III и Николай II. Все остальное лишь производные следствия.
— Поясните, — нахмурилась Ксения Александровна.
— Вот возьмем великих князей? Кто их распустил? Кто их не наказывал? Кто их не заставлял честно трудится на благо Отечества? Не иначе как Святой Николай или Мария Магдалина? Не находите? Ведь выше членов Императорской фамилии был только Император. И это было его прерогативой держать их в узде.
— Это ужасно звучит, но соглашусь, — нехотя произнесла она, после того, как Сандро пнул ее под столом ногой. — Но разве дело только в этом?
— Увы, не только. Империя шла к гибели последовательно. Издалека. Начав это торжественное шествие во второй половине XVIII века.
— Вы еще скажите, что во времена Рюрика, — хмыкнул Сандро.
— Не будем копать так глубоко. — вернул улыбку Фрунзе. — Давайте коснемся последней точки бифуркации — Крымской войны.
— Чего простите?
— Точки бифуркации — момента в истории, когда ключевое событие могло пойти по разным дорожкам, изменив коренным образом всю последующую историю.
— А почему Крымская война?
— Потому что именно она привела элиты России, прежде всего дворянские, к некому прояснению сознания. И спровоцировало вторую индустриализация. Ибо производственных мощностей, оставшихся от первой, проведенной еще Петром Великим, не хватало ровным счетом не для чего. Ни в плане объемов, ни в плане качества.
— Хорошо. — кивнул Александр Михайлович, принимая ответ.
— Александр II попытался провести индустриализацию за счет внутренних ресурсов. Ибо долгов, набранных его отцом, было чрезмерно много и с ними едва удавалось справиться. Поэтому он обратился к внутренним частным ресурсам, привлекая капиталы купцов и промышленников. Этих средств имелось немного, рынок был узкий, так что, рывок получился скромным. Впрочем, его вполне хватило для того, чтобы российская армия получила современное оружие, а флот — современные корабли.
— Не сразу, — кивнул Сандро.
— Разумеется. Но к середине 1870-х — вполне. Однако рынок быстро оказался переполнен, а ресурсов для внутренних инвестиций не хватало. И ладно инвестиций. У нас образовался общий дефицит денежной массы, который, кстати, сохранялся до конца Империи. Что совокупно ударило по перспективам индустриализации. Ведь мы так и не смогли догнать ведущие страны мира. И не могли. Что привело к коллапсу либеральной модели общественного развития и началу консервативной реакции. Волне «поиска особого пути» и прочих маргинальных рефлексий.
— У вас все очень просто выходит, — усмехнулся Александр Михайлович. — Реакция наступила по множеству причин.
— Главной из которой стали деньги. Все остальные — либо высосаны из пальца, либо производные.
— Не согласен, но пусть так. И что дальше?
— Дальше была третья индустриализация. Чтобы догнать и перегнать ведущие страны мира требовалось две вещи: инвестиции и рынки сбыта. Инвестиции удалось найти в крупных иностранных банках. А из рынков сбыта стоял незанятым только Китай. Что привело Россию к проекту Великого Сибирского пути. Прекрасное, кстати, решение в обход британской юрисдикции, позволяющее выйти в Китай и крепко на этом заработать.
— Я помню те годы и там ничего подобного не обсуждалось.
— Но разве вы были близки к тем, кто принимал решения? — усмехнулся Фрунзе. — Никто из ведущих мировых держав не желал того, чтобы Россия стали по-настоящему сильной. И вряд ли удалось построить Транссиб если бы о целях говорили открыто. Не так ли?
— Допустим. Хотя я и не уверен.
— Зато я уверен. Так вот. Правительство Александра III набрало кредитов. Под его гарантии и посулы набрали кредитов и промышленники. В процессе ударно строился Великий Сибирский путь, а также предприятия, готовящиеся к выходу на рынок Китая. Но о замыслах России догадались. Это было слишком очевидно. И на Дальнем Востоке стали взращивать боевого хомячка — Японию, силами англичан, французов, американцев и немцев. Считай всем миром. Для того, чтобы в рамках прокси-войны остановить наше развитие и сломать планы.
— Тут да… — кивнул Александр Михайлович, — согласен, рвение в укреплении и вооружении Японии выглядело удивительно странным. Мы дрались с японцами, но воевали совсем не с ними.
— Именно. А потом Россия проиграла. Неважно как. Просто — проиграла. И оказалась в ситуации фактического долгового рабства. Да, третья индустриализация прошла, и мы смогли строить современное оружие и корабли. Из-за чего удержались в обойме Великих держав. Но на птичьих правах, так как Россия больше не принадлежала себе. А никто из кредиторов не был заинтересован в промышленном развитии Империи. Она их интересовала только как колония.
Сандро промолчал.
— Скажите не так?
— Так. Увы.
— Я считаю, что после поражения в Русско-японской войне Империя была обречена. Да, не окончательно и бесповоротно, встав на тропинку, ведущую ее к гибели. Избежать грядущей Мировой войны она не могла из-за слишком плотного контроля, как и пережить ее. А почему?
— Почему?
— Потому что Александр III расплодил безнаказанность в высших эшелонах власти. А Николай II поддерживал это состояние гнилого болота. По большому счету Николаю Александровичу можно было делать все тоже самое, что он делал, только брать за правило — вешать раз в месяц какого-нибудь крупного чиновника или члена Императорской фамилии, уличенного в какой-нибудь действительной гадости. И все. Не случилось бы никакой катастрофы и в Русско-японскую мы бы победили. И Мировая война по-другому бы складывалась. Вполне вероятно бы, что она бы и не случилась в таком грандиозном масштабе, а прошла как серия локальных конфликтов.
— Вешать раз в месяц? — смешливо фыркнул Александр Михайлович. — Не слишком?
— В самый раз. У него и стол имелся подходящий на Дворцовой площади. Повесить там железную клетку, как англичане. И раз в месяц заселять нового постояльца. Ну и революционеров тихо расстреливать в оврагах, а не нянчится с ними отправляя то в ссылку, то поселение, то еще куда. Юмореска прям, а не репрессии. Хорошо, что в угол не ставил. А то с него сталось бы. Он ведь правитель, а не томная институтка. И он должен был принимать жесткие решения там, где они требовались.
— Это же варварство!
— Варварство, — согласился Фрунзе. — Но вы знаете иной способ вправления мозгов варварам? А людей, которые гадят своей собственной стране, иначе и не звать. Да и, если честно, уже через год-два это стало бы не нужно. Ничто так не проясняет сознание, как угроза неминуемой физической расправы.
