Мы можем проникать в Земные миры существующих душ независимо от времени, в котором они жили. У нас здесь нет понятия времени, у нас здесь всё в настоящим. Здесь никто не рождается, и никто не умирает, здесь нет ни мужчин, ни женщин. Но проникая в Земные миры мы окунаемся в обстановку того времени в котором душа имела человеческий облик и можем испытывать те же чувства.
Иногда мы с Максимом Богдановичам гуляем по тенистым аллеям Ялтинского парка, но больше времени мы проводим в моём мире. Здесь мы летаем над горами, от вершины к вершине, зависаем над туманным берегом реки, плывём по радуге или вместе со всем племенем сидим у костра и слушаем великого Чоя. Максим Богданович говорит, что в моём мире больше счастья. И действительно, есть миры почему-то очень обрывистые, короткие и непонятные. Наверно там было много зла. На данном этапе мы не меняем Земной, материальный мир, мы его можем только созерцать, пребывая в нём незримой субстанцией и наслаждаться тем спокойствием, блаженством и радостью, которая когда-то присутствовала в нём.
Возможно, Бог видит всё целиком и полностью. Он и решает что, где и как изменить. Только мы об этом не знаем, и не должны знать. Мы знаем только то, что нам необходимо. Возможно, что весь Земной, материальный мир, это полоса сплошных изменений на всех уровнях и измерениях, по законам, критериям и правилам Всевышнего….
Вдруг Андрей почувствовал на себе чей-то взгляд и резко повернул голову: в дверях, ведущих с веранды в дом, стояли два ребёнка – мальчик, лет пяти и девочка, годика три. Они были нарядно одетые, красивые. Неслышно появившись здесь, дети молча стояли и смотрели на Андрея.
– Дед, ты опять разговариваешь сам с собой? – как-то по-взрослому спросил мальчик.
Андрей повернул голову и посмотрел по сторонам.
– Ну, да… никого нет… – произнёс он глядя на то место где совсем недавно, пусть даже и в его воображении, стоял человек и так интересно говорил – А если никого нет, то с кем же мне разговаривать, если не с самим собой?
Дети подошли к нему, и мальчик по-хозяйски взобрался и уселся на колено. Что бы усадить девочку на другое колено Андрею пришлось взять её на руки.
– Дед, расскажи про войну? – попросил мальчик, устраиваясь поудобнее.
– Зачем вам знать про войну? – спросил Андрей, разглядывая детские лица и нежно касаясь ладонями их белокурых волос – Вот как тебя зовут? – обратился он к мальчику.
– Славик – ответил тот.
– Правильно. А полное имя – Славамир. Это значит – Слава миру. А тебя как зовут?
– Мира – ответила девочка.
– Мирослава. Миру слава. У вас такие прекрасные, мирные имена…. Зачем вам знать про войну….
– Ну, дед, ты же воевал… – настаивал мальчик.
– Да, воевал….
– Дедушка, а ты генерал? – спросила девочка.
Несмотря на то, что она вместо буквы «р» произнесла «л» Андрей не стал её поправлять.
– Нет – ответил он – я всего лишь капитан.
– А кто главнее – капитан или генерал?
– Главнее… – он на короткое время задумался, словно на самом деле не знал ответ на её вопрос, и, глубоко вздохнув, умилённо глядя ребёнку в глаза, произнёс – В жизни главное – быть порядочным человеком. Кто порядочнее, тот и главнее.
– А кто такой «поладочный» человек?
– Это добрый, честный, заботливый, справедливый, понимающий человек, способный любить и прощать.
– Ну, дед, расскажи про войну? – продолжал донимать его мальчик.
Андрей задумался и долгое время молчал. Потом из этого молчания стали появляться слова, как будто мысли постепенно накапливались в его голове, заполняли невидимые формы, превращались в звуки и неторопливо выплывали из уст.
– Однажды, в одном посёлке, мы наткнулись на банду боевиков…. Завязался бой…. Мы отстреливались из укрытий. Вдруг, откуда-то на дорогу выбежала девочка и оказалась прямо под перекрёстным огнём…. Следом бежала её мать…. Зачем, куда они направлялись – я не знаю. Чья-то шальная пуля задела и серьёзно ранила девочку. Поначалу я не придал этому значения, ведь мы были на войне. Но у меня самого была дочь почти такого же возраста и я не выдержал… Я приказал бойцам прекратить огонь, вышел из укрытия и, махая руками в сторону противника, подошёл к раненной девочке. Я поднял её на руки, поднёс к БТРу, положил на сиденье, рядом посадил мать и приказал водителю везти их госпиталь. Потом я вернулся на прежнею позицию. Но больше не прозвучало ни одного выстрела. Боевики ушли тихо и незаметно.
Андрей снова замолчал, неподвижно глядя в дальний, тёмный угол веранды.
– А дальше? – спросил мальчик.
– Девочка выжила – сказал Андрей, выведенный этим вопросам из оцепенения.
– Это ты её спас?
– Ну, получается, что я….
– Тебе за это дали медаль?
– Нет….
– Орден?
– Нет….
– А почему?
– Почему? – повторил Андрей и снова уставился взглядом в ту же точку, куда смотрел только что – Потому, что я поступил, как мне подсказала совесть…
Сказав это, он остался взглядом в тёмном углу веранды, а мыслями в том далёком времени.
Рассказ на детей не произвёл никакого впечатления: мальчик придирчивым взглядам прошёлся по лицу Андрея и, скривив брезгливо губы, произнёс – «Дед, ты опять курил. От твоих усов пахнет какешками».
Девочка звонко и искренне рассмеялась, обнажая молочные зубки и придвинув к его усам свой курносый носик, демонстративно вдохнула воздух.
– Фу, каке-е-шка! – весело сказала она.
Этот смех вернул Андрея к реальности.
– Что? – он суетливо бросил взгляд на детей, достал из кармана пачку сигарет и с остервенением смял её перед их лицами – Всё! Бросаю! Вот… – с последним словам швырнул изуродованную упаковку в жасминовый куст.
Дети молча, и даже как-то растерянно, смотрели вслед улетевшей пачке.
– А что это вы не спите? Сколько уже времени? – вдруг строго спросил Андрей.
– А мы не хотим – ответил мальчик.
– Не хотим – подтвердила девочка.
Андрей встал на ноги, держа детей на руках, и направился к двери, ведущей в дом.
– И куда смотрят ваша мама и баба Лиза? – говорил он на ходу.
– А когда приедут Инночка и Лёша? – спросила девочка.
– Завтра – ответил Андрей – Сегодня они будут ночевать у деда Васи и бабы Вали.
Они вошли в дом, и уже не видели, как этим тёплым, летним вечером, плотно укрытым звёздным покрывалом, от лёгкого дуновения ветерка, снова тихо качнулась ветка жасмина.
ГОЛОС
В углу комнаты, между секцией и окном стоял телевизор. У противоположной стены располагался мягкий уголок, состоящий из двух кресел и журнального столика, на котором лежала газета. Поверх неё, дужками к верху, были брошены очки. Рядом со столиком стоял включённый торшер с матерчатым обожюром зелёного цвета. В кресле, склонив голову на левое плечо, спал пажилой мужчина. От его равномерного, глубокого дыхания, через чуть приоткрытый рот донасилось лёгкое похрапывание сопровождающееся еле заметным подёргиванием кончиков усов.
По телевизору показывали новости. Диктор, эффектная женщина яркой внешности, устремив неподвижный взгляд в камеру, читала сводку новостей, произошедших в мире за последнее время. Её яркие губы "выводили" идеально правильное произношение нужных слов, которые складывались в простые и понятные предложения.
– В городе Млойске – безстрастно говорила она – произошло знаменательное событие: в роддоме номер два, Эльза Прохорова родила своего одинадцатого ребёнка. Мэр города Александр Шкипатон самолично поздравил её с этим замечательным событием и вместе с огромным букетом роз преподнёс ключи от новой квартиры…
На экране появилась женщина в красном халате, кормящая грудью ребенка. Оператор поднял "рамку" чуть выше, чтобы скрыть обнажённую грудь а с правой стороны экрана молодая девушка-корреспондент направила к лицу мамаши микрофон, маркированный первым каналом.
– Скажите, как вы решились на рождение одинадцатого ребёнка? Ведь по существующим законам, третий ребёнок, уже считается многодетная семья?
Мамаша неспешно отвела взгляд от лица младенца, посмотрела на корреспондента и сказала в камеру – "Бог создал женщину для того, чтобы давать жизнь. Я буду рожать до тех пор, пока на это хватит сил…". Она говорила ещё что-то, но в редакции, по-видимому, сочли это лишним и озвучивать не стали.
– Мы встретились с отцом ребенка и узнали его мнение – послышался голос за кадром.
На экране появилась большая камнота, заваленная, в основном, детскими игрушками и толпой ребятишек самого разного возраста. Одни смело позировали перед камерой, другие смущались и убегали, третьих одолевало любопытство и они не сводили глаз с объектива.
Папаша появился в следующем кадре. Он сидел на диване и трёхлетняя девочка тёрлась у его ног. Она неотрывно смотрела куда-то в сторону, видно там её что-то сильно привлекало. Наконец, не выдержав, она, не уверенным шагом, покинула отцовский пристанище.
