в деревню приезжали студенческие стройотряды картошку убирать в колхозе. Поля огромные были, сейчас все заросло.
Однажды стою я возле калитки, а он идет. Я сразу поняла, что стройотрядовский, здесь таких нет, городской. Высокий, красивый, одет опрятно. Остановился он, вот, как Вы сейчас, и смотрит во двор. А потом у меня спрашивает:
— Вижу у Вас корова есть. Молоко случайно не продаете? Так молочка настоящего хочется.
Я стою молчу, будто язык проглотила. Очаровал он меня с первого мгновения. Так я растерялась. Хорошо мама услышала, ответила ему:
— Молоко у нас свежее и вкусное. Продадим конечно, Вы заходите.
Так стал он к нам ходить каждый день и трехлитровую банку молока брать.
Он приходит, ждет, когда мама подоит Звездочку, и через марлю ему молока нацедит. А я смотрю на него и с каждым разом все больше влюбляюсь.
Влюбляюсь и влюбляюсь. Даже в имя его, такое необычное. У нас так никого не зовут — Лев. И имя и голос, особенно руки с длинными пальцами, нервные, когда он курил сигарета дрожала. А лицо! Лицо такое тонкое, чувственное, глаза теплые.
Все у нас с ним было: и прогулки до утра и поцелуи у озера. Любовь, одним словом, настоящая любовь.
Лев подружился с моими родителями, особенно с папой. Оба очень любили читать. А у нас библиотека огромная. А пойдемте покажу. Пойдемте в дом.
В доме несколько просторных комнат, сияющих чистотой. Ни единой соринки на выкрашенном чистом полу. Все вещи на своих местах. Фарфоровые статуэтки на этажерке. Заправленные кровати. От музея этот дом отличался лишь обилием живых цветов. Цветы стояли повсюду, свежесрезанные в хрустальных вазах. И только им разрешалась ронять свои лепестки на белоснежные салфетки и скатерти.
В большой комнате деревянные стеллажи с книгами. Книги снизу до потолка занимали все стены комнаты.
— Лев и мой папа обменивались книжками, читали, обсуждали. Мне нравилось их слушать. Иногда они спорили.
В глазах женщины появилась боль. Ее глаза впали и потемнели от боли.
Здесь что-то не так.
— Когда Лев уезжал, он сказал мне, что обязательно приедет, и чтобы я шила платье для нашей свадьбы. Мы с мамой купили самую дорогую ткань, настоящий гипюр и сшили вот это платье. Я так и ношу его, представляете, я не прибавила ни одного килограмма с тех пор. У меня фигура шестнадцатилетней девочки. А он скоро приедет. Обязательно приедет, он мужчина и дал слово. Это ведь не шутки, мужское слово.
Мы подошли к калитке
— Говорят, нельзя жить прошлым, но я ведь живу.
Я закрыл калитку и ушел не оглядываясь. Мне впервые за два месяца захотелось домой, в Москву.
От тети Оли пахло сладким тестом. Она обняла меня одной рукой, прижала к себе. Так мы сидели на лавочке, молча наблюдая за солнцем, как оно бликует на озере, как шебуршатся воробьи в ветках березы. Она поглаживала меня теплой мягкой ладошкой по руке.
Этот мир жесть. Хорошо, если у вас есть подушка безопасности: чья-то мягкая теплая ладонь.
Утром я стоял у дома Лидии. Она заметила меня.
Тихо подошла к калитке. Все также в белом платье и с распущенными светлыми волосами.
— Можно, я возьму у Вас несколько книг почитать. Я верну, когда прочитаю.
Она спешно открыла калитку.
— Да пожалуйста. Знаете, я даже рада, что кому-то пригодилась папина библиотека. Так быстро дни пролетают. Хоть бы лето задержалось. Вы и не представляете, как здесь тяжело осенью. Вы пройдите сами в библиотеку, а я вам клюквенный сок принесу.
Некоторые книги совсем ветхие, зачитанные. Например, " Тимур и его команда" Гайдара. Я открыл наугад и прочитал несколько страниц, как правильные пионеры в красных галстуках помогали одиноким старикам, а плохие, типа нас, тырили из садов яблоки. Придуманный мир, в котором жили люди прошлого века. Нет, это мне не интересно. Я взял Джека Лондона, Цицерона и стоиков.
Самая интересная фантастика — это человек. Как причудлив человеческий мир, какие чудовища его населяют! Где он берет силы для добра? Как раним и хрупок человек. И все же, удивительно стоек. Некоторые просто кремень.
Дома я залез по деревянной лестнице на сеновал, это чердак над сараем, где хранят сено, расстелил тонкое одеяло, которое дала мне тетя Оля, и залег с книгами, конфетами и пирожками.
Оказалось, что сеновал — это свой отдельный мир. Здесь тебя никто не трогает, но тебе видно и слышно все, что происходит вокруг. Вот молодая женщина ругает своих малышей:
— Ты сам его дразнишь, потом сам орешь. Один задериха, другой неспустиха. Пожалуюсь отцу на вас, будете знать.
Дед в клетчатой рубашке заправленной в спортивные штаны, с сигаретой во рту подошел к соседскому дому и кричит в окно:
— Ты кого там делаешь?
— Сети поди чиню. Заходи, покурим.
Внизу в сарае хлопочут куры. Если громко кудахчет, значит снесла яйцо.
Одна такая курица взлетела на сеновал. Походила, что-то разглядывая в сене, снесла два яйца и села на них. Я не стал ее выдавать, пусть высиживает.
Поздним вечером деревня затихала. Из угрюмого леса тянуло прохладой. Я лежал и смотрел на крупные мерцающие звезды. Они спускаются до самой земли и висели новогодней гирляндой.
Всегда есть что-то мистическое в тишине.
Где-то в этом мире живет моя девушка, загадочная, как Туманность Андромеды.
Я бы оставался здесь на ночь, но тетя Оля подходит к лестнице и говорит приглушенно, боясь спугнуть тишину:
— Артем, спускайся давай, а то тебя там комары съедят и косточек не оставят.
Тогда я нехотя спускаюсь и ухожу спать в дом.
Я прохожу по темному двору к освещенному крыльцу, на нем сидит, покуривая сигарету, дядя Володя рядом стоит тетя Оля:
— Говорят, Денис запил
— Да видел я его. В дугаря. По деревне ходит, че-то бормочет, про сына какого-то. Пьяный, собирает что попало.
— Ага. Вообще странно. Он летом — то не пьет. Зимой обычно. — Тетя Оля качает головой.
