что где-то там, на весах скапливаются на одной из чаш все мои хорошие поступки. И чем мертвяки не шутят? Вдруг когда-нибудь кто-то в такой же ситуации решит не проехать мимо и помочь мне? В мире, где есть боги, суеверия очень быстро превращаются в технику безопасности.
– Мы только посмотрим, – пообещала я, уже и сама почти веря в это, – ничего не случится.
Отряд мне дружно не доверял. Даже лошади смотрели с подозрением. Я пожала плечами и двинулась в темноту леса, аккуратно защищая голову руками, чтобы ветви не посекли лицо. Виконт следовал за мной по пятам. Прохладный весенний вечер, дождь так и не начался, так что – отличная пора для прогулки на природе.
– Кстати. Если ты собираешься заманить меня в ловушку… – завел он любимую песню.
Да-да-да…
– Ты свернешь мне шею, ты говорил. Дай руку. Ну же!
Вообще беда. А зачем ты тогда со мной собственно увязался-то?
И неожиданно я поняла: да он же в глубине души умирает от любопытства. Я приложила массу усилий, чтобы не пустить его в свою жизнь. Он видел внешние перемены: седые волосы, еще не до конца заросшие шрамы на руках, но об их причине мог только догадываться. А сейчас, словно занавес приоткрывался, и вот виконт без колебания готов рискнуть миссией для того, чтобы одним глазом подсмотреть – что же именно со мной не так. Воспаленное любопытство, с которым уже невозможно бороться. Так же, как я сама относилась к Дэвлину.
Я взяла ладонь Леонарда в свою, пальцы были горячими и сухими. Потом осторожно потянулась, подцепила край тени и завернулась в нее. А потом втянула за собой пассажира. Готово. Обе наши фигуры растаяли в вязких вечерних сумерках, сделав нас похожими больше на бесплотных духов леса, чем на обычных смертных. Зато воздух стал еще гуще и со всеми весенними запахами больше всего напоминал льющийся сладкий мед, которым по какой-то причине можно дышать, хмельной и пьянящий. Да, к перемещению в тени надо привыкнуть, пространство всегда немного сопротивляется, словно идешь сквозь толщу воды…
Надо сказать, с первыми же шагами невидимая веревка перестала меня душить.
На соседнем дереве вспыхнули первые голубые огоньки ночных светлячков, а по низинам поползли легкие нити сиреневого тумана, превращающего пейзаж в иллюстрацию к сказке про волшебный лес. Шептала неведомые древние слова листва, перекликались резкими голосами ночные птицы, заухала пролетевшая мимо сова. А где-то далеко послышались отзвуки крика. Впрочем, я и без этого смогла бы определить направление, фонило оттуда серьезно.
– Это невероятно, – прошептал мне на ухо виконт, вертя головой по сторонам, словно подросток, первый раз в жизни приехавший в столицу, – мы здесь будто призраки…
Он протянул руку, чуть не коснувшись кончиками пальцев расправляющей крылья мелкой летучей мыши. Мышь спросонок была взлохмачена, ленива и индифферентна.
– Способность эльфов, – отмахнулась я, не выпуская его руку, – не сбивай и пошли. Медленно, и старайся быть бесшумным. Смотри под ноги! Не экскурсия!
Он покачал головой, но пока что замолчал. Я же пыталась по возможности не хлопать ветками и выбирать дорогу в обход колючих кустарников. Разодранный какой-нибудь ежевикой-переростком гвардейский плащ виконт мне определенно не простит.
Идти, впрочем, пришлось недолго, впереди раздались голоса и заметались оранжевые отсветы. С темноты смотреть на свет огня – легко.
Посреди лесной поляны растянутый на веревках трепетал легкий шатер, светлая ткань вся была в темных, влажных, набухших пятнах, похожих на омерзительный след гниения. Шевелился без единого порыва ветра, будто внутри что-то большое и угловатое переворачивалось с боку на бок. Прямо перед шатром лениво облизывала языками пламени вечерний воздух огненная яма. Горько и резко, до слезящихся глаз пахло паленым, будто бы мясо на кухне подгорело. Сбоку стояли несколько железных клеток, в таких обычно аристократы перевозят крупных животных, вроде гепардов, но сейчас они были под завязку набиты людьми. Бедно одетые, но не нищие. Видимо их поймали на дороге. Захныкал какой-то ребенок, слишком тесно прижатый к прутьям клетки, и заплаканная женщина в длинном темном платке попыталась освободить ему немного места, а потом принялась что-то тихо говорить. Тут же откликнулись другие дети, их было немного, но держали их в тех же клетках. В свете мечущегося оранжевого света лица пленников были похожи на скорбные маски с черными безжизненными провалами глаз и ртов.
Рядом стояли несколько телег, груженых свертками и тюками, в которых с энтузиазмом копались двое мужчин в темной кожаной одежде, вооруженные короткими рондскими палашами. Револьверов я не заметила, да и вообще, не слишком презентабельные личности. А уж речь…
– Работорговцы, похоже, – шепнул мне на ухо Лео, – в Дайсе за это лет двадцать дают, а тут…
Логика в его речи была. На любую беду слетается много всякой швали, как шакалы на запах крови. Мародеры, грабители, почему бы и не работорговцы, собственно? Столько народу сейчас идет по дороге на юг, да такие, кого никто не хватится.
Но я не могла долго рассматривать пленников, взгляд помимо воли ускользал в сторону шатра и замирал на нем, словно под действием гипноза. Так смотришь на белесую личинку, копошащуюся в расползшейся ране трупа: мутит от омерзения, но болезненное любопытство зачаровывает и не дает отвести взгляд. Я закрывалась, как могла, но отголоски все равно долетали. Горячего голода, предвкушения и дикой злобы. Странно, при приближении к источнику этой мерзости сильнее ощущения не стали – как было на дороге, так и в шаге от шатра. Что, кстати, нарушало несколько фундаментальных законов магии, в формулировках которых фигурировала фраза «на квадрат расстояния».
Ткань дернулась особенно сильно, натянулась с одной стороны, чуть не лопаясь, и в свете костра стало видно, что вся ее поверхность лоснится, будто пропитанная какой-то слизью. Что бы там ни было, это не нежить. Даже сходящий с ума от жажды вампир ощущается иначе. Скорее…
На миг у меня перед глазами встал заполненный мраком балкон Замка, лезущий в уши, сводящий с ума шепоток тьмы, жадно касавшейся кожи на спине и плечах. И разумеется две разгорающиеся золотые искры – глаза жуткой непостижимой сущности, изучающей меня с любопытством и даже одаривающей неким странным подобием дружбы. Только вот за всем этим прятался точно такой же пугающий до одури голод, какой ощущался сейчас в шатре.
А дурнота эта и пот холодный – это потому что тело пытается трансформироваться, поняла я внезапно, обзавестись чешуей и когтями, расправить крылья и… и не знаю. Инстинктивная реакция, подавить которую оказалось
