на ноги и принялся разглядывать свои ладони.
– Знаешь, – проговорил он медленно, – я, наверное, должен быть в шоке. Но его почему-то нет. Только я очень голодный.
Георг поднял лицо, и в ставших черными глазах вспыхнул, разгораясь ярче, все тот же красный огонек. Плохо дело.
– Послушай, – попыталась я достучаться до его разума, медленно пятясь, так, чтобы кусок льда оказался между нами, – я накормлю тебя, но не раньше, чем мы выйдем отсюда. Ты только потерпи немного, ладно? Эй? Ты меня слышишь?
Он оказался рядом слишком быстро, одним незаметным глазу движением, размазавшись на миг по воздуху серой дымкой, потом взял за руку, поднял ее вверх к собственному лицу, зачарованно глядя, как из пореза стекают рубиновые капли. Между вишневых губ явно проступили вытягивающиеся фарфорово-белые клыки. Твою ж мать.
– Что со мной? – спросил бывший гвардеец как-то жалобно, не в силах ни отвести взгляд, ни разжать пальцы.
– Так! Стоп! – не пальцы на запястье – мертвячьи тиски! – Это жажда. Я дам тебе, чем ее утолить. Только не так и не здесь, прошу! Возьми себя в руки! Георг! Виконт Левьер!
А бесполезно. Алое зарево затопило его глаза целиком, веки потемнели, а на лице появилось новое, не знакомое мне до тех пор хищное выражение.
– Не-не-не, – оставалось только отступить хоть на полшага, но там я прижалась спиной к холодной стене морга, – нет! Георг! Не делай этого!
Вампир не понимал, не осознавал, напрочь потеряв свою идентичность. Все, что существовало для него – только жажда. Безумный голод, заполнивший все его тело, ставшее таким холодным и незнакомым. Только согреться. Только не остаться в этом мраке и холоде, когда скулы сводит от желания… желания чего?
Клыки… Они должны войти в тело, мягко прорезав кожу, плоть, так чтоб потрясающе вкусная и горячая кровь с запахом глинтвейна целебной амброзией хлынула в горло. Пить ее. Глотать. Захлебываться от жадности. Он схватил меня за плечо, запустив пальцы другой руки в волосы, и медленно отогнул голову в сторону, обнажая шею.
– Стой! Сопротивляйся! Ты сможешь! Георг! Ги!
Ги смог. Он оказался лучше, чем он сам думал о себе. Алый огонек мигнул и чуть отступил в глубину зрачков, затаившись там голодным хищником. Гвардеец отшвырнул меня к противоположной стене и упал на колени, закрыв лицо руками. Толи не желая видеть, то ли – слышать такой дразнящий запах крови.
– Уходи, – глухо прорычал он, – беги…
Отлично! С самоконтролем у парня все более чем хорошо. Нам обоим здорово повезло, надо сказать, особенно ему, потому что еще миг, и я выпустила бы баргестов. Как быстро две инфернальные твари разорвут новорожденного немертвого – вопрос хороший, но узнавать ответ на него мне не хотелось.
– Считай, – велела я, вспомнив другого вампира – Вегу, – до тысячи, быстро, как только можешь. Я помогу тебе, но только если ты сейчас сможешь взять себя в руки. Понимаешь? Ну! Считай!
– Один, два, три…
Мы вывалились из храма вместе, пошатываясь, как пара хорошо так подвыпивших бродяг. Я накинула на него стащенную там же в морге белую холстину, в некоторых ситуациях саван – вполне сойдет за плащ, и потащила новоявленную нежить за локоть через площадь в сторону гильдии. Казалось бы, расстояние – всего ничего, а вот поди ж…
– Ты, я вижу, вообще не спишь по ночам, а?
Я замерла и выругалась про себя. Да чтоб его! Как же не вовремя!
Сам соткался из ночных теней, помахивая тросточкой с беззаботностью столичного двадцатилетнего гуляки. Он заступил нам дорогу, с любопытством рассматривая моего спутника. Тот упрямо сверлил взглядом мостовую, до скрипа сжав зубы. Или клыки? Как они их называют? Боги, о чем я только думаю.
– А тебе не говорили, что отращивать поверх черепа плоть для маскировки, а потом раскрашивать ее же под череп – это не авангард, а дурость? – фыркнула я, просто, чтоб он отвязался.
Демон хохотнул и медленно подошел поближе, наклонив голову набок. Воздух сгустился вокруг нас и чуть ли не звенел от напряжения. От-вя-жись. Просто отвяжись, парень.
– А это у нас кто? Ну-ка, подожди. Кажется, я уже где-то тебя видел…
Нет, поймите меня правильно, самообладание у Ги – выше всяких похвал. Принципы, идеализм, воспитание – все то, над чем я по дороге втихаря хихикала – именно это и спасло мне жизнь в этот раз. И пока вампир считал – он сосредотачивался на этом процессе, не позволяя себе сорваться. Но согласитесь, сложно оставаться спокойным, когда какая-то пакость, раскрашенная, как клоун, тянет к тебе паучью лапку с явным намерением потрепать за подбородок. Тут и ангел бы психанул.
Я поняла, что танцев не избежать за миг, до того, как все и началось.
Георг поднял лицо, бледное, мраморно-красивое, резко очерченное сбоку тревожным оранжевым светом уличного фонаря. Жилы на лбу напряжены, разве что кожу не прорывают, поза напряженная, куда там натянутой струне. Черные вмиг намокшие под дождем волосы облепили его щеки и лоб, придав гвардейцу вид совершенно безумный. Он еще продолжал шевелить губами, считая, но я понимала – сейчас сила воли проиграет. Понимать – понимала, а поделать ничегошеньки не могла.
А потом за долю секунды алый цвет затопил его глаза. И это – не фигура речи, зрачки зажигаются красным, будто две лампочки, что само по себе жутко, но когда этим светом поблескивают мокрые от дождя щеки и капли на ресницах, совсем никуда не годится. Жутко это, господа.
– Стой! – пришлось повиснуть на локте нежити, но он стряхнул меня со своей руки вместе с куском белого полотна так, что я покатилась по мостовой кубарем, здорово ушибив плечо. – Стой! Да он упокоит тебя! Ги! Ги!!
Но не успевала даже на ноги вскочить, не то что что-то предпринять.
Проклятье!
А потом оба силуэта размылись, став призрачными, пропуская через себя лунный свет. А я благоразумно отодвинулась еще подальше – вот уж во что не стоило вмешиваться: одуревший от голода только что обращенный вампир и вселившийся в сосуд демон – сами как-нибудь разберутся. Я-то, в конце-то концов, смертная, в отличие от некоторых.
Танец – смерть против бездны, больная страшная кадриль под косыми тугими струями дождя. Завораживало.
А закончилось все внезапно быстро и совершенно неожиданным для меня образом: Георг сидел верхом на теле Сама, жадно глотал кровь, хлещущую из разодранного в клочья горла, а рядом собиралась в силуэт черная полупрозрачная фигура.
– Какого хрена?! – прошелестел настоящий Сам, глядя, как конвульсивно дернулись ноги его
