«Слышит ли» – засомневался Лесьяр. Но повторять времени не осталось – Жница выбралась из оврага.
– Все, ступай!
Он дернул Неждану за рукав, заставив подняться, подтолкнул по тропинке в нужную сторону, а сам шагнул к Жнице.
– Я связана вместе с ней, – проговорила княжна. Она по-прежнему стояла за спиной аптекаря, смотрела на него, будто забыв, что совсем рядом – вечно голодная мать всех мар. – Она не уйдет без меня.
Лесьяр обернулся и беспечно улыбнулся:
– Ты думаешь, у нее такой тонкий вкус?.. – глаза стали серьезными: – Ступай, княжна, чтобы гибель моя не оказалась напрасной…
– Лесьяр!
Он вышел на тропинку навстречу Жнице.
Луна вспыхнула, вырвавшись из-за туч. В ее холодном и однообразном свете, отражаясь в глазах Нежданы, горела серебром спираль поворотного камня, светились на распахнутой девичьей ладони крупинки волшебной Соли. Лес притих, прислушиваясь к тому, что происходило у обрыва – только золотистые светлячки парили меж деревьев, не то глухие к происходящему, не то озабоченные чем-то более важным. Жница дышала тяжело, смотрела прямо на юношу – но без злости, скорее равнодушно, как на уже побежденного врага. Сделала шаг вперед. Черная кожа твари поблескивала в лунном свете, глаза горели белыми бельмами.
– Иди, Неждана, – прошептал Лесьяр, отчетливо понимая, что если Жница увидит княжну, то все окажется зря. – Ты должна…
Жница повела плечом, прислушиваясь к предательски тихому лесу.
«Она ее слышит или чувствует», – отчетливо догадался Лесьяр. Закричал:
– Эй, тварь неживая! Что зыришь?!
Жница перевела на него взгляд, посмотрела с удивлением, облизнула губы, будто пробуя воздух на вкус. Юноша чуть повернул голову, надеясь убедиться, что княжна послушала его и ушла подальше. Шумно выдохнул – княжна все еще стояла за его спиной и смотрела, не отводя взгляд от Жницы.
Та шагнула, подмяв под заднюю лапу несколько молодых елок – те хрустнули, по лесу, смешиваясь с тишиной, разлился сочный еловый запах. Где-то далеко вскрикнула сова, прошелестела крыльями, перебираясь с ветки на ветку. Коротко ахнула какая-то ночная живность. Совсем рядом. Так близко, что Неждана от неожиданности – не вскрикнула, нет. Выдохнула.
Сырой ветер подхватил ее дыхание, словно последний вскрик мотылька – Лесьяр видел его хрустальный блеск, окрашенный Серебряной звездой, потянул к небесам. Жница протянула руку, подхватила его – серебристая нить мягкой паутиной легла на ладонь, опутала пальцы.
– Нет, – прошептал Лесьяр.
Жница, не видя препятствий, направилась к Неждане.
Лесьяр, сбрасывая оцепенение, оттолкнул девушку:
– Беги!
Жница, сделав рывок, отшвырнула его – пролетев несколько метров, юноша ударился спиной о ствол, съехал по нему. В глазах потемнело – только горел подсвеченный серебром силуэт Жницы на темном фоне замершего в ожидании развязки леса.
– Неждана, беги, – Лесьяр, удерживая себя на краю сознания. Руки не слушались, тело стало словно чужим. Жуткая, пугающая беспомощность, когда не остается ничего, кроме рассудка. И держишься ты за него только ценой ощущения собственной боли, борясь с таким желанным и сладким безвременьем, распахивающимся у твоих ног. Лесьяр соскальзывал в него.
Жница возникла совсем рядом, но прошла мимо. Короткий вскрик Нежданы, потасовка. Жница одернула руку – Лесьяр надеялся, что это княжна все-таки сопротивлялась. Хоть и недолго и, вероятно, безуспешно – в следующее мгновение Жница схватила ее совсем так же, как недавно Чару – сгребла в кулак и подняла над землей.
Лесьяр перевел взгляд на лежащий у дороги камень, им бы сейчас запустить в тварь, может, та выпустила бы княжну из лап, а его, Лесьяра, раздавали наконец, чтоб не мучался.
– Мама, – крикнула Неждана, заставив Жницу замереть. – Я знаю, ты меня слышишь… Это я, Неждана, твоя дочь. Что бы не происходило, я твоя дочь, кровь от крови твоей, плоть от твоей плоти. Я знаю, ты пришла за мной. Слишком поздно это поняла, еще позднее приняла. Я боялась, мама. Как же я боялась! До дрожи в коленках, до помутнения. И я позволила тебе убить целую деревню погоров. Пряталась за домами тех, кто подарил ночлег, в щелочку наблюдая, как ты их рвешь и убиваешь! Так что я такая же, как ты, соучастница твоя… Прошу тебя, давай остановимся, не убивай боле никого, – она всхлипнула. – Возьми меня, мою жизнь – она ведь всегда принадлежала тебе, и я готова была тебе ее отдать. Там, в отцовском доме, когда он собирался отправить тебя к волхву. Я хотела выкрасть тебя. Хотела избавить от одиночества и боли, стать затворницей рядом с тобой… Потому что… Потому что я знаю, откуда пришла твоя хворь, – ее голос звенел над лесом, – я была там, в саду, когда приходил Радимир! – прозвучавшее имя заставило Жницу содрогнуться. – Да, я слышала, как он бросил тебе в лицо проклятье. Не поняла ничего да постаралась забыть. Не потому, что думала – неважно. А потому что струсила. Я всегда была трусихой, мама! И сейчас трушу… Боюсь, что ты уйдешь и оставить меня жить с этой тяжестью, с этой болью в груди – что я тебя предала! Прости меня… Это я напоила тебя той отравой, украла ее… Да еще и зная всю правду, поклялась кровью, что хворь твоя безвинная. И через мою ложь ты превратилась в Жницу… Моей ложью пусть все и закончится…
Она сникла. Жница жалобно выдохнула, наклонилась, будто собираясь поставить девушку на землю. Та ударила по кулаку, ее сживавшему:
– Не смей меня оставлять! Что ты там должна сделать? Проглотить меня? Разорвать? Утащить с собой в царство Кощее?!
Жница зарычала, будто собираясь проглотить княжну.
Тонкий, пронзительный визг раскрылся над деревьями, будто крылья гигантской птицы.
Луч Серебряной звезды подхватил его – мягкая паутина вуалью повисла над лесом. Лесьяр отчетливо заметил, как по нему кто-то идет. Маленькая фигура в лохмотьях, прихрамывающая на правую ногу. За ней – высокий мужчина в камзоле.
Услышав визг, крохотная фигурка скатилась на траву. И в том месте, где она замерла, из темноты засверкали гнилушечно-зеленый огни.
«Мары!» – крик застрял в горле Лесьяра. Они были повсюду, окружая раненого аптекаря, Жницу с зажатой в лапах княжной.
Свет луны упал на лицо прибывшей мары, Лесьяр узнал ее – это оказалась та самая тварь, которую он пленил совсем недавно. Мара покосилась на него с издевкой, отошла от небольшого круга света, чтобы позволить спуститься по нему своему спутнику.
– Я исполнила обещание, князь, – прохрипела мара и отступила к своей родне, почти смешавшись с толпой кладбищенских тварей, но не уходя далеко. «Ждет возможности, чтобы расквитаться со мной!», – догадался Лесьяр. Странно, но мысль оказаться в руках мар не внушила ни страха, ни отчаяния – ему было все равно, что будет теперь с ним. Бесконечно мучить его все равно не смогут – отмерено ему считанные часы. Ну, может, дни.
А вот Неждана привлекала все его мысли.
Князь Олег, ступив на траву, позвал Жницу по имени:
– Чернава, остановись! – Жница зарычала, уставившись на него. – Ты много лет страдаешь, много лет ешь себя поедом за грех, который давно простил тебе. И ты знаешь о том. Но нет более жестокого судьи, чем собственная совесть. Твоя тебя почти убила!
Жница будто бы стала чуть меньше ростом, клыкастая морда стала менее звериной, чуть более плоской – или Лесьяру это показалось. Он почувствовал, как что-то холодное коснулось его руки – вздрогнул, заметив, как оно копошится у пальцев. Пригляделся: бледные нити, проявившиеся из земли, опутывали его тело. Он бы сбросил их, но не мог. Снова переведя взгляд на князя, он встретился взглядом с плененной марой – та смотрела исподлобья, не отпускала его взглядом. С губ слетали заклятья на неизвестном аптекарю языке.
«Не важно, теперь уже неважно», – решил аптекарь и сосредоточился на том, что происходило между князем и Жницей.
Та стала еще ниже. Тощая, поникшая, с пустыми грудями, она стояла перед ним на трех лапах – в передней все еще сжимая Неждану. Девушка была жива, пыталась высвободиться, смотрела призывно то на Лесьяра, то на отца.
– Я любил тебя, Чернава. И тогда любил, когда брачный обет давали, и потом, когда родилась
