class="p1">- Вот в этом мы все, дружище. Горячие, буйные и за правду.
- Я не буду делить с тобой ложе.
- Чего, блядь? – переспросил я, надеясь, что ослышался. Филоктет, поджав губы, повторил свою странную фразу. – С чего ты решил, что я с тобой делить ложе собрался? Я не пидарас вообще ни разу. Писечки люблю только женские, в сосискоедении замечен не был.
- Ты пытаешься со мной подружиться, друг Ахилла. Так делают те, кто желают близкой дружбы.
- Найди того, кто тебе это сказал, и дай ему по ебалу, - буркнул я. – У нас это называется «делиться сокровенным». Вот и все. А тебе уже ебля везде мерещится. Нормально же общались. Фу таким быть!
- Прости, - сконфуженно рассмеялся грек.
- Хуй тебе, а не «прости», - ехидно вставил я, двинув Филоктета кулаком в плечо. – Ходи непрощенным.
- Так и быть, друг Ахилла.
- Бля. Шуток ты не понимаешь. Этим все греки страдают. Не можете отделить целительные семена сарказма от текста шутки, да? Все за чистую монету принимаете. А если бы я сказал, что я – это Аид и глумлюсь над тобой? – глаза грека расширились от ужаса, заставив меня в очередной раз вздохнуть и поругать древнегреческую наивность. – Забей, короче.
- Ты Аид?
- Нет, блядь, я бухгалтер. А сказал, чтобы просто повыебываться.
- Ясно, - хмыкнул Филоктет. – Ахилл сказал тебе, что мы завтра идем на Трою?
- Сказал. Он же мой друг, а за друзьями хоть в огонь, хоть в воду.
- Я надеюсь, что боги будут милосердны ко мне, и я лично сражу эту суку, Париса.
- Даже не сомневайся, - кивнул я, закуривая сигаретку. Филоктет прищурился в ответ.
- Сарказм?
- Нет, дружище. На сей раз, чистая правда, сверкающая, как сперма на залупе кота Баюна. Иди, отдыхай. Завтра рано вставать.
- И ты отдыхай, друг Ахилла…
- Меня Збышек зовут.
- Филоктет!
- Я знаю, дурья твоя башка, - рассмеялся я, махнув в сторону улыбающегося грека рукой. – Пиздуй уже. Пусть владыка Ахилл заявит сюда свое рыбье ебало.
- А это сарказм?
- Он самый.
- Чистый, как залупа, - повторил Филоктет. Он на секунду замер возле выхода и тихо произнес, не сомневаясь, что я услышу. – У меня странное чувство, будто мы знакомы всю жизнь. Прощай, Збышек, друг Ахилла.
- Покеда, Филоктет, друг хуйпоймикого. Ты даже не представляешь, насколько близок к правде, - вздохнул я, туша окурок о подушку сына Ахиллеса. – Ебушки-воробушки.
Глава восьмая. Герои не убивают женщин.
Утром, лишь только розовоперстая Эос принялась малярничать с облаками, мы выдвинулись в путь. Греческое войско, обрадованное тем, что с ними шла душа Ахиллеса, весело гомонило и в красках расписывало, что сделает с троянцами. Грек улыбался и слабо покачивал головой, расположившись в комфортной повозке, которую нам достал Филоктет. Я же внимательно наблюдал за предком и ехидно улыбался Астре, которая, прильнув ко мне, развлекалась тем, что выщипывала волосы из моей многострадальной руки. Странные у них, у рыжих, развлечения. Ну да ладно. Они в Средние века настрадались, так что простительно.
Сын Ахиллеса, Неоптолем, скакал на крепком жеребчике рядом с повозкой и изредка о чем-то разговаривал с отцом. Улыбнувшись, я кивнул другу, в глазах которого на секунду блеснула зависть при виде доспехов Неоптолема. Грек усмехнулся и показал мне средний палец. Я в ответ исхитрился и показал ему пизду, сделанную из двух ладошек, чем изрядно повеселил Астру. А хули еще делать пока едешь к вратам Трои. Веселиться надо, в пизду уныние. Точно говорю.
Но чем ближе мы приближались к финальной цели похода, тем суровее становились лица простых воинов. Даже Ахиллес сменил повозку на рослого коня, на котором скакал рядом, задумчиво смотря вперед, где уже виднелся дворец Приама, а в воздух поднимались тугие струи дыма.
И тут-то в нос ударили первые нотки гнилой вони, состоящей из пролитой крови, немытых тел и помоев, превративших сухую землю в чавкающее месиво. Сюда бы какого-нибудь эколога, ох он бы охуел от антисанитарии. Но это все мечты, мечты. Впрочем, я был даже благодарен Филоктету за то, что тот выделил нам повозку. Топать по этой грязище смог бы только самый недалекий человек. Или попросту потерявший желание жить и иметь пару конечностей. Изредка до нас доносились отрывистые приказы командиров, тугие звуки рога и дикие крики раненных, которых складировали возле многочисленных шатров. Добавьте к этому специфическую вонь и поймете, в каком Аду рубились греки за то, что малохольный долбоеб увел жену другого долбоеба. А потом над лагерем греков повисла тишина, застывшая и немного жуткая. Все, от командиров до простых солдат, смотрели на Ахиллеса, который, задрав подбородок, сурово ехал на коне посреди всей злоебучей вакханалии.
- Невероятно, - только и мог пробасить пузатый здоровяк, с грязной, всклокоченной бородой. Царь Менелай собственной персоной. Он осторожно обошел Ахиллеса по кругу и отскочил от него, когда грек резко пошевелился, чем заставил великого царя испустить зловонный газ из задницы.
- Невероятно, но факт, - тихо вставил другой мужчина, с хитрым взглядом и надменным выражением лица.
- Факт, Одиссей. Ты видишь перед собой душу Ахилла, сына Пелея, - усмехнулся Неоптолем. – Разве это не знак, что ждет нас победа?
- Угомонись, юноша, - мягко ответил Одиссей. – Знамо дело. Из царства Аида многие выходили, но как поверить, что стоящий пред нами Ахилл, настоящий Ахилл…
- У, сука! Чревовещатель, нахуй! – рявкнул внезапно Ахиллес и мощным подзатыльником отправил удивленного Одиссея на пол, после чего, задрав ногу, показал ему пятку, где белел шрам от предательской стрелы Париса. – Видишь? Конь, бля! Пенелопоёб!
- Какое изящное ругательство, - вставил я, пытаясь приглушить смех невнятным хмыканьем. Но Менелай мог себя не ограничивать и громко расхохотался, когда Ахиллес пнул царя Итаки носком в ребра.
- Верно, славный Ахилл. Буйный и здоровый. Твоя помощь будет нам кстати!
- Нет, Менелай, - ответил грек. – Я здесь ради другой цели. Аид отпустил меня, чтобы я помог Филоктету наказать убийцу.
- Да, этот выродок должен понести наказание, - хрипло ответил Одиссей, когда его подняли с земли, отряхнули и сунули в руки кубок с вином. – Из-за него мы здесь страдаем столько времени.
- Из-за собственного уебанства вы страдаете. Не в этом смысл, -
