Голоса приближались. Перед лицом неизвестности присутствие хоть кого-то знакомого рядом немного успокаивало.
— Не спи! — встряхнул я зверька.
— М-м-м… не могу, очень хочется.
Снова свернувшись в пушистый клубок, вероломный грызун уютно засопел. Я поспешно подхватил его на руки и отступил назад, укрывшись в тени и моля бога, чтобы случайно не пересечь невидимую границу вечеринки.
К счастью или несчастью, взорваться мне не пришлось.
На широком крыльце с колоннами появились гости. Все в роскошных цветных подпоясанных тогах, не считая, разумеется, рабов, одетых более скучно и однообразно. Свободные граждане явно успели как следует приложиться к напитку Бахуса и фасциев уже почти не вязали.
Краснолицый толстяк, вылитый актер Зеро Мостел, громко расхохотался.
— Ну что ж, Тримальхион, пускай ты невежа, бывший раб и неуклюж, как камелопард, но мы, пожалуй, не станем отказываться от твоего фалернского!
— Тс-с! Помолчи, Гликон, а то хозяин, чего доброго, услышит! — прошипела пожилая матрона, лицо которой показалось бы слишком накрашенным даже в наше время.
— Ну и пусть слышит! Да я ему прямо в его рябую рожу скажу!
— Я тебя прошу…
— Ладно, ладно.
В разговор вступила молодая женщина, которая пришла без слуг:
— Заходите, не ждите меня, я тут кое-что должна сделать.
Гликон снова расхохотался.
— Бьюсь об заклад, засунуть новый пессарий в свою сладенькую киску! Жрицы Приапа трудятся день и ночь…
На этот раз смеялись все, даже та, к которой была обращена нехитрая острота, хотя в ее хихиканье ясно слышалось раздражение. Женщина огрела шутника пучком каких-то трав, который держала в руках, и надменно произнесла:
— Квартилла прощает тебе твою грубость, Гликон, однако не могу поручиться, что мой небесный покровитель будет столь же милостив. Приап не прощает подобных оскорблений.
С толстых щек толстяка мгновенно схлынул весь румянец.
— Прости, о жрица, я не хотел никого обидеть! Э-э… не может ли скромное пожертвование в пользу храма, ну, скажем, сотня сестерциев, хоть немного загладить…
— Две сотни скорее смягчат Олимпийский гнев.
— Ладно, — буркнул Гликон. — Завтра утром пришлю раба.
Еще один ночной гуляка, здоровенный бугай с мечом на поясе, начал колотить в дверь. Лицом страшней обезьяны, он был исполосован шрамами, как дерево влюбленных в переулке. Под действием выпивки его природная вспыльчивость превратилась в кипящую злобу.
— Открывайте, во имя Ахиллеса! Пришел Гермерос, душа общества!
Дверь распахнулась, в ней стоял изможденный привратник в зеленой ливрее.
— Нет нужды шуметь, граждане, пир только начался. Проходите скорее, пока ночной холод совсем не уморил меня! Внимательней, с правой ноги!
Послушно переступив порог, гости исчезли за дверью.
Оставшись одна, Квартилла подозрительно осмотрелась по сторонам. Прижав Соню к груди, чтобы заглушить храп, я затаил дыхание. В мерцающем свете факелов жрица казалась сошедшей с полотна Альма-Тадемы. Богиня прерафаэлитов, с волосами как вороново крыло, в шелках и парче.
Пока я любовался, она подожгла от факела свой травяной букет, наполнив воздух ароматным дымом, и бросила на ступени крыльца. Потом торопливо задрала подол и присела на корточки над крошечным костром. Послышалось шипение струйки мочи, заливающей огонь.
— Во имя Приапа и Гекаты, Митры и Эйлетии, я приказываю демону явиться!
Повинуясь странному порыву, я шагнул вперед.
Женщина испуганно взвизгнула и, потеряв равновесие, повалилась на спину, задрав голые ноги.
Передвинув спящего грызуна под мышку, я подал ей руку, помогая встать. Все еще дрожа от страха, жрица поднялась на ноги.
— Вызывала? — буркнул я. — Что надо?
Она смотрела на меня вытаращенными от ужаса глазами.
— Не могу поверить, будто во сне… И надо же, как раз в ночь накануне последнего экзамена! Сколько раз я пыталась вызвать демона, и вот наконец… Ты такой… обыкновенный, ни грохота, ни огня… дыма, и того нет.
— Дым и огонь давно уже не в моде, разве что при разборках на Олимпийском уровне, да и тогда мы чаще обходимся газовой горелкой.
— Да нет, ты не подумай, я не жалуюсь. Ты и так очень впечатляешь — такой странный костюм, и вообще… Это что у тебя на шее — веревка висельника? Ладно, не отвечай, если тебе неприятно. Вот только… Никогда бы не подумала, что демоны бреются совсем как простые смертные.
— У меня сейчас трудный период. Жена ушла, и…
Глаза девушки заблестели.
— Ну да, как же я забыла! У каждого инкуба должен быть суккуб.
— Вот-вот, — мрачно скривился я. — Он самый.
Она оживленно схватила меня за руку и потянула вниз по ступенькам.
— Мы должны прямо сейчас пойти в храм! Как только Альбуция, наша верховная жрица, тебя увидит, она сразу же повысит мне сан. Мама с папой будут так рады!
Я торопливо высвободился и отпрянул к двери.
— Боюсь, ничего не получится. Мне позарез нужно быть на вечеринке… или на какой-нибудь другой.
Квартилла с озадаченным видом приложила указательный палец к уголку рта. Потом лицо ее осветилось очаровательной улыбкой.
— Понимаю. На тебе заклятие, да?
— Ага, — кивнул я. — Все этот Бахус, чтоб его…
— Вон оно что! Неразумно пренебрегать волей Энорха Семявержца. Советую тебе подчиниться.
— Как будто у меня есть выбор!
— А может, после пира? — Она с надеждой заглянула мне в глаза. — Придешь?
Разочаровывать ее мне очень не хотелось.
— Посмотрим.
Квартилла вспыхнула как греческий огонь.
— Вот и чудесно! Я весь вечер не отойду от тебя ни на шаг, а чтобы не было лишних вопросов, скажу, что ты umbra, случайный гость — так можно.
Перспектива стать спутником такой красотки не казалась слишком ужасной, и я молча кивнул. Она снова задумалась.
— А как тебя называть? Не демоном же…
— Лорен, — представился я.
— Как-то странно звучит… Может, Лаурентиус?
— Сойдет.
Удовлетворенная моим новым именем, Квартилла привычным движением одернула юбки и решительно постучала в дверь особняка. Все тот же иссохший привратник торопливо пропустил нас внутрь.
Сорока в золотой клетке у входа прострекотала пронзительное приветствие. Впереди открывалась длинная колоннада, украшенная цветными фресками.
— Вот этот плешивый урод, что на каждой картине, — наш хозяин, — показала Квартилла.
— Шустрый старичок, — улыбнулся я. — И Трою брал, и в Элизиум летал на пару с Меркурием!
Она обольстительно повела плечами.
— Если ты богат, то можешь позволить себе любую фантазию…
Привратник удалился в свою каморку и принялся деловито лущить горох в серебряную чашу.
— Евнух отведет вас на пир, — буркнул он, указывая на бесполую фигуру, появившуюся из тени колонны. — Надеюсь, ваш зверь достаточно обучен, чтобы не осквернить драгоценные ковры моего хозяина?
Я совсем забыл, что держу под мышкой дремлющую Соню.
— Он хорошо воспитан, разве что чай иногда прольет.
— Лишь бы на парчу не пролил.
Мы двинулись за евнухом вдоль колонн и вскоре вступили — конечно же, с правой ноги — в огромную столовую, заполненную пирующими и ярко освещенную масляными светильниками, свисавшими с потолка. Вокруг центрального стола располагались полукругом три больших ложа, а несколько десятков поменьше были разбросаны по всему залу. Люди толкались, болтали, пили и смеялись, энергично поглощая изысканные миниатюрные закуски.
Нас сразу обступил и слуги. Одни омывали нам руки ледяной водой, другие подставляли золотые чаши, куда она стекала, третьи ловко орудовали мягкими полотенцами. Соню пришлось посадить на плечо.
Внезапно я ощутил, что с меня стаскивают туфли.
— Эй!..
— Это просто педикюр, Лаурентиус, — удивленно глянула Квартилла, уже расставшаяся с сандалиями. — Разве в царстве Гадеса его не делают?
— Не на вечеринках.
Молодая жрица наслаждалась почтительным вниманием слуг, словно бездомная кошка, подобранная Рокфеллерами.
— Как прекрасна цивилизация! Я с самого посвящения не была на нормальной вечеринке.
Я постарался побыстрей покончить с неприятной процедурой и нетерпеливо махнул рукой.
— Пошли познакомимся с хозяином.
Утопая босыми ногами в ворсистом ковре, мы пересекли зал. Квартилла надулась, недовольная прерванным педикюром.
— У вас, демонов, все такие нетерпеливые?
— Только те, у кого отняли жену, работу, крышу над головой и помешали покончить с собой.
— О!
Квартилла подвела меня к главному ложу. С одной его стороны возлежал Тримальхион. Он непрерывно хлюпал носом и кутался в красный шерстяной шарф. Стенные фрески в прихожей явно преувеличивали его скудные достоинства. Рядом с магнатом устроился Гермерос, сжимая в мясистой лапище огромную бутыль вина. Тога его была усеяна останками десятков креветок. Когда мы подошли, он раскатисто рыгнул и впился плотоядным взглядом в Квартиллу. Глаза его сверкнули как две фотовспышки.
