— Так ведь сенокос, — запыхтел Евдоким. — А день субботний, банный день — святое дело. Вот только Петр придет… А у тебя, Аполлинарий, чай, друзей нету? Что один к нам прибыл?
— Есть у меня друг Кент…
— Иннокентий?
— Да, учились мы вместе. Но его в отпуск не пустили.
— Чудно, — повел бровью Евдоким. — У нас не так. Если я гуляю — вся деревня со мной гуляет.
— Это отошло со временем, — объяснил Транзисторов.
Пришел Петр — угрюмого вида усатый человек. Бережно вычищенные большие кирзовые сапоги на нем поскрипывали.
— Здорово, мужики, — прогремел его голос.
Петр с интересом оглядел приезжего и учтиво подал руку:
— Из будущего?
Транзисторов кивнул.
— А какая же у вас власть? — спросил Покатилов.
— Власть? — улыбнулся Транзисторов, отметив, что более всего неграмотный народ, пожалуй, любит обсуждать политику. — Власть у нас выборная. Она все решает: сколько нужно школ, сколько больниц…
— Вот это жизнь! — восхитился Покатилов. — А у нас даже больницы нету, — скорбно произнес Петр. — Один лекарь ходит по домам и всех лечит.
После бани и щедрого ужина Транзисторов забрался на сеновал и там заснул, согретый и опьяненный душистым сеном. Снилось ему детство, цветы и качели. Проснулся он поздно, когда уже припекало солнце. Евдаким с Петром метали у забора стог.
— Утро доброе! — Крикнул Транзисторов. — Сегодня вы тоже не пойдете на поле?
— Воскресный день, — отозвался Евдоким, цепляя вилами сено. — Грех работать сегодня.
— Работать грех, а сами работаете, — выронил Транзисторов.
— Это не для дела, а так, для себя, — со стога отозвался Петр.
Весть о приезжем из будущего уже побывала в каждом доме Малой Щедрухи, и когда Транзисторов умывался на улице холодной водой, мурлыча песенку «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой», зажиточный сосед Покатилова кричал через забор:
— А как там, в будущем, насчет сапог?
— Свободно лежат.
Сосед откровенно присматривался к туфлям на Транзисторове.
— Хромовые?
Транзисторов поднял ногу, показывая подошву.
— Полиуретан.
Выпив молока, поданного заботливой Степанидой, он помог мужикам завершить стог. Потом они посидели, покурили и пошли ставить стог Петру.
Во дворе Петра Лобанова Транзисторов снова увидел ту зеленоглазую девушку с некрашеными волосами, которая встретилась вчера в лесу.
— Здравствуй, красавица.
— Здравствуйте, — сказала она выразительно и застенчиво опустила глаза.
— Тебя как зовут?
— Ефросинья.
Жена Петра, Матрена Аввакумовна Лобанова — румянощекая женщина в сером сарафане притворно жаловалась за обедом:
— Молоко у меня кислое, куры совсем худые, первачок слабый и яйца мелкие. А как в будущем с курами?
— В будущем птицефабрики, — объяснил Транзисторов.
— Чего ради у тебя куры худые? — возразил зажиточный сосед, расположившись за столом, как самый желанный гость. — Твои куры в моем огороде все перепортили. Ты бы хоть крылья им подрезала, что ли. Забор у меня низкий, — доверительно сообщил он Транзисторову. — Вот они, куры, через забор и летают. Эх, кабы досок мне…
— А если господ нету, то чьи же у вас фабрики? — поинтересовался Петр.
— Наши общий, акционерные.
— А куры? — спросил Евдоким.
— У нас все общее.
— И лес? — оживился сосед Евдокима.
— И лес.
— Здорово! — обрадовался зажиточный сосед Евдокима. — Вот бы мне в будущее. Я бы досок-то оттудова попривез!
Только в понедельник у Транзисторова выпало свободное время, и, расчехлив спиннинг, он отправился к Глубоким Ключам, привычно здороваясь с каждым встречным. Мужики спозаранку ушли в поле, и в деревне хозяйничали дети, женщины, старики, и шлялась под ногами мелкая живность. За околицей заливался жаворонок. Внизу густая растительность выдавала пойму неширокой реки Глубокие Ключи. Когда Транзисторов увидел их, у него перехватило дыхание. Прозрачная вода, зеленый камыш с синими стрекозами, желтые лилии в затонах… Все это так не вязалось с обычными представлениями городского жителя. Будь проклят тот, что первый вылил в Глубокие Ключи ведро мазута. Неприятное чувство шевельнулось в Транзисторове и замерло. Весь день он просидел на берегу, слушая птиц и наблюдая за полетом стрекоз над надводной гладью. В деревню он вернулся на закате, но мужики еще работали в поле.
— А как в будущем с пшеницей? — спрашивали Транзисторова малощедрухинцы.
— Без хлеба не сидим, — сдержанно отвечал Пол Лампьевич.
По деревне ползли сплетни:
— В будущем всего навалом…
— Птиц на фабрике делают…
— Все общее — бери, что хочешь!..
— Демократия…
Иногда эти слухи достигали сознания Транзисторова, и он пытался объяснить их происхождение. «Ограниченный кругозор, одностороннее восприятие жизни, — думал он, снисходительно улыбаясь. — Ясное дело — необразованный… но, главное, добрый народ, приветливый». Прошлое уже проникло в его сердце маленькими привязанностями. Под впечатлением здешней жизни он и не замечал за собой, что чаще, чем нужно, наведывается в гости к Петру Лобанову, где ищет встречи с Ефросиньей. А там, желая чуда, поджидала Транзисторова Матрена Аввакумовна.
— Аполлинарий, — молила она, — отправил бы ты меня в будущее. Хоть на часок, а? Ты не боись, я там хулиганить не буду. Я только туда и обратно, на минутку — уж больно охота посмотреть хоть одним глазком, как там, в будущем?
— Я попробую, — рассеянно отвечал Пол Лампьевич и поздним вечером шел на Красную горку посмотреть, как молодежь, вернувшаяся с поля, при кострах играет в лапту и горелки. Там среди ровесников бегала и звонко смеялась Ефросинья. Она казалась такой далекой и недоступной, как иная галактика, — у нее был свой мир, ей светили другие звезды. Тогда Транзисторов открыл как-то чемодан и свинтил из трубок машину времени.
— Ты никак домой собрался? — спросил Евдоким, откладывая недочиненное колесо.
Транзисторов нежно погладил никелированный пульт и тихо улыбнулся:
— Матрена Аввакумовна будущее просила посмотреть. — Хочешь, я вместе с ней и Степаниду твою отправлю?
— Хороший ты мужик, — запыхтел Евдоким и взволнованно полез в карман за махоркой. — Будущее — оно интересно!..
Этой ночью исчезли из Щедрухи две женщины. Весть облетела деревню. Интерес к гостю возрос. Только Петр, было, рассердился, узнав о выходке своей жены, но под натиском общего мнения, простил: все-таки в будущее сгинула. Транзисторов с тех пор каждый день стал уходить с мужиками в поле, где от зари до зари косили они траву. В полевой кухне за обедом он виделся с Ефросиньей. Люди были добры, веселы и не чуждались приезжего. Работали с песнями — так легче.
— А в будущем песни веселые? Спой! — просили Транзисторова.
— У меня голоса нет, — виновато клонил голову Транзисторов. — В следующий раз приеду — вам магнитофон с записями привезу.
Казалось, отпуск складывался удачно. И погода стояла хорошая, редкое облако заслоняло июльское солнце. Но тут как гром с ясного неба, вернулась из будущего Матрена Аввакумовна в противогазе и всю деревню до безумия довела:
— Святы небесныя!.. И даже тучи там разноцветные. Не жизнь у них, а ярмарка — на улицах толкучка, бабы крашеные, почти голые ходют. Дорогу не перейти — сшибут. А вдоль дороги, что твои метлы в землю воткнутые, деревья стоят стриженные, окультуренные!
Глядя на противогаз и представляя метлы вдоль дороги, селяне до утра молились перед лампадкой. Мужики с тоски перепились. К Транзисторову прибежал бледный дьякон малощедрухинского прихода.
— Значит, в будущем конец света?!
— Бросьте вы людям голову морочить, библейские сказки вдалбливать, — осуждающе проговорил Транзисторов.
— Это библейские сказки? — обозлился дьякон, потрясая противогазом. — Антихристы! Истинно сказано, наступит смута великая!..
Чтобы не смущать народ, противогаз тот Транзисторов утопил потом в озере. Мало-помалу страсти утихли; обычным кругом дел, сенокосом, грибной прохладой и запахом земляники хозяйка-природа успокоила души людские. И хоть Степанида по-прежнему была где-то там, в неопределнном будущем, селяне не нервничали. Даже Евдоким, хоть скучал откровенно, но не переживал за нее — вернется. И Транзисторов продолжал ходить с мужиками в поле.
— Слышь, Аполлинарий, — сказал как-то Евдоким, — а то оставайся у нас, в прошлом. Мы тебе всем миром хату справим, такую невесту найдем… вон хоть Ефросинья.
Пол Лампьевич был человеком дисциплинированным. Он покачал головой:
— Не могу.
В силу своего воспитания он, действительно, не мог не вернуться на работу из отпуска и тем самым совершить прогул, да еще оставить у себя, попросту говоря, украсть, машину времени. А потому в назначенный день он оседал выданный напрокат аппарат, пристегнулся ремнями безопасности и исчез.
