— Говорила мне, дураку, мамочка в детстве, учи, сынок, географию. Нет же, идиот, не послушался.
— Это не география, — хмыкнул Минька, — а химия.
— И про химию мне мамочка говорила, — покладисто согласился с ним Славка.
— И еще геология, — ехидно добавил тот.
— И про…. Нет, позвольте, ее в школе не было. А, ну да, говорила мне мамочка — иди, сынок, в институт учиться, — сменил пластинку Славка. — Так ведь нет, прямо как в пословице получилось. Было у мамы три сына: двое умных, а третий — офицер.
— Если это к нам применить, — добавил Минька, желая отыграться за все, — то получится, что один умный, а двое — офицеры.
— Причем один в запасе, — тут же поддержал его Славка.
Константин слушал их, улыбаясь и понимая, что идут последние секунды такой полнейшей расслабухи. Завтра-послезавтра эти болтуны разъедутся и вернутся очень не скоро. «Если вообще вернутся», — мелькнула в голове шальная мысль, но он тут же отогнал ее от себя, суеверно боясь накликать беду. Наконец Костя решил, что веселье пора заканчивать, и оборвал весельчаков.
— Стало быть, ты задачу уже понял? — обратился он к Миньке. — Ничего пояснять не надо?
— Да ясно все. Поиск компонентов для пороха, — пожал тот плечами.
— Ну а если ясно — действуй. Епифан со Зворыкой тебя всем снабдят. Будут все обращаться к тебе «господине». Для авторитета, — пояснил Константин. — И имей в виду, что полное имя от Миньки здесь Миней, а тебя, как я полагаю, Михаилом в двадцатом веке звали?
— Ну да, — недоуменно ответил тот.
— Уменьшительное от него будет Михалка. Но лучше, если полностью, а то и по имени-отчеству.
— Так смеяться будут.
— Два-три дня, ну, с недельку от силы. Зато потом уважения прибавится. К тому же с тобой дружинники будут, так что до откровенных насмешек не дойдет, а если умение проявишь, то вмиг авторитет поднимается. На Руси знатоки да специалисты уже сейчас в почете.
— Только панибратством не увлекайся, старина. Оно, конечно, не армия и не внутренние войска, но начальник в любом деле должен быть, и если вась-вась со всеми будешь, то сразу слушаться перестанут, — добавил Славка.
— А главное — лишнего не сболтни, — предостерег его Константин. — Помни, что порох — это наше секретное оружие, и если догадается кто, из чего его производят, то уж нужную пропорцию найти — раз плюнуть. Да и на привалах, по вечерам не больно-то рассказами увлекайся, а то трепанешь чего-нибудь, про восстание Спартака, к примеру, или про нашу революцию, так потом беды не оберешься.
— Так что ж мне, молчать, блин, все время? — не выдержав, взорвался Михалка. — А если спросят что-нибудь?
— Спросят — ответь, — осадил его Константин. — Только не торопясь, степенно. А насчет молчать — это ты в самую точку попал. Очень уж у тебя речь загрязнена атавизмами разными от двадцатого века.
— Атавизм, кажется, пережиток прошлого? — Славка скорчил невинную рожу, но бесенята в его глазах так и прыгали.
— Верно, — согласился Константин. — Но в данном случае это пережиток будущего.
— Красиво сказано, — немедля восхитился бывший спецназовец и толкнул в бок Михалку: — Учись, Минька, как надо из щекотливых положений выползать. Легким движением руки, пардон, языка с ног на голову переставил — и все. Вот это по-княжески. Это я понимаю. Ой, да ты у нас переименованный, а я все по-старому. Извиняй, Михалка.
— А ты не больно тут веселись, — утихомирил его Константин, не давая начаться очередной словесной перепалке. — Сейчас Михаил Юрьевич нас покинет, и я тобой займусь. Вплотную.
— Тогда я останусь, — заинтересовался грядущей веселой перспективой Михалка. — Не хочу кайф упускать.
— Ты уже его весь упустил, — повернул к нему голову Славка. — Он у тебя весь в том веке остался. А здесь средневековье. Тяжелая работа, князь и я, а вместо кайфа шелепуга, — вовремя ввернул он про плетку, после чего Минька помрачнел, вспомнил что-то неприятное и, вяло махнув рукой, пошел к двери, но на полпути остановился и хитро глянул на оставшихся.
— Кстати, вот вы меня шугаете все время, пристаете с ерундой разной, а у меня деловое предложение есть. Чуть не забыл из-за ваших глупостей.
— Какое?
— Насчет ускорения процесса. Я предлагаю запараллелить его и пустить двумя линиями.
— Переведи, — попросил Славка. Константин молчаливо присоединился к его просьбе.
— Пусть кузнецы по моим выкладкам и чертежам приступают к отливкам форм, — охотно пояснил Минька. Быть в центре внимания ему нравилось всегда. К тому же это здорово помогало думать. При наличии благодарных слушателей он не только охотно и в достаточно популярной форме излагал уже созревшие идеи, но еще и с искрометной легкостью, безбожно импровизируя, тут же, на ходу, совершенствовал их, вносил новшества в придуманное ранее.
— Отливки должны быть разных размеров и форм. Все тщательно пронумерованы. Основных видов — два. Наступательная граната типа РГ-42 и оборонительная типа лимонки. Главная задача, чтобы их сделали — это где-то штук сорок-пятьдесят — к моему приезду. Получится, что у меня будет порох готов, одновременно и формы, куда его засыпать. Помимо этого — учитывая требуемую вами секретность, а также взрывоопасность пороха и необходимость строго соблюдать специфику его хранения, — надо построить специальные помещения. Что-то типа складов и мастерских. Это тоже с тебя, княже, — и, нарочито нахмурив брови, добавил: — Чтоб к моему приезду все было готово, а не то… — И, не зная, что еще сказать, в качестве убедительной концовки он с силой грохнул кулачком по столу, но тут же возмущенно зашипел, потирая ушибленную руку, и гордо пошел на выход.
— Ну, вылитый Кулибин, — восхищенно пропел Славка вслед уходящему Миньке. — Вот что делает с человеком нежелание пахать и сеять, как все добрые люди. Идеи так и посыпались горохом.
— Ты заканчивай тут остроты метать, — призвал бывшего спецназовца к порядку Константин. — Он, кстати, все умно и правильно сказал и, в отличие от тебя, уже завтра делом займется.
— Извини, — ухмыльнулся тот. — Я ж только пока мы одни. Считай, что это у меня реабилитация психологическая.
— От чего?
— От всего хорошего. В нашем веке — Чечня. Я же только-только возвращался оттуда, когда меня в поезде прихватило. Ну а начиная с февраля — новый век, новые знакомства, а главное, — он зябко передернул плечами, — масса потрясающих и неизгладимых впечатлений.
— Извини, старина. Искренне сожалею…
— Но помочь ничем не могу, — перебив, продолжил Вячеслав. — Мне это уже говорили. Правда, в том веке. В этом еще нет — ты первый.
— Как раз помочь могу. Если хочешь, конечно, — не согласился с ним Константин.
— Интересно, чем же?
— Экипировка твоя — дело пустячное, можно сказать, минутное. На отдых и привыкание к новым условиям даю тебе три дня. Пей меды, ходи рыбу ловить на Оку. Здесь клев о-го-го какой. Лопай от пуза, на солнышке валяйся.
— А потом?
— Ну, тут уж извини. Смотр дружины делать буду вместе с Ратьшей, а ты поглядишь, кто на что горазд. Потом с Константином, тезкой своим, в лесок отправлю. Он тебя две недели учить будет. Или три. Словом, пока не обучишься. Что-то типа курса молодого средневекового бойца. Ну а после в дружине послужишь пару месяцев. Присмотришься. Кто из воев, ну, это воины так здесь называются, — сразу поправился Константин, чтобы Славка все понял, — годится лишь для того, чтобы девок щупать, или пришел в дружину, чтобы сладко спать, сытно жрать да мародерничать и простых жителей обижать, — возьмешь на заметку. Оставишь лишь чистых духом, за Русь душой болеющих, народ любящих и за князя своего готовых хоть в огонь, хоть в воду, хоть к черту на рога.
— По принципу личной преданности, значит, — Славка криво ухмыльнулся. — А меня, стало быть, в главные стукачи вербуешь. — И он начал медленно привставать с лавки.
— Сядь! — хряпнул князь кулаком по столешнице. — Я понимаю, что у тебя нервы ни к черту, но ты хоть до конца дослушай. Преданность должна только в том заключаться, чтобы не боялись со мной идти куда угодно. Если увидишь, что я не в ту сторону повернулся, можешь не только сам уходить, но и всю честную компанию с собой прихватить.
