— Разве она человек? – недоверчиво спросила мастера Габу.
— Люди очень разнообразны. Не правда ли? – последние его слова предназначались аудитории. Мужчины и женщины хохотнули, прокатился едва уловимый шёпот. Обнажённая женщина на подиуме осталась неподвижна. Ни один мускул не дрогнул на её лице. «Словно статуя», — подумала Габу. – Это вас смущает? – спросил её старый мастер.
— Что смущает? – растерялась Габу, решив, что он каким‑то образом смог прочитать её мысли.
— Её нагота, — пояснил он.
— Ах, нагота! – Габу окинула девушку беглым взглядом. – Не особенно. Тем более, пикантные места всё равно прикрыты.
— Для вас важно лишь это?
— А для вас разве нет?
— Мы рисуем душу человека, а не тело, — старый мастер подумал и добавил, — не только тело. – Аудитория снова хохотнула. Мастер ударил в ладоши и громко объявил, что завтра они рисуют малани. – Сделайте шаг вперёд, пусть они рассмотрят вас, — попросил он Габу. – Пусть у них появится аппетит.
— Мне тоже придётся раздеваться? – спросила она, послушно выходя вперёд.
— Считаете, это не стоит шестнадцати кредитов в час?
— Нет, просто никогда прежде не позировала голой.
— А как же ваш брат? Вы говорили, что он использовал вас в качестве натурщицы.
— Да, но он не просил меня снимать одежду.
— Как же тогда он вас рисовал? – старый мастер посмотрел на своих учеников. Они хохотнули, словно по команде. Габу бросила косой взгляд на обнажённую натурщицу. Девушка смотрела на неё своими большими зелёными глазами. Смотрела, как на соперницу. «Что ж, шестнадцать кредитов в час стоят того, чтобы обзавестись парой новых врагов», — решила Габу. Она повернулась к натурщице спиной и постаралась запомнить лица учеников. Эти бледные, увлечённые работой лица. Лица, совсем не похожие на лицо её брата. Лица, вместо которых запоминались лишь мольберты, которые стояли рядом с ними, да возможно их палитры. И ещё запах художественной краски. Такой знакомый запах. Запах брата. Его мастерской. Запах, который прицепился к Габу, как репей к хвосту собаки. Даже когда она покинула аудиторию. Даже когда оказалась в своём номере. После душа. В чистой одежде. Под одеялом. Во сне. Запах шёл за ней по пятам. Ей снился подиум. Она была обнажена. Десятки людей без лиц изучали её, рисовали. Она не двигалась. Не дышала. Подвижны были лишь глаза. Но всё вокруг было холодным, безучастным. Лишь люди без лиц неспешно начинали обретать формы и черты. Знакомые черты, тени, цвета, линии. Габу никогда не умела рисовать, никогда даже не пыталась рисовать, но сейчас, её фантазия, казалось, создавала лица учеников старого мастера. Знакомые лица. Даже не лица. Лицо. Одно единственное, знакомое ей лицо. Лицо её брата. Как и в детстве, он был увлечён работой, отдавался своей работе. Он и десятки его копий, воплощённых в других учениках старого мастера. Копий, среди которых Габу не могла найти оригинал. Они все были идентичны. Все были одинаковы. Казалось, что весь мир стал одинаковым, стал обладать лицом – лицом Пилса. Отличался лишь старый мастер. Мастер, который больше не был мастером. Он стал малани. Стал красавцем Юругу. Стал тем, чьи прикосновения сводили её сума ночь назад, волновали её, возбуждали. Теперь же таким же чувственным стал его взгляд. Она чувствовала, как он прикасается к её телу, ласкает её. И сложнее всего было сохранить неподвижность, не вздрогнуть, не пошевелиться. И брат продолжал рисовать. Рисовать, воплотившись в десятки одинаковых лиц некогда таких разных людей. «Хватит! – взмолилась Габу. – Прекрати мучить меня!» Она закрыла глаза, чтобы не видеть Юругу. «Пожалуйста!» Габу услышала свой собственный голос и проснулась.
Кто‑то стучал в дверь. Стучал так громко и настойчиво, что Габу успела подумать, что это ещё один сон. Странный сон. Она закрыла глаза и повернулась на правый бок. Стук не стих. Наоборот. Теперь к нему добавился треск уступающего напору извне замка. «Нет. Не сон» — решила Габу, заставила себя подняться с кровати и, закутавшись в одеяло, пошла открывать дверь. На пороге стоял чернокожий управляющий. За его спиной в черно–серой форме пара законников.
— Что‑то случилось? – растерянно спросила Габу управляющего. Он не ответил, лишь отошёл в сторону, оставляя Габу один на один со служителями правопорядка. Их колючие взгляды не нравились Габу. – Вы здесь из‑за моего брата? – спросила она первое, что пришло в голову. Законники кашлянули, переглянулись. Габу почему‑то подумала, что сейчас ей сообщат о его смерти. Кто знает, чем он занимается ночами?! Азартные игры, женщины, выпивка… — Он… он… с ним всё в порядке? – спросила Габу. Законники снова переглянулись, но продолжили молчать. – Да что, черт возьми, случилось?! – потеряла терпение Габу.
— Вы не читаете газет? – спросил её управляющий, о котором она уже успела забыть. Его голос показался ей неестественно громким, глубоким, напряжённым. Она повернулась к нему, встретилась с ним взглядом, читая в его глазах любопытство.
— А о чем пишут газеты? – спросила она, не получила ответа от управляющего, повернулась к законникам (их лица были такими же вычурными и нейтральными, как и их форма), снова заглянула в глаза управляющего.
— Думаю, будет лучше, если вы пойдёте с нами, — подал наконец‑то голос один из законников.
— Да что, черт возьми… — Габу запнулась на полуслове, увидев в руках управляющего газету, на главной странице которой была помещена фотография её и её брата. Ещё она увидела слова. Жуткие, леденящие кровь. Убийство, безумие… — Мне нужно одеться, — сказала Габу законникам, снова забыв о существовании управляющего. Она шагнула назад, в свой номер, попыталась закрыть дверь. Законники шагнули следом за ней, не позволив сделать этого. – Собираетесь смотреть? – спросила их Габу, но так и не смогла разозлиться, всё ещё видя фотографии в газете. Фотографии под изображением себя и брата. Фотографии смерти. Чужой смерти. Картины. Дикие, безумные. Габу повернулась к законникам спиной, бросила на кровать одеяло и начала одеваться. Всё было, как в тумане. Весь мир погрузился в туман. В тот самый туман, который она видела в подворотне подводного города. Тот самый туман, в котором она впервые увидела Юругу. Мысли метались от одного воспоминания к другому. В ушах гудел какой‑то далёкий, погребальный звон, плач. Надрывный, затихающий, словно взгляд умирающего человека. Глаза матери, которую Габу держит за руку за мгновение до смерти. Где был тогда её брат? Развлекался, сбежав из подводного города. Габу вышла из отеля, села в машину законников. Воспоминания всё ещё застилали глаза. Что говорила ей мать перед смертью? В основном это был бред. Говорят, малани умирают легко и быстро – ложь. – Не правда, — сказала Габу одному из законников. Мужчина нахмурился, но отвечать не стал, да Габу и не заметила бы этого, не услышала. Она смотрела за окно, смотрела, как по тротуарам плывут сияющие толпы людей. Габу почувствовала лёгкое онемение. Оно зародилось где‑то в ступнях, поднялось по бёдрам к груди и выше, в самый мозг, превращая всё в нечто замедленное, незначительное. Даже время и то, казалось, утратило свою стройность. Вот Габу садится в машину, вот они едут по городу, а вот уже останавливаются. И всё это сливается в одно мгновение. Короткое, быстротечное, безнадёжно утраченное. – Зачем я здесь? – спросила Габу, когда её усадили за стол в комнате для допросов. Перед ней лежали фотографии с картинами брата. Картинами, которые он делал кровью своих жертв на стенах их квартир.
— Вы знали об этом? – спросил её начинающий седеть следователь. Габу качнула головой. – Совсем ничего? – следователь осторожно подвинул к ней одну из фотографий. Габу отвернулась. – Нет. Смотрите. Я хочу, чтобы вы смотрели!
— Не буду! – выкрикнула Габу, чувствуя, как с этим криком кончаются все оставшиеся в ней силы.
— Ваш брат сказал, что вы помогали ему.
— Что?
— Сказал, что помогали ему скрывать это.
— Это не правда, — Габу услышала, как предательски дрогнул её голос. – Он не мог…
— Не мог что?
— Не мог сказать, не мог сделать… — немота снова начала подчинять себе всё тело, даже язык и тот стал ватным и непослушным. – Мне не хорошо, — призналась Габу.
— Вот как? – следователь подался вперёд. Габу выдержала его взгляд, попросила воды. Следователь что‑то хмыкнул себе под нос, вышел, вернулся с бумажным стаканом минералки. Габу выпила, долго вертела стакан в руках, не зная, что с ним делать. – Как вы думаете, почему Пилс оплатил ваш переезд в этот город? – спросил следователь, став неожиданно дружелюбным.
— Потому что он мой брат? – неуверенно предположила Габу.
— Вы так думаете?
— А вы когда‑нибудь были в подводном городе?
— Говорят, это почти ад.
— Они не врут.
— А вы?
— Что я?
— Что думаете об этом вы?
— О подводных городах или о брате?
— О городах.
— Жить можно везде, но если есть шанс найти место получше, то не стоит его упускать.
