— Твои деньги.
— Тогда в номер, – Флавин поднялся из‑за стола, всё ещё не зная играет с ним Габу или нет. Она тоже не знала. – Лифт?
— Да, лифт. – Габу первой пересекла холл, вызвала лифт. Он опускался как‑то неестественно медленно. Кроме Габу и Флавина спускалась ещё пожилая женщина, и они стояли так, чтобы старуха всегда находилась между ними. – Я уже не играю, – предупредила Габу Флавина, когда они вышли из лифта.
— Я тоже.
— Ладно.
— Ладно. – Они вошли в номер, замерли. – Свет включит ь?
— Зачем?
— Не любишь, когда на тебя смотрят?
— Нет.
— А как же пляж?
— Тогда всё было иначе.
— Вот как?
— Так и собираешься трепаться или займёмся делом? – недовольно спросила Габу, почувствовала руку Флавина на своём плече и невольно вздрогнула. Он подался вперёд, пытаясь наугад найти её губы.
— И все‑таки, я лучше включу свет, – сказал Флавин сквозь поцелуй.
— Не надо! – отрезала Габу, толкая его к кровати.
— Малани видят в темноте?
— Ты перестанешь трепаться или нет?!
Они проснулись на рассвете. Алый свет лился в незашторенные окна. Габу лежала поверх одеял. Глаза её были закрыты, смуглая кожа выглядела неестественно гладкой, словно шёлк, которого хочется касаться. Флавин смотрел на неё и думал, что это, возможно, самая красивая женщина из всех, которых он когда‑либо знал. Даже не красивая, а скорее желанная. Женщина, на которую хочется смотреть, которой хочется касаться, ласкать её, чувствовать тепло её кожи, смотреть ей в глаза. Снова и снова. Даже после бурной ночи. «Может быть, это из‑за того, что она малани?» – подумал Флавин. Ему почему‑то вспомнилась Джо – такая же молодая, как Габу, того же роста, но… «Это пройдёт, – сказал себе Флавин. – Ещё одна ночь, ещё один день и она станет, как и все. Как и всегда».
— Уже утро, да? – тихо спросила его Габу, не открывая глаз. Флавин не ответил. – Словно и не спали, – она посмотрела на него всё ещё туманными ото сна глазами. – Давно ты не спишь?
— Пару минут.
— Я думаю, ты врёшь. Ночью я не позволила тебе смотреть на меня, а ты слишком настырный, чтобы принять отказ.
— Может быть, я просто хотел убедиться, что ты – это всё ещё ты. Ночью всё было так…
— Странно?
— Можно и так сказать.
— Всё ещё считаешь, что я обманываю тебя, использую?
— А разве нет?
— Почему же тогда я здесь?
— Именно поэтому.
— Ты ошибаешься, – Габу поднялась с кровати, подошла к открытому окну. – Думаю, будет лучше, если ты уйдёшь.
— Я не хотел обидеть тебя.
— Это должно что‑то значить?
— Я надеюсь, – он подошёл к ней, обнял за плечи.
— Мы опоздаем в суд, – напомнила ему Габу.
— Я могу перенести слушание.
— Что это изменит?
— Многое.
— А потом?
— Я что‑нибудь придумаю.
— Мне кажется, ты просто хочешь провести со мной ещё пару ночей.
— Ты не веришь, что я смогу защитить тебя в суде?
— Не сейчас, Флавин. Не со мной, – она обернулась, заглядывая ему в глаза. – Если я тебе действительно не безразлична, то помоги мне убраться с Андеры.
— Нет, Габу.
— Тогда мы расстанемся.
— Ты этого хочешь?
— Нет, но от меня сейчас мало что зависит. Если меня отправят в тюрьму…
— Не отправят.
— Мне нравится твоя самоуверенность, но сейчас от неё мало толку. Насколько ты сможешь отложить слушание? На пару дней?
— За пару дней может многое измениться.
— Это выстрел наудачу, Флавин.
— Иногда это помогает, – он наклонился, чтобы поцеловать её, но она выскользнула из его объятий и начала одеваться. – Я снова обидел тебя?
— Нет, просто хорошо дал понять, что для тебя это очередная игра – очередной роман, очередное дело.
— Хочешь сказать, что эта ночь для тебя не была игрой?
— Не так, как для тебя, – Габу замерла, наблюдая, как одевается Флавин. – Ты мне, правда, нравишься. И я, правда, никогда не пыталась использовать тебя.
— Тогда верь мне, – он бросил на неё короткий взгляд, который Габу так и не смогла понять, забрал книги и вышел из номера. Проснувшийся город бурлил, как потревоженный муравейник, и Флавин, так и не сумев поймать такси, отправился в суд на трамвае, который то нырял под землю, то взмывал над загруженной автотранспортом дорогой, вызывая лёгкую тошноту от столь стремительного движения. Какое‑то время Флавин пытался читать, не желая тратить даром время, затем сдался, убрал книгу в кейс, откинулся на спинку сиденья, наблюдая, как за окном чередуется голубое небо и высотные здания. Мысли поплыли в прошлое, в оставшуюся за плечами ночь, в номер Габу, в её постель…
— Проклятый Лакмус! – воскликнул в сердцах сидевший напротив Флавина мужчина. – Нет! Вы только посмотрите! – он дождался, когда Флавин обратит на него внимание, развернул газету, которую читал и ткнул пальцем в возмутившую его статью. – Вот! – его густые усы ощерились. – Прямо тут! – он указал на сфабрикованную фотографию, где огромный осьминог сжимал в своих объятиях деревянную лодку. Старый осьминог, древний, который жил уже, казалось, целую вечность в не менее древнем озере. И никто не знал, сколько ему лет. Даже книги, которые Флавин вёз в своём кейсе. Они рассказывали о первородных и молодых планетах, которые зарождались, когда древние покидали этот мир. Рассказывали, казалось, обо всем на свете, кроме нужной информации, которая могла бы помочь спасти Габу. – Безобразие! – не то выкрикнул, не то выплюнул в лицо Флавину усатый. – И ещё пытаются защитить эту тварь, оправдать её, ссылаясь на какую‑то природу и предупредительные знаки!
— Многие считают, что этот осьминог живёт здесь с тех по р, как первородные оставили наш мир.
— Плевать я хотел, сколько лет этому монстру. Говорю, его нужно убить, а озеро высушить и засыпать песком. Сколько ещё должно случиться подобного, прежде чем люди поймут это?
— Вам жалко лодку? – спросил Флавин, снова устремляя взгляд к фотографии. – Вы рыбак, и Лакмус мешает вашему бизнесу?
— Я не рыбак, – затряс головой усатый.
— Тогда что вас не устраивает? Лодка не ваша, озеро вас не кормит. В чем проблема? Зачем цепляться к людям с этой дурацкой статьёй? Ничего страшного не случилось.
— Ничего страшного не случилось?! – усатый зашелестел газетой. – Погибли трое невинных. Вот! – он ткнул пальцем в выделенную жирным строчку. – Двое влюблённых, украв рыбацкую лодку, погибли в результате нападения Лакмуса. В эту же ночь гигантский осьминог утащил на дно и ещё одного человека. Им оказался престарелый рыбак, пытавшийся помочь влюблённой паре. Его тело до сих пор не найдено… – усатый смерил Флавина недовольным взглядом, опустив свой палец к фотографии пропавшего старика. Флавин послушно посмотрел на фотографию, пожал плечами. – Вы что, злодей? – спросил его усатый. Флавин качнул головой. – Значит, один из этих генетических монстров?
— Нет.
— И не один из генетических героев, которые ночи напролёт ловят монстров?
— Нет.
— Тогда это должно волновать вас!
— Не думаю.
— Это может произойти с каждым!
— Только с теми, кто решит поплавать ночью на озере Левин.
— Ладно. Допустим, подростки сглупили. А как же старик?
— Никто не заставлял его играть в героя. К тому же, его, скорее всего, сгубила жадность. Он плыл не спасать влюблённых. Он плыл забрать свою лодку.
— Не факт.
— Сомневаюсь, что его тело отнесут в институт Рашилайи, чтобы прочитать сохранившуюся память и узнать правду.
— Да и тела‑то нет.
— Вот, видишь! – Флавин улыбнулся и протянул усатому свою визитку. – На случай, если надумаешь убить жену или сенатора.
— Адвокат?
— Возьми. Пригодится.
— Флавин, – задумчиво произнёс усатый. – О тебе пишут газеты.
— Не обо мне. Они пишут о тех, кого я защищаю, – Флавин поднялся на ноги и направился к выходу, услышав сообщение о том, что трамвай приближается к нужной ему остановке. Показалось громоздкое здание суда. Столпившиеся у главного входа репортёры защёлкали фотоаппаратами, слепя глаза. Флавин прошёл мимо них, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Кто‑то схватил его за руку, кто‑то задел плечом. Флавин замешкался. Кейс с книгами и бумагами из суда открылся. Его содержимое высыпалось под ноги репортёров.
— Давайте помогу собрать, – предложил ему какой‑то дряхлый старик.
— Я сам! – отмахнулся от него Флавин, всё ещё пытаясь отыскать в толпе наглеца, из‑за столкновения с которым открылся кейс.
— Будет очень жалко, если затопчут такие хорошие книги, – закряхтел старик, поднимая книги с земли.
— Бумаги для суда мне дороже, – заворчал Флавин, собирая папки и выпавшие из них листы. Перед глазами замелькали ноги репортёров. Мужские и женские. В брюках и юбках. На одних были надеты ботинки, на других туфли. Они топтали приготовленные для суда бумаги, мяли, оставляли чёрные следы подошв, протыкали тонкими шпильками. – Да помоги же мне! – закричал Флавин, но старик уже ушёл. Собранные им книги лежали стопкой в раскрытом кейсе. – Ну, хоть за это спасибо, – проворчал Флавин, закончил собирать бумаги, поднялся на ноги, попытался взглядом отыскать в толпе старика. Замер, нахмурился, пытаясь вспомнить его лицо. Знакомое лицо. – Я слишком много работаю, – тихо сказал Флавин, стараясь прогнать неприятное чувство дежавю. «Или же во всем виновато солнце… Да, определённо солнце». Он протиснулся сквозь толпу репортёров, нырнул в прохладную тень окружённого колоннами портика городского суда, снова огляделся и скрылся в здании.
