— Хватит! Не могу так больше! – не выдержал Синглар. Вокруг были всё те же серые стены, что и прежде. Серые люди толкали его плечами, спешили куда‑то, словно неумолимый поток, уносящий жизнь в одну огромную мясорубку. всё было каким‑то безжизненным, ненастоящим, словно из этого мира высосали всю краску, все фантазии и мечты. – Никуда больше не пойду! – Син глар хотел сесть на тротуар, но поток людей не позволил ему сделать этого. Он нёс его всё дальше и дальше. Можно было лишь выбирать направление. – Черт!
— Не паникуй, – шакал, казалось, насмехался над ним, но сейчас, этот голос был единственным, что напоминало ему о том, что он не один из этих серых людей. – Ты же не хочешь, чтобы я ушёл?
— Нет! – Синглар схватился за воздух, словно это могло что‑то значит. Идущая впереди женщина обернулась. Серое лицо. Серые глаза. Серое, ничего не значащее платье и такой же взгляд. Серый. Безразличный.
— Извините, – Синглар смущённо отпустил её локоть.
— Не важно. – Её каблуки зацокали вновь, унося это черно–белое видение прочь.
— Не важно, – повторил Синглар. Здесь всё было не важным. Ничто не важно. Лишь только серость. Лишь только это неизбежное движение к мировой мясорубке. – Скажи мне, что я не сошёл с ума! – взмолился Синглар.
— Ну, я даже не знаю…
— Не издевайся! Мне и так не по себе!
— А мне каково? Ты, по крайней мере, похож на них, а на меня они вообще наденут ошейник и посадят в клетку.
— Думаешь, это смешно?! – захныкал Синглар, но слез не было. В этой толпе не было времени, чтобы плакать. От охватившего его отчаяния Синглар хотел закричать, но и это ему не удалось. Можно было лишь идти в сером потоке людей и быть таким же серым.
— И никаких тебе компромиссов, – подхватил эту мысль словоохотливый шакал. – Совершенно никаких!
— Надеюсь, хоть Флавин остался прежним, – сказал Синглар.
— Твоё право, – сказал шакал, оставляя ему надежду. Они добрались до дома Флавина, постучали в закрытую дверь. Выждали около минуты и снова постучали.
— Да иду я, иду! – послышался голос Габу. Она открыла скрипучую дверь. Этот серый мир превратил её в неряшливую домохозяйку, от былой красоты которой остался лишь засаленный передник, да развешенные детские пелёнки по всей квартире. Синглар вдруг подумал о том, как выглядит он сам. Остались ли в нем ещё краски, надежды?
— Тебе не плевать? – спросил его шакал. – Думаешь, здесь есть кому‑то дело до того, как ты выглядишь?!
— Я… – Синглар встретился взглядом с Габу, и мысли в голове окончательно спутались. Она стояла перед ним, запрокинув голову, и раздражённо смотрела ему в глаза. Её губы были сухими. Никакого блеска. Никаких ярких цветов. И никакой радости встречи. – Флавин, – пробормотал Синглар.
— Его нет. – Габу сдула со лба прядь сальных волос. Где‑то в квартире заплакал ребёнок. Оставив дверь открытой, Габу пошла его успокаивать. Синглар оглядывался, надеясь, что увидит говорящего шакала. Никого. Даже голос в голове стих. Может быть, он сходит с ума?
— Ненавижу тебя, Флавин, – Синглар вошёл в квартиру. Пыльная обувь, пара серых плащей, дурацкая шляпа на вешалке. Ребёнок перестал плакать. Синглар видел, как Габу кормит его грудью. – Мне казалось, что ты только… Что ты недавно… – Синглар пытался подобрать нужное слово.
— Здесь время течёт незаметно, – сказала ему Габу. – Не пытайся сравнивать этот город с Андерой.
— А ты? Ты вспоминаешь?
— Иногда. – Габу положила ребёнка на кровать и спрятала под передник свою грудь. Когда‑то, теперь уже казалось так давно, Синглар завидовал Флавину, уложившему в свою постель эту желанную женщину, сейчас же, он смотрел на её обнажённую грудь и не чувствовал ничего. Габу подошла к нему. Запрокинула голову. – Какого черта ты пришёл сюда?
— Я? – Синглар подумал, что если сейчас расскажет Габу про говорящего шакала, зелёных тварей, которые едва не сожрали его, туман, трамвай и всё прочее, то не то что она, он сам поверит в то, что с его головой что‑то не так. – Я не знаю.
— Что ты не знаешь, Синглар?
— Ничего не знаю, – ему показалось, что сейчас его либо вырвет, либо он потеряет сознание. Он громко сглотнул. Его лицо покрылось потом. «Это сон, – говорил он себе. – Просто сон. Сон. Сон…».
— Ну, хватит с меня, – Габу шагнула на Синглара, заставляя попятиться. – Я хочу, чтобы ты ушёл. Не знаю, зачем ты здесь, но мне ещё прибраться нужно, ужин приготовить…
— Флавин, – напомнил ей Синглар, безропотно позволяя выставить себя вон. – Где я смогу его найти?
— Флавина‑то? Этого алкоголика? – Габу облизнула губы, назвала, словно выплюнула, адрес бара. Снова заплакал ребёнок. Сквозняк принёс с кухни запах чего‑то горелого. Габу выругалась, захлопнула перед носом Синглара входную дверь, оставив одного в сером, пропахшем бетоном подъезде.
— Мне конец, – прошептал он, и мир вокруг него стал ещё более серым. На ватных ногах он вышел на улицу. Поток людей подхватил его, понёс вдоль улицы. Драный шакал перестал прятаться и бежал рядом. – Что уже не боишься оказаться в зоопарке? – спросил его Синглар.
— Нет. Не боюсь, – протявкал шакал. – Эти люди не верят в говорящих шакалов. Они скорее тебя посадят в сумасшедший дом, если узнают, что ты говоришь со мной, а меня, как бездомного пса, пожалеют и дадут похлёбки.
— Вот как? – Синглару почему‑то захотелось дать ему пинка.
— Только попробуй, и я сразу отхвачу тебе пол задницы, – сказал шакал и облаял какую‑то убогую псину, мочившуюся на столб. Синглар увидел такси, махнул рукой. Серая машина свернула к серой обочине. Таксист опустил стекло, посмотрел на Синглара, на шакала у его ног.
— Пёс ваш?
— Да, выходит что мой.
— Животных не повезу.
— А если в багажнике? – предложил Синглар не без злорадства.
— Я тебе это припомню, – пообещал ему шакал. Синглар не ответил, дождался, когда водитель усадит шакала в багажник, затем забрался на заднее сиденье грязного такси, закрыл глаза. Ещё один поток, но на этот раз автомобильный нёс его куда‑то, но ему уже было всё равно. Не нужно даже открывать глаз, чтобы увидеть серый невзрачный мир за окном. Всё одинаковое. Всё бесчувственное. Снаружи. Внутри.
— С вас тридцатка, – недовольно буркнул таксист, останавливая машину. Синглар расплатился с ним своими часами, от которых здесь всё равно не было проку. – Эй, псину свою забери! – заорал ему вдогонку таксист. Синглар выругался. Шакал выпрыгнул из багажника, облаял его, побежал к дверям бара, остановился, снова начал лаять.
— Нужно было оставить тебя в такси, – сказал ему Синглар.
— Нужно было оставить тебя в тумане! – парировал шакал. Синглар стиснул зубы, заставляя себя не отвечать, не думать. Они вошли в бар. Флавин был там, где и сказала Габу. Даже столик в сером пропахшем кислым пивом баре был именно тот, о котором она говорила. Несколько секунд Синглар недоверчиво смотрел на своего друга, словно всё это могло быть обманом, розыгрышем, шуткой, издёвкой.
— Флавин? – осторожно позвал он. Друг поднял глаза, встретился с ним взглядом. – Флавин! – просиял Синглар, распахивая свои объятия. – Старый добрый Флавин в этом скучном сером мире! – ему хотелось его расцеловать. Такой знакомый, такой родной клочок Андеры! Но почему он не радуется вместе с ним? Почему не распахивает объятия.
— А это ты, – протянул Флавин, дождался, когда Синглар сядет за стол, подвинул к нему бутылку пива.
— Флавин…
— Просто пей, – он позвал официанта и заказал ещё. Они выпили. Выпили в молчании. Затем выпили снова. И снова… – Не бойся, – сказал Флавин, когда Синглар отказался от шестой бутылки. – От этого пойла почти невозможно опьянеть. По крайней мере, я не пьянею… – он огляделся по сторонам и тихо выругался, увидев пьяные сальные лица остальных посетителей. Синглар смотрел на него и думал, что от прежнего друга остались лишь горящие голубые глаза, да и те были уже потухшими, блеклыми, отчаявшимися.
— Флавин…
— Я знаю, Синглар.
— Что ты знаешь, Флавин?
— Что ты пришёл забрать меня домой, – он вытянул руку и потрепал сидевшего у стола шакала за шкирку.
— Нет, Флавин.
— Что нет?
— Я сам не знаю, зачем я пришёл к тебе, – признался Синглар. Шакал потянул его за штанину, попросил налить пива в тарелку.
— А то, сам понимаешь, мне из бутылки как‑то не очень.
— Понимаю, – Синглар посмотрел на Флавина. Флавин подвинул ему тарелку.
— Фисташки оставь! – сказал шакал. – Погрызу, пока вы тут в знаю не знаю играете.
; – Ладно, – Флавин пожал плечами.
— Так ты тоже слышишь его? – недоверчиво спросил Синглар.
— Удивлён?
— Я уже не знаю, чему удивляться, а чему нет.
— Вот это правильно, – Флавин подвинул ему ещё одну бутылку пива. – Пей. Так здесь проще. – Он снова позвал официанта и заказал ещё пару бутылок пива. Синглар послушно взял новую бутылку, выпил, налил шакалу, снова выпил и снова, и снова… Всё как‑то перестало иметь значение. Даже утром. Лишь болела голова, но смысла это ничуть не прибавляло. Они спали с Флавином на узком диване. Вдвоём, в обнимку. В спальне переодевалась Габу. Синглар видел её, но эта нагота уже не возбуждала его. Серая и невзрачная.
