— Чего ты хочешь от меня? – спросил Страйкер, готовясь к любым неприятностям.
— Твои ноги.
— Что?
— Не спеши говорить нет, ты ещё не знаешь, что я предложу тебе взамен, – Вишвакарнак указал на холодильную камеру, в которой хранилось собранное по частям тело. – Это будет моё детище – мой ребёнок, которого я соберу из частей всех известных мне живых существ. Разумных существ. Посмотри, здесь есть туловище роха, лицо малани, сердце гартрида, желудок берга, даже там, – он указал не промежность туловища лишённого ног. – Эту гордость отдал мне флориан. Видишь? Не хватает только ног. Сильных ног получеловека, полуберга, – мастер ремёсел улыбнулся. – Твоих ног.
— Ты ненормальный, – процедил сквозь зубы Страйкер, сжимая свои кулаки–молоты. – Жалкий, свихнувшийся робот. Думаешь, человека можно собрать, как машину, а потом вставить в него процессор и всё заработает?
— Почему бы и нет? Первородные ушли из этого мира, превратились в энергию, в знание. Стали Амма – единым разумом, отказавшись от личностей. Отказавшись от таких, как я. Они оставили меня, как ненужную вещь, но, если мне всё удастся, то я смогу зачать здесь новую расу, которой не было прежде, потому что энергия, в которую превратились первородные, есть даже в таких бездушных созданиях, как ты. Весь этот мир состоит из энергии. Рашилайи знал это и построил свои институты, чтобы продолжить изучать то, что было уже известно тысячелетия назад. Когда‑нибудь они постигнут тайны древних и покинут этот мир, но будет это не скоро. Пока они способны лишь оживлять мертвецов. Ненадолго, на пару вопросов, и возможно пару ответов, но этого достаточно, чтобы подтвердить, что жизнь не заканчивается со смертью плоти. Она лишь уносится прочь, в деревню мёртвых, к своим истокам. И Рашилайи знал это, знал и учился управлять этой энергией, возвращать её в своё лоно, чтобы система жизни не была нарушена, чтобы вокруг нас не скитались потерянные души. Но рано или поздно я смогу заполучить одну из них, и оживить своего сына, – Вишвакарнак снова указал взглядом на морозильную камеру. – И этого я готов ждать очень долго. И за это я готов заплатить любую цену. Робот, который станет творцом, началом, подарит жизнь чему‑то новому!
— Дай мне хотя бы одну причину, чтобы не убить тебя, – Страйкер шагнул к нему, увидел скрытую грязной простыней конструкцию, по бокам которой выступали мотоциклетные колеса с широким протектором, замер, – что это?
— Причина, которая тебе нужна, – Вишвакарнак сдёрнул простыню. – Ты ведь любишь мотоциклы? Почему бы не стать с ними одним целым? – он пытался заглянуть ему в глаза, но Страйкер смотрел только на блестящую конструкцию мощного байка. – Решайся, полукровка! К чему тебе ноги, если есть такое чудо!
— Дело не только в этом, – Страйкер нахмурился, вспоминая Джейн. – Девушка, которую я ищу…
— Ах, девушка! – Вишвакарнак помрачнел. – Думаешь, она не захочет любить тебя новым?
— Думаю, она уже не хочет любить меня любым.
— Тогда зачем же ты ищешь её?
— Чтобы убить. Убить её. Убить её жалкого любовника.
— Так она разбила тебе сердце! – просиял мастер ремёсел. – Поверь мне, это лечится. Добавь к своим ногам глаз или почку, и, так уж и быть, я подарю тебе не только эти чудесные колеса, от которых ты не можешь оторвать взгляд, но и залечу все твои сердечные шрамы! – Вишвакарнак достал шприц и жестом попросил Страйкера закатать рукав. – Это поможет притупить боль.
— Нет.
— Ты не боишься боли?
— Никто не сможет причинить мне больше боли, чем Джейн.
— Тогда ложись на стол.
— А что потом?
— Потом ты найдёшь себе новую подружку и приведёшь ко мне, чтобы я подарил ей ещё одну пару колёс. Как тебе?
— Сомневаюсь, что я смогу найти такую же, как я. По крайней мере, там, откуда я пришёл.
— Тогда я покажу тебе другое место. Место, где ты сможешь отыскать кого угодно! – Вишвакарнак смахнул со стола ненужный хлам и взялся за скальпель. Операция продолжалась несколько часов, но Страйкер не произнёс ни слова, ни одной жалобы, словно Джейн действительно выжгла в нем все чувства. В конце, Вишвакарнак выжег из его груди образ Джейн. Она осталась в памяти, но все чувства, которые он испытывал к ней, умерли. – Возьми мой компас, – сказал Вишвакарнак Страйкеру, когда настало время прощаться. – Он приведёт в мир, о котором я говорил.
— Если ты обманешь меня, то я вернусь и убью тебя, – сказал Страйкер, включая мощный двигатель своего нового мотоцикла, с которым он теперь был одним целым. Стрелка компаса Вишвакарнака вздрогнула, указала ему путь. Он дал по газам и скрылся в тумане. Связь с новым механизмом была такой плотной, что Страйкер долго гнал вперёд, желая лишь одного – выяснить все, на что способна его новая машина, новый он. Гнал до тех пор, пока на его пути не встала старая железная дорога. Колеса ударились о шпалы. Мир завращался перед глазами. Страйкер перевернулся несколько раз и упал на спину. Наступила тьма. Он не был мёртв и не был жив. Просто лежал, скрытый туманом и надеялся, что обитатели этих мест не найдут его и не превратят в обед. По крайней мере, не раньше, чем он исцелится. А в том, что ему удастся исцелиться, Страйкер не сомневался. Такое было и прежде. Его тело было достаточно крепким и живучим, но теперь кроме плоти ему нужно было ждать, когда исцелятся железные механизмы его нового существа. Ждать и надеяться, что его не найдут. Время замерло, растянулось. Несколько раз Страйкер слышал, как мимо проходит трамвай. Несколько раз мимо пробегали крохотные твари, для которых он был слишком крупным, чтобы они осмелились напасть на него. Но потом он услышал голоса. Вернее один голос. Мужчина и шакал шли вдоль железной дороги. Вместе. Страйкер не мог видеть их, но чувствовал исходивший от шакала запах и узнавал человека по его голосу. «Вот это уже может быть опасным», – решил он, попытался пошевелить рукой, подняться, приготовиться к бою, но сил хватило лишь на то, чтобы сжать пальцы в кулак. Оставалось лишь затаиться, затихнуть, перестать даже дышать и надеяться, что они не заметят его.
— Долго ещё нам идти? – заныл Синглар.
— Нет, – ответил ему голос в его голове.
— Ты говорил так два дня назад, а с тех пор ничего не изменилось.
— Вокруг нас больше нет болот.
— Зато эти шпалы кажутся бесконечными! Знаешь, ты может быть и хороший собеседник, но ты все‑таки шакал, и мне просто необходимо увидеть нормальных людей, чтобы убедиться, что я не спятил.
— Ты не спятил.
— Твоего слова мне мало.
— Тогда прими это как должное.
— Что значит, принять, как должное?! – Синглар подвернул ногу и упал, ударившись о трухлявые шпалы.
— Твоя судьба не станет прежней, мечтатель.
— Я не хочу.
— У тебя нет выбора.
— Черт! – Синглар поднялся на ноги. – Когда ты приведёшь меня к Флавину, честное слово, я придушу его своими собственными руками!
— Я никуда тебя не приведу, мечтатель.
— Это, что ещё за новость?! – Синглар снова споткнулся. Упал. Выругался.
— В тумане нельзя никуда прийти, мечтатель, – шакал высунул язык и то ли тяжело дышал, то ли к чему‑то прислушивался. – Ты можешь идти по этим шпалам целую вечность, но не сдвинешься и на шаг.
— Хочу домой!
— Тише.
— Мне нужно забрать рубашки из прачечной! У меня планы на выходные!
— Закрой пасть, мечтатель! – шакал для верности клацнул зубами, схватил Синглар за штанину и заставил уйти с железной дороги. Трамвай вынырнул из тумана совершенно бесшумно. Жёлтая, съеденная временем краска. Красные полосы по бокам и такое неестественно громкое для этих мест «дзинь», когда открылись двери, впуская пассажиров.
— Хоть какое‑то разнообразие! – проворчал Синглар, выбирая себе место у окна. Шакал запрыгнул на соседнее сиденье, вытянулся, положил голову на передние лапы, закрыл глаза. Трамвай вздрогнул и бесшумно поплыл дальше. Шакал заснул, виляя сквозь сон хвостом и скаля зубы. Какое‑то время Синглар наблюдал за ним, потому что за окном ничего не было кроме тумана, затем тоже заснул, проснулся, увидел туман, опять заснул. Время окончательно потеряло значение. Здесь в этом сжатом мире за ним сложно было следить. Особенно когда вокруг ничего не меняется. Почти не меняется. – Эй, проснись! – сказал Синглар шакалу, увидев, как из тумана начинают проявляться серые здания, уходящие в такое же серое небо. Трамвай остановился.
— Наша остановка, – сказал шакал, выходя из трамвая. Их окружил серый город. Туман развеялся. Трамвай ушёл. Не осталось даже железной дороги. Лишь серые бесконечные улицы и такие же серые люди. Серые лица, серые плащи… Серый мир под серым небом. Синглар шёл по улицам города и то, что было вокруг, угнетало его ещё больше, чем туман, из которого их вывез трамвай. Там, в тумане, у него была надежда, здесь, у него не осталось уже ничего, словно этот город высосал все последние надежды. У него, у случайных прохожих, у всех кто попадал сюда. Шакал сказал ему, что судьба больше никогда не вернёт его на Андеру. Синглар не верил ему, когда они были в тумане, но здесь, в этом городе он уже не был ни в чем уверен. Абсолютно ни в чем. – Вот это уже правильно! – сказал ему шакал и исчез, нырнув в тёмную подворотню. Остался лишь голос в голове Синглара. – Иди налево, – говорил ему шакал. – Иди направо. Стой. Снова иди. Снова налево, затем снова направо…
