— Что будет, если она выберет жизнь? — сглотнув, спросил Атрамир.
— Тогда она останется твоей избранницей, юный воин. И больше уже никогда в жизни ты не посмотришь на другую. — Мудрая ворожея двумя пальцами приподняла его подбородок, заглядывая в глаза. — Да, мой храбрый целитель, тебе тоже придется сделать выбор. И сделать это прямо сейчас.
— Оставь его, Неждана, — вкрадчиво предложил Величар. — Иначе он выберет то, чего желаем мы, а не то, чего желает сам.
— Да, это так, — отступила знахарка и через несколько мгновений поднялась на шею мудрого и храброго Жадомира.
Дракон взлетел, а вслед за ним умчался и Дивислав верхом на Огнезаре.
Атрамир остался один.
Атая думала, что самым счастливым временем в ее жизни было детство. Но оказалось, что нет. Счастливой она стала только сейчас. Незнакомец из леса, не понимающий ее языка, холил девушку, как величайшее из всех возможных сокровищ. Он ловил для нее рыбу, каждый раз выдумывая какое-то новое угощение — то жарил на веточках, то варил в своем странном туеске, то тушил, то запекал в листьях. Он сам приносил и разделывал дрова, сам разводил огонь, сам…
Он все делал сам, делал для нее все, желая в обмен только одного: возможности целовать ее глаза и губы, носить ее на руках, ласкать, смотреть на нее постоянно жадными глазами. Девушка купалась в нежности пришельца, словно в теплой старице, забывая обо всем на свете и совершенно не представляя, чего еще можно пожелать в этой жизни?
Перламутровые височные подвески остались пылиться в маленьком берестяном туеске, ни разу не увидев свет. Да чего там подвески — ей и просто одеться за последние дни не удавалось! Едва у Дмитрия находилось свободное время — как его горячие губы тут же начинали искать что-то на теле девушки, вызывая то смех, то стоны. И почти всегда находили искомое, если только над огнем не начинала подгорать рыба или в лотке не выкипала вода.
В этой блаженной неге Атая не обратила внимания на драконов, кружащихся над лесом у горизонта, а воины огнедышащего народа были встревожены очень и очень сильно. Добруша и Болеглав видели под собой огромную пустыню, в которую превратился лес после появления всего лишь одного-единственного летучего демона. На полдня пути во все стороны лежали сплошные буреломы, из которых торчал мертвый, оставшийся без веток лес. В сердцевине принесенного злого колдовства не осталось и вовсе ничего. Только жженая земля, изрытая и пустая.
И Добруша, и Болеглав знали о злобном могуществе демонов. Один из них носил в крыле пять больших ран, очень болезненных при полетах и постоянно уводящих его влево. У второго половина шеи осталась без чешуи, а мышцы под нею — изорваны на три ладони в глубину. Они уже повидали, как целыми потоками выплевываются в небеса молнии, как встает дыбом земля в огне и дыме, как разрывают грудь великанам стремительные проклятия. Однако то, что сотворил демон здесь, сравнить было просто не с чем. Если порождения зла прорвутся через Врата с подобными чарами… Спасенные Земли воистину станут подобием мира смерти! Причем — в считаные дни.
Но больше воинов огнедышащего племени пугало то, что они не видели самого демона. Ни живого, ни мертвого. Мысль о том, что тварь, обладающая подобной мощью, бродит где-то внизу, невидимая под кронами, отравляла им покой. А потому драконы описывали круги все шире и шире, надеясь хоть что-нибудь учуять или заметить.
Первым, краем глаза, неладное разглядел Добруша. Поначалу — просто небольшое пятнышко странного цвета. Отвернув к реке, дракон снизился и пару раз скользнул над ней вперед и назад. Подозрение оказалось верным: на крохотной прогалинке между скалами и водой лежал короб неестественно ядовитого цвета. Такие панцири иногда носят ядовитые жуки или самые злобные кусачие насекомые, но в обычном мире подобный цвет не встречается нигде и никогда. Смертные тоже ничего в столь едкие оттенки не окрашивают — в голову никому не приходит. А если так — то откуда?!
Болеглав, подлетев ближе, с сородичем согласился — странный короб. Таким цветом никогда ранее никто ничего не красил. Хотя все когда-нибудь случается в первый раз.
На прогалинке развлекалась голая парочка. Может, они учудили?
Драконы, широко раскинув крылья, сделали круг, другой. Люди на них поглядывали, но от хлопот своих не отвлекались. Поляна была узкая, вокруг возвышались скалы и деревья. Напротив, через узкую речушку тоже тянулась девственная чащоба. И как ни приглядывались летучие воины, место для посадки выбрать себе не могли. Больно везде тесно да деревьями поросло — недолго и крылья переломать. С воздуха тоже не спросить — уж больно быстро проскакивали, слова выкрикнуть не успеешь.
Отчаявшись, драконы отвернули на юг и помчались к селениям рода Яйва. Это ведь именно этим жителям первым грозила опасность от бродячего демона. Так пусть ногами по земле дойдут и посмотрят, что за короб такой странный и что за смертные подобным пользуются?
* * *
После того как молодые люди с тележками успешно преодолели границу между дикарями и военными частями, путепроводы стремительно превратились в оживленные транспортные артерии. Военные заставляли всех приезжающих оставлять машины далеко на подступах к запретной зоне, но прочих путников пропускали в надежде на то, что, чем больше всего и всякого люди пронесут в оккупированные кварталы, тем меньше там будет гуманитарных проблем.
Опытным путем быстро выяснилось, что против велосипедов «папуасы» тоже не возражают — и движение стало еще более оживленным. Даже доставка пиццы заработала — бизнесмены мгновенно учуяли выгоду и смогли воспользоваться ситуацией.
— Никакие замороженные продукты доставить не удается, — подвел итог операции министр обороны, общаясь наедине в своем кабинете с профессором Добряковым, — а также про всякие лимонады с газировками жителям Лефортово на время придется забыть, однако вопрос голода в блокированных районах можно считать закрытым. Блокады больше нет. Возможно даже, удастся обеспечить доставку свежей выпечки. За что огромное вам спасибо, Иван Викторович.
— Право, не за что, — профессор Добряков смущенно снял очки и стал протирать их платком.
— Министерство обороны представит вас к государственной награде.
— Ну, это и вовсе излишнее! — вскинулся этнограф. — Получать награду за то, что один раз прогулялся по городу с тележкой из супермаркета? Это, прямо скажем, несолидно. Как я потом людям в глаза смотреть стану? Люди за награды кровь проливают. И как я смогу ответить на вопросы, коли спросят, за что? За то, что тележку из супермаркета через два квартала прокатил?
