– Прикуси язык! – сказал кенгуру.
– Высуни и наклонись. Я прикушу, – парировал скунс, тряся напряжённым хвостом.
– Сейчас он станет брызгать! – Петух взлетел на поваленный ствол, спасаясь от химической атаки.
– Стоп! Молчать! Баста, парни! – завопил Эм Си. – Зачем грызётесь, ругаетесь угарно? Наша сила не в склоках, братья. Заключите друг друга в объятья, помиритесь, не деритесь, к нормальному диалогу вернитесь. Неужели вы люди, а не зверьё?! Стыдно за вас, йо!
Циркачи устыдились. Пожали лапы, попросили прощения. Петер спустился, клюнул шутливо скунса в нос. Вонючка Сэм чихнул.
Чих – известное лекарство, улучшающее настроение. Американец улыбнулся, принялся с энтузиазмом за жвачку.
– Не хочу обратно в шапито, – вдруг сказал он.
– Я тоже, – согласился австралиец.
– Я хотеть желать быть на исторический родина, в славный Гамбург, но не цирк, – вставил реплику Петер.
– Да, в Африку бы… Или в Англию, йо… Посмотрел бы на неё, – протянул Эм Си.
Все остались довольны. Один Ман-Кей не сильно радовался.
– Что с тобой, приятель? – спросил Гуру Кен.
– Хочу кушать, есть, лопать, – проговорил шимпанзе. – Желудок пуст, им можно хлопать себя по рёбрам изнутри… Мне бы бананчик, два, три… Но я не волшебник, не маг. Всё, парни, ухожу в ближайший продмаг!
Эм Си принялся карабкаться по склону оврага.
– Куда ты? – окрикнул друга кенгуру.
– В ближайшее село. Йо, живот свело!
Ман-Кей скрылся из виду.
– Кто-то должен с ним пойти, – сказал Гуру.
– Ты не мочь, и Парфюмер нихт. – Петер почистил клюв о веточку. – Я иметь долг идти за Эм Си. Деревня, курки, петушок. Нет подозрения.
– Дуй, – кивнул австралиец.
Никому не нравилось разделение, но шимпанзе нужна была еда, а оставлять товарища одного – последнее дело.
Тамбовские звери стояли возле странного сооружения, обтянутого сеткой. Произведение искусства Феди и Вити воистину притягивало внимание. Кубический каркас чуть ниже человеческого роста, невод с остатками сухих водорослей. Несмотря на свою убогость, конструкция завораживала.
Внутри, в самом центре, стояла маленькая деревянная кубышка. Крышки на ней не было, и до носов зверей отчётливо доносился аромат мёда. Осы также услышали чудесный запах. Они слетались к ловушке, некоторые путались в мелкой сети, другие успешно находили вход, устроенный в центре одной из стенок куба.
– Ох, держите меня семеро, – хмуро произнёс Михайло, переступая с лапы на лапу.
– Ломоносыч, ты же не собираешься?.. – робко проговорила Лисёна.
– Да, Василиска, собираюсь, – обречённо сказал медведь, глотая слюни. – Пахнет-то как… Просто обалденно.
– Михайло Ломоносыч, очнись! – изрёк волк, становясь между сетчатым кубом и губернатором.
– Да ладно, Серёга, – преувеличенно беспечно отмахнулся бурый гигант, пряча бегающие глаза. – Я же осторожненько…
Лиса, волк и ёж чувствовали: медведь борется со своей природой, но зов лакомства одерживает верх, чары мёда опутывают разум Михайлы, сковывают волю, пьянят…
– Дорогу, Серый, – потребовал Ломоносыч.
Серёга немного попятился к ловушке, пепельная шерсть на загривке вздыбилась, голова пригнулась к земле.
– Пр-р-роснись! – прорычал волк.
– Не зли меня, – угрожающе тихо промолвил Михайло.
Лисёна забежала за спину губернатору, вцепилась зубами в его заднюю лапу. Медведь, почти не отвлекаясь, стряхнул рыжую на траву. Лиса перекувыркнулась, вскочила, рассерженно замела хвостом.
– Увалень косолапый! Ну-ка, иди сюда, я тебе морду расцарапаю да уши пообкусываю! – принялась дразниться Лисёна.
Михайло обернулся:
– Смотри, Василиска, как бы не пришлось пожалеть о сказанном.
Серёга воспользовался тем, что медведь отвлёкся, и прыгнул, сметая Ломоносыча наземь. Они кубарем откатились в разные стороны, встали, готовые вцепиться друг другу в глотки.
– Эх, скунса бы сюда, он бы запашок подправил, – с досадой прошептала Лисёна.
Тем временем Колючий, о котором никто не вспоминал, зашёл в ловушку, аккуратно миновал прутик, приводящий в действие запирающее устройство, обнял кубышку, поднял её и, отдуваясь от ос, вынес наружу.
– Эй, хватит! – крикнул он, поставив мёд перед входом.
Михайло увидел кубышку, забыл обо всём, подлетел (ёж еле успел отпрыгнуть), схватил, принялся лакать янтарное лакомство. Он самозабвенно пиршествовал минут десять, ворочаясь, пересаживаясь и долго вылизывая пустую уже ёмкость. Потом счастливо зажмурился, откатился на спину. Как выяснилось, внутрь сетчатого куба.
Голова угодила в прутик, тот упал, сетка накрыла верхнюю часть тела медведя.
Отчаянно брыкаясь, Ломоносыч принялся стаскивать невод. Лапы норовили застрять, запутаться в коварной сетке. Но в конце концов Михайло вынырнул из кокона, отпрыгнул от коварно сложившейся ловушки, затряс ушами.
– Ох… – выдавил медведь-губернатор. – Как же чудовищно стыдно! Дурак старый…
И заковылял в лес.
– Мих… – хотела окликнуть лиса, но Серёга взглядом дал понять, дескать, не трогай его сейчас, ему и так плохо.
– Что будем делать с сеткой? – деловито спросил Колючий.
– Ну, есть тут неподалеку ямка подходящих размеров, – улыбнулась Лисёна.
Эм Си Ман-Кей целенаправленно топал к деревне. Ему подсказали дорогу местные бурундуки. Правда, они предупредили, что где-то впереди засели браконьеры, но шимпанзе уже было всё равно.
Петер, бегущий следом за другом, то и дело начинал его уговаривать:
– Ахтунг, Эм Си! Бывай осторожный! Враг не хотеть дремать.
Ман-Кея эти беспокойные куриные вопли не особо останавливали.
Когда шимпанзе и петух вышли на поляну, где горел костёр и стояла палатка браконьеров, Витя и Федя как раз допивали чай. Узрев экзотическую парочку, нагло двигающуюся мимо, охотники аж захлебнулись.
Эм Си обернулся на кашель. Втянул воздух широкими ноздрями. «Нет, ничего вкусного, йо», – констатировал Ман-Кей и проследовал дальше. Петер семенил за товарищем, как Пятачок за Винни-Пухом.
– Вить, ты узнал? – просипел Федя.
– Угу.
Долговязый в сердцах отбросил кружку. Обезьяна! Не снежный человек, как вчера показалось из-за кустов, а простая банальная обезьяна.
– Но откуда? – задался вопросом коротышка. – Откуда здесь мартышка?
– Макака, – автоматически, из упрямства поправил Витя.
– Сам ты макака.
– Маловата она для мартышки, точно тебе говорю, – подавленно сказал долговязый.
– А может, мы это? Ну, того?..
– Я тоже так решил. Резковато пить бросили, не иначе. Обезьяна. Кенгуру. Обезьяна с петухом. Капканы исчезли, ружьё… – Витя пересел поближе к Феде. – Ущипни меня!
– Чего это ты? – Коротышка отодвинулся.
– Ну, тогда я тебя ущипну, – предложил долговязый.
Глаза его сияли нездоровым блеском.
– Иди ты…
Федя почти ползком ретировался от горячечного подельника:
– Белочку поймал, да?
– Кто, я? – Витя недоумённо посмотрел на руки. – А, ты про это. Знаешь, Федя, давай-ка соберём нашу ловушку, покидаем шмотки в рюкзаки и домой, а? От греха подальше.
– Ладно, – настороженно согласился коротышка, пытаясь унять нервный тик – от волнения у него задёргалась бровь. – Только ты ко мне не подходи. И ружьё будет у меня, понял?
Подозрительно косясь друг на друга, браконьеры оправились к ольшанику. А через несколько минут на поляну выбрел Михайло Ломоносыч. Медведю было ужасно стыдно. Так стыдно, что он забрался в палатку и затих там, предаваясь самобичеванию, словно это как-то решало его проблемы.
Разумеется, браконьеры не обнаружили ловушку. Зато им осталась пустая кубышка.
Витя растоптал её, едва не сломав ногу от усердия.
Из зарослей донеслась возня и ворчание. Федя вскинул ружьё. Затряслись сразу несколько кустов. Коротышка пальнул наугад.
– Дурак, куда палишь? – завизжал долговязый. – У нас мало патронов!
Федя развернулся к подельнику, держа двустволку под мышкой.
– Куда ты её направил! – ещё громче заорал Витя, смещаясь в сторону. – Убери!
Терпение коротышки закончилось.
– Как же ты меня задолбал! – Федя в бешенстве бросил ружьё.
Раздался выстрел. К счастью, никого не задело. Охотники стояли и слушали тишину, радуясь, что всё обошлось.
А в зарослях Лисёна спросила у Серёги:
– Оно точно двухзарядное?
– Точно.
– Ну, тогда мой выход.
Рыжей стрелой Василиса выбежала прямо под ноги браконьерам, задев хвостом Витин сапог.
Долговязый издал странный нечеловеческий рык и бросился за лисой.
Коротышка остался на поляне:
– Ишь ломанулся, как борзой пёс. А он и похож.
