— Уо-ох, — утвердительно ответили дамы.
— Старая клюшка! — вырвалось у меня.
— В молодости она не была такой. Неразделенная любовь сделала Чиуру злобной, — грустно констатировала «карамельная».
— Нет, это не любовь, это одержимость, — возразила «бархатная».
Я покачала головой. Дед бы не обманул женщину, не дал ложной надежды. Зная, как важна для него дружба с Инк Чи, Чиура ее безжалостно разрушила… и меня не пожалела, а ведь я назвалась беременной. Она знала, что я либо свяжусь с пустынниками, либо саму съезжу в Золотые пески, и что меня встретят очень неласково.
Скирта плевучая! Или… несчастная женщина?
Глава 13
Долго еще я сидела вот так, с повязкой на глазах и связанными руками: женщины так и не осмелились хотя бы ослабить узел веревки на моих запястьях. Часы медленно тянулись; когда у меня в животе требовательно заурчало, пустынницы оказались так милы, что накормили меня куском пирога с яйцом и травами, ломтиком вяленого пряного мяса ящеров и молоком кооков. Правда, есть мне пришлось из их рук…
Я расспрашивала звездных гражданок об их жизни, быте, интересах и увлечениях, и они рассказывали: о чем-то охотно и легко, а о чем-то — без желания, с настороженностью. Очень скоро фокус разговора сместился на меня. Пустынницам любопытно было узнать, какая я, внучка самого Прута Ховери, как оказалась здесь, на Лупле, и чем занималась на родной планете.
«Бархатная» послушала меня, да сказала:
— Брось чернеть, орио! Не сделает тебе здесь никто худа. Инк Чи хоть и ослаб умом на старости лет, но женщину никогда не обидит. Так, напугают чуток, и отпустят, посидишь еще часок-другой и хватит.
— Да мне не страшно, — ответила я со вздохом. Сладкоголосый цепкий Руд все уладит.
— Чего тогда вздыхаешь? Из-за гадины этой ядовитой, Чиуры?
— Плевать на нее.
— Что ж тогда?
— С мужем сложности, — произнесла я, сама не понимая, почему разоткровенничалась. То ли мне пирожок с особыми травами скормили, то ли обстановка и женское общество располагают.
— А что муж? — тут же спросила «карамельная», которая, судя по ее участию в разговоре, и сама очень хочет замуж.
— Кажется, он меня обманывает…
— Уо-ох! А кто не обманывает, деточка? — рассмеялась «бархатная». — С мужиком не прожить, не обманув, да и они с детства научены нам золотым песочком ушки припылять.
Я опустила голову, и женщина перестала смеяться. Подойдя, она взъерошила мне волосы на затылке — знак поддержки? — и повторила:
— Брось чернеть! Вижу, сильно тебя гложет это, и голосок позванивает, что бывает, когда плакать хочется. Не давай этой черноте в сердце угнездиться, сожги ее, покуда она тебя не пожрала.
— Как сжечь? — спросила я.
— Очень просто, орио, очень просто. Как придешь домой, разведи огонь. Когда тот разгорится, возьми широкую прядь волос у лица, и представь, что вся твоя обида и боль оказались в этой прядке. Потом состриги прядь как можно короче и в огонь брось. Так и сгорит вся чернота душевная. А остриженные волосы у лица будут отрастать — медленно или быстро, и как отрастут, ничегошеньки дурного у тебя в душе не останется. Так и будет, поверь мне.
— Только прядку надо хорошую оттяпать, и коротко, — вставила «карамельная», — иначе толку не будет. Надо чтобы было видно, что ты много волос оттяпала. Только тогда и сработает.
Я ответила печальным вздохом, и пустынницы начали уверять меня, что это непременно поможет.
— А не сделаешь, так заболеешь, — уверенно сказала «бархатная». — Мы это черной болезнью называем. Если ее не лечить, то она пожирает человека, мучает, душит, так что ему аж умереть хочется.
— Прямо-таки классическое определение депрессии, — протянула я с горькой усмешкой.
Слово оказалось знакомо звездным гражданкам.
— Уо-ох! Да-да, депрессия! Высокозадые считай что бессмертны, но мрут пачками от депрессии. Бац — и сердце того, все.
— Черная болезнь их особенно не щадит.
— Высокозадые? Это кто?
— Да старшие расы, кто еще.
— Но я-то не старшей расы.
— А черная болезнь всем страшна. Ты послушай меня, орио, сделай, как сказала. Полегчает, вот увидишь.
«Бархатная» произнесла эту фразу очень быстро, потому что услышала, как кто-то приближается. Это оказался тот самый злобный блондин; он вошел, эмоционально ругаясь. К счастью, я не поняла большую часть сказанного и, когда он взял меня за локоть, чтобы увести, пожалела о том, что так и не узнала имен «бархатной» и «карамельной», которые были со мной, «внучкой поганого Ховера», так добры.
Когда мы покинули Золотые пески, был уже поздний вечер; пустыню стремительно поглощала темнота. Обычно в ясный день долго горят в небе золотинки заката, до самой ночи, но не сегодня. Сегодня было тихо, мрачно, темно…
Впрочем, зачем мне изысканные закаты во всем великолепии оттенков, если рядом сидит сияющий Руд? Глаза агента сверкали, лицо раскраснелось, и, судя по тому, как он ведет кар и как выглядит, он еще там, в Золотых песках, в компании Инк Чи…
Когда машину в очередной раз тряхнуло, я спросила:
— Агент Руд, может, вы, наконец, расскажите мне, о чем говорили с Инк Чи и как все прошло?
Мужчина спустился с небес на землю и, поглядев на меня глазищами, полными азарта, страсти и торжества, и оттого кажущимися невероятно яркими, ответил:
— Ах, Камарис, любовь моя, все прошло великолепно!
Меня покоробило, но агент не заметил, и продолжил:
— Инк Чи принял мои условия и, в общем, остался очень доволен моим визитом, как и я — его теплым приемом.
— Но почему он вас принял и почему был рад? Что такое вы ему сказали?
— Я пообещал решить проблемы с Тенями. Да-да, у пустынников с Тенями есть проблемы, причем проблемы эти давние. И те и другие игнорируют законы Луплы и живут по собственным законам. Тени давно хотели обложить своим налогом пустынников, а те противились; постоянно случались стычки со стрельбой и кровавые разборки.
— И пустынники поверили вам?
— Конечно, поверили. Я им в подарок принес оружие. Много оружия. А они мне за это выложили информацию о том, по каким тайным дорогам пустынь ездят Тени, чтобы скрываться от полиции, и парочку мест, где они пережидают темные времена.
— Но ведь вы пришли к Инк Чи в одних трусах!
— Это был один из факторов, расположивших Инк Чи ко мне. А оружие господа пустынники нашли в каре. Я оставил его здесь для них. Жаль, не повязал ленту и не упаковал «подарок» как следует, — рассмеялся агент; смех у него был чуточку пьяный.
Оружие… Я вспомнила о коллекции, которую нашли у меня на ферме, и спросила:
— То самое оружие?
— Да, Камарис. То самое. Зачем ему зря пролёживать? Перед этим наши люди его проверили и пробили по базам, так что уже известно, когда, кем, у кого оно было приобретено. Тут мне вас удивить нечем.
— Невид…
— Невид, — повторил Руд, а потом взял меня фамильярно за подбородок, ущипнул весело, и сказал: — Забудьте об этом лживом бандюгане! Он у нас надолго присядет за покупку, контрабанду и хранение незарегистрированного оружия.
Я не отреагировала на этот щипок, как не отреагировала и на «Камарис, любовь моя». Агент торжествует, ему радостно, так чего с ним ругаться? Пусть называет меня, как хочет, мне все равно уже.
— Вы должны проверить, причастен ли он к смерти деда, — сказала я; каждое слово словно царапало горло.
— Разумеется. Вы знаете, что Невид уже купил билет до Луплы?
— Теперь знаю.
Руд заметил, как я мрачна.
— Камарис, ваши страдания разбивают мне сердце! Обещаю: мы узнаем всю правду, и если ваш муж прикончил вашего деда, то…
«Ваш муж прикончил вашего деда». Мое лицо скривилось.
Руд притормозил, остановил кар, и, опустив свою руку на мою, проговорил тихо:
— Простите мои сегодняшние бестолковость и нечуткость: я просто очень рад тому, что с пустынниками удалось договориться… ну да к ящеру меня, к ящеру пустынников и к ящеру Невида. Все будет хорошо, Камарис. Верите?
