Это что, карета?
Куда?
Почему так холодно и раскачивает в такт. А подол платья весь раскрашен красными кляксами. Почему Элис сидит на полу кареты? Кто все эти люди? Где Грегори?
Новая волна боли поймала как раз в тот момент, когда Алисия наконец-то решилась встать и постучать в окно. Изнутри, между ног всё жгло так сильно, словно расплавленный свинец на кожу выливали, и Алисия, закусив запястье, мычала в полумраке маленького помещения.
Укачивало. Противно. И рвота встала где-то в горле. Тогда Алисия старалась дышать ртом, чтобы отогнать навязчивое чувство тошноты.
Нельзя. Не сейчас. Слишком нехорошо. Холодно. Сыро. Волгло. Неприятно. И на ладонях проступали бисеринки влаги.
А потом её крики затерялись среди возгласов, шума, гама и стука копыт по мостовой, которую успели очистить от снега.
Алисия в голос хотела кричать, потому что ничего не понимала. Почему на запястьях тонкие браслеты? Откуда? За что?
И серебро проклятого металла мешало заглушить боль. Наоборот, словно только сильнее выворачивало наружу не только физическое страдание, но и моральное.
Остановка. И дверь открывается рывком. Много народу, почему они кричат, что они хотят? Зачем Элис пытаются вытащить из кареты? Почему, когда она упирается, её грубо выволакивают за руку и тянут.
Нет. Элис не хочет.
Больно.
В толпе есть знакомые лица.
Льюис. Он дёргается вперёд, рвётся к Алисии, но его за плечи оттаскивает мужчина в костюме полицейского. И вот Френк. Он пытается подойти, но вереница мужчин в форме отгораживает.
Где Ганс? Почему он не поехал?
Слёзы по лицу. Они жгли кожу. Холодный гранит и ковровые дорожки. Снова люди, которые сидят за закрытыми дверьми. Они о чём-то говорят. И Элис ставят за кафедру возле небольшого пьедестала. Вокруг запах чернил и бумажной пыли. От этого в носу свербит, и Элис чихает, чем вызывает новую волну боли, которая опять прорывается всплесками внизу живота. Неприятно. И хочется в ванную, но её держат здесь, рассматривают, оценивают, наблюдают.
Для чего? Что происходит?
— Алисия Гордон, вы обвиняетесь в убийстве пятерых человек.
Глава 47
Пепел некогда сожжённого некрополя оседал на сухих губах и горчил на языке.
Странно.
Слишком всё странно. И куда тянет непонятно.
Почему-то впервые внутренний компас сошёл с ума и не мог определиться, куда загонять своего хозяина.
А время шло слишком медленно. Будто бы кто-то специально растягивал его как сгущённое молоко в конфетах из кондитерской госпожи Бланш.
Неправильно.
После смерти душа спешит уйти, но почему этот мёртвый город под землёй стал пристанищем души, которую не отпускали люди?
Или это наказание?
Нельзя всю жизнь повелеваться смертью, быть её наместником на земле и спокойно уйти за грань. Наверно в этом дело.
Воздух тут пропах пылью от старых костей и просто пылью. Которая разлеталась по воздуху, хотя ветер не поднимался ни разу. Странно.
Шаги шуршали и тогда хотелось обернуться назад, но в играх со Смертью нельзя, никогда нельзя оборачиваться назад, потому что тогда дорога впереди начнёт петлять. Или вот когда выводишь душу тоже не стоит смотреть за спину, потому что рискуешь увидеть свору смерти, которая, скалясь, тут же погонится следом. И будь ты трижды могущественный некромант это не будет иметь значения, потому что твой дар всегда остаётся по другую сторону черты.
Грегори наклонился, присел на корточки и растёр в пальцах пыль дороги.
Почему он сюда попал?
Нет. Он всё прекрасно понял. В него выстрелили, вот он и ушёл, но что его держит? Тело? Элис всё же совершила глупость и использовала подарок князя?
Запястье обожгло, окольцевало болью, и Грегори задал руку между коленей, чтобы не закричать в голос. Мерзко.
Впереди переливами дождя зазвучал смех. Грегори это очень не понравилось. В таких местах не принято гулять. Тем более, смеяться. Но как бы Грегори ни относился с пиететом к посмертию любопытство всё же победило. Три шага до поворота после обрушенной стены. Ещё.
Блондинка сидела на покосившемся камне и болтала ногами в воздухе.
— Эмили? — оторопело выдохнул Грегори и привалился спиной к стене.
— А ты ждал кого-то другого? — голос — звон колокольчиков, и от них голова начинает болеть, и Грегори сжимает ладонями виски. — Я мертва, ты мёртв… Мы встретились…
— Я виноват… — тихо сказал Грегори, присаживаясь на пыльную дорогу.
— Нет, виновата я. А ты всего лишь сильно любил, поэтому умирал вместе со мной.
— Но теперь уже точно умер… — с печальной усмешкой признался Грегори и взъерошил пропитанные пылью волосы. От этого они стали жёсткими как проволока.
— Точно? — у Эмили была слишком живая мимика. Она сузила глаза и приподняла одну бровь, словно, сомневаясь в действительности, но Грегори только пожал плечами, не желая аргументировать очевидное. — И ты теперь будешь со мной?
— Наверно буду, — просто Грегори сам не понимал, где именно он будет, но явно уж не в мире живых.
— А разве тебя никто не ждёт? — что-то неуловимо изменилось в облике Эмили, и Грегори весь подобрался. Паршиво это даже в посмертии ощущать себя беспомощным.
А тем временем Эмили в своём пышном платье цвета ранних бутонов миндаля слезла с камня и пошаркала ножкой, что была затянута в аккуратную туфельку. И так тихонько по шажочку приблизилась. Встала напротив и протянула руку. Грегори схватился за женскую ладонь, и его собственную обожгло снова.
— А говорил, что не ждёт, обманщик, — рассмеялась Эмили, разглядывая, как по руке Грегори расползается сначала кровавая нить, а потом обрастает рунами.
— Не понимаю, — Грегори наблюдал, как на коже проступали письмена древнего заклятия, и боялся даже подумать…
— Тебе надо спешить, мы и так задержались… — шепнула Эмили, приближаясь и целуя Грегори в щеку. В месте поцелуя остался морозный след.
— Я не могу просто так взять и уйти обратно, — вспылил Грегори.
— Можешь, если твой путь уже оплачен.
Теперь в тёмные глаза Грегори смотрела на погибшая супруга, а внутрь души заглядывал золотой взгляд. Грегори моргнул, чтобы прийти в себя, и почувствовал холодные ладони на своей груди.
— Беги некромант, мой наместник в мире живых… и прости за цену…
Пространство скрутилось воронкой. В голове резко стало пусто, а потом полно. Руку жгло, словно кисть норовили оторвать, и чем быстрее бежал через свёрнутое время Грегори, тем острее была боль.
Десять шагов и ладонь почти чистое пламя.
Пять. Боль уже невозможно терпеть, но по ней понятно, что выход близко.
Три и огненная нить разъедает кожу…
Один…
Крик огласил поместье.
Грегори свалился с кровати и продолжил орать так громко, что перепугал всех домочадцев. В комнату вбежал бледный Ганс. Следом Гретта. Грегори свернулся на ковре и баюкал опалённую кисть. В голове всё смешалось. Сложно было разобрать, что вокруг говорят. Грегори просто как умалишённый, не прекращая, кричал, звал Элис.
— Сэр, сэр… её забрали… её обвиняют…
Кинжал сам прыгнул в руки. Ганс в последний момент успел подставить плечо, чтобы Грегори упал в портал как мешок с дерьмом, а на выходе…
Оказавшись в зале суда, просто выбив собой дверь, Грегори увидел Алисию, что едва стояла на ногах в окровавленном платье с пустым взглядом смертника и первое, что он сделал на инстинктах — это забрал свою силу, которая в центре зала взвыла, встала на дыбы, оголяя пасти и рыча на народ, который требовал хлеба и зрелищ. И получил…
— Право Райнара, — проорал Грегори, ударяя ладонью с начерченной на ней пентаграммой стену.
Глава 48
Грегори поправил воротничок рубашки и незаметно коснулся шеи, там, где по ощущениям затягивалась удавка королевской клятвы.
