– Но как решились противостоять таким сильным противникам?
Санаду нервно усмехается:
– Они не на тех напали.
– В смысле? – хмурюсь я.
– Одна драконесса так хотела отомстить за уничтожение своей семьи, что смогла организовать против них операцию нескольких государств. А я, помогая заманивать Неспящих, стал случайной жертвой. Даже удивительно, что эта драконесса не рыжая. Но, возможно, она просто это скрывает? – Санаду нарочито задумывается и хлопает ладонью по одеялу. – Да, наверняка она тоже рыжая!
– Вы имеете что-то против рыжих? – оседлав его, демонстративно складываю руки на груди. – М-м?
Глаза Санаду блестят. От его изучающего всю меня взгляда становится жарко.
– Если это не мои рыжие, – улыбается он.
– Во множественном числе? – я с подозрением задираю бровь.
– Ну ты же обидишься, если я не посчитаю за своих Марка Аврелия и Марка Антония? А между тем они тоже рыжие! Нет, я, конечно, был бы рад не обнаруживать под подушкой орехи и не натыкаться во сне на пушистый хвост, но ради тебя, моя дорогая, согласен потерпеть.
– А ведь это только начало, – предупреждаю я. – Белки забивают запасами все доступные места. Даже пространство между стенами.
– Здесь стены цельные, – Санаду вновь нарочито задумывается. – Хотя, учитывая поразительные свойства рыжих, не удивлюсь, если его даже это не остановит!
Он опускает ладони на мои бёдра и поглаживает:
– А ведь нам надо на лекцию собираться. – Санаду вздыхает. – Длинную нудную лекцию по менталистике, и если тебе можно не торопиться, то я обязан её прочитать вовремя. Обещал Эзалону быть паинькой, к сожалению.
От его прикосновений по коже пробегают мурашки, мешая думать.
– Учитывая обстоятельства, – неожиданно сипло напоминаю я. – Мне, наоборот, стоит поднажать на учёбу. Экзамены можно и при полном знании предмета завалить, но если на меня нападут, я должна уметь постоять за себя.
Из лица Санаду мгновенно уходит расслабленность, взгляд становится строгим.
– Ты права, конечно. Но без защиты я тебя не оставлю, я уже всё подготовил.
– Что? – опять задираю бровь. – Магический бронежилет мне припас?
– Что-то вроде того… в мою любимую ванну залезаем вместе или по очереди?
– Ах, кто-то обещал быть паинькой, – качаю головой.
– А что, паиньки не купаются вместе с любимыми девушками? – трагично уточняет Санаду.
– Паиньки-соректоры не купаются вместе со студентками, – к щекам приливает нестерпимый жар, прижигает даже уши. А затем я начинаю нервно хихикать. У Санаду взлетают обе брови. Я зажимаю рот, но это мало помогает.
– Прости, – сквозь смешки выдавливаю я. – Просто мне… мне ещё никто не признавался в любви… так.
Упав на его грудь, продолжаю отчаянную борьбу с нервными смешками, хотя он, конечно, ничего смешного не сказал, но меня просто распирают эмоции.
Одной рукой зарывшись пальцами в мои волосы, другой Санаду гладит меня по напряжённой спине.
– Ничего, это поправимо, со временем привыкнешь, – обещает он и дотягивается до моего полыхающего уха поцелуем. – Любимая моя девушка Клео.
– Ну, благодаря тебе – уже не девушка, – хихикаю я. – И не говори, что это поправимо!
Новый приступ хохота размазывает меня по груди Санаду.
– Клео, просто на всякий случай, чтобы ты не сорвала какую-нибудь лекцию весельем из-за чьего-нибудь пояснения, – весело произносит Санаду. – Тот браслет, который я ночью надел на тебя – помолвочный.
– Что?
Вскидываю руку: и правда между демоническим и академическим моё запястье охватывает платиновый ободок с растительным орнаментом и цветами из красных кристаллов. Цельный ободок, без малейших признаков застёжки. Развернувшись на Санаду, ощупываю и дёргаю браслет: точно без застёжек.
Он что, серьёзно? Как-то это… неожиданно. Больше на дурную шутку похоже. Впрочем, помолвка брак не гарантирует, так что вряд ли это шутка, но и особых обязательств этот браслет на Санаду не накладывает.
– Клео, хочу заметить, что ты согласилась его надеть, хоть и спросонья. И вообще я хотел, чтобы ты узнала внезапно и от других, это было бы забавно. Но, боюсь, моя тонкая душевная организация не выдержит, если ты обсмеёшь моё предложение публично.
Эта его фраза возрождает во мне нервный смех.
– Хах, ну, – выдавливаю я, – вы правильно меня заранее предупредили: я бы точно не сдержалась.
– Смешно, да? – обиды в его голосе не слышится, скорее ирония.
– Угу. Сначала пожевали, и теперь, как честный вампир, женитесь.
– Жениться пока нельзя, – Санаду поглаживает меня. – Это даст юридическую возможность потребовать твоей экстрадиции. Так что пока я тебя только застолбил.
– Забраслетил.
– Пометил.
– Воспользовавшись моим невменяемым состоянием. Какое коварство! – приподнявшись, заглядываю в его весело блестящие глаза.
– Так что поделать, – картинно вздыхает Санаду, – если иначе ты не понимаешь.
Следующий приступ смеха у нас совместный и такой долгий, что вместо ванны приходится ограничиться очищающими заклинанием.
***
Санаду готов второй раз свой кантон заложить, чтобы узнать мысли Клео, но ему и первый-то раз заложить такой дорогой кантон некому, так что…
«Надо было сразу с неё этот щит проклятый снимать, сразу действовать!» – в очередной раз корит себя Санаду, потому что ему с одной стороны, конечно, хорошо и тоже весело, а вот с другой – не очень.
Но, подержав Клео в своих руках, он решает привычно не волноваться раньше времени: он знал хладнокровных девушек и женщин, любивших искренне и сильно, и знал пылких, уверяющих в любви бессердечных обманщиц.
И даже если Клео только принимает его ухаживания, у него впереди (если ещё какой катастрофы не случится) много лет, чтобы влюбить её в себя.
«И я не буду даже думать о коротких путях», – обещает Санаду, но даже такой мизерной мысли хватает, чтобы вдоль его позвоночника поползли ледяные мурашки, а пальцы взметнулись к его прокушенной в порыве страсти губе.
– Что-то не так? – спрашивает затягивающая пояс халата Клео.
Санаду смотрит на её губы: её губу он тогда прокусил или нет? От её крови или собственных чувств был так восхитительно пьян и взбудоражен? А она?
– Идём разбирать сокровища, – он протягивает руку.
Из сокровищницы кантона он выгреб все амулеты и невольно надеется, что эти драгоценные дары добавят ему баллов в глазах Клео.
В гостиной их ожидают три массивных, окованных железом сундука по пару сотен килограммов каждый.
Клео вопросительно задирает бровь, а Санаду вновь проклинает злосчастный, мешающий понять её щит. Взмахом руки он открывает сразу все сундуки, ожидая восхищения Клео.
Свет вспыхивает в гранях магических кристаллов и драгоценных камней маленькими ослепительными радугами, отражается от золота и платины оправ.
Санаду поворачивается к Клео, вглядывается в её задумчивое лицо.
– Амулеты, – поясняет он. – Сделаны в виде украшений, но есть и такие, которые прячутся под одежду.
Скривившись, Клео почёсывает макушку.
«Ненавижу её абсолютный щит», – думает Санаду, но так как его мысли никак не могут дойти до неё, спрашивает:
– Что не так?
– О, всё хорошо, – Клео поворачивается к нему с пугающе задумчивым видом. – У меня только один вопрос: откуда у простого соректора столько сокровищ?
Глава 24
– Взятками набрали? – с подозрением уточняю я, ведь с дочерью-императрицей он не в столь близких отношениях, чтобы она дарила ему столько украшений, да ещё и женских.
У Санаду нервно дёргаются уголки губ, в глазах вспыхивает прежнее веселье. Он прикладывает ладонь к груди:
– Да как ты могла такое обо мне подумать?
Указываю на ослепительно сверкающие драгоценности.
– Никогда взяток не брал, – патетично уверяет Санаду. – Но для тебя могу сделать исключение: взять поцелуями.
