Не настолько Санаду безответственный.
Двери зала для собраний глав кантонов бесшумно перед ним открываются. Зал освещён ярким светом, льющимися сквозь окна над возвышением с пятью тронами, так что сидящих на них не разглядеть. Лучи отражаются в разноцветных гранях каменного узора на полу, ещё больше нарушая восприятие окружающего, но Санаду давно привык к этим фокусам.
И смотрит он не только глазами.
Но сегодня просто щёлкает пальцами, и магические светильники внутри окон смягчают сияние, позволяя ему хорошо разглядеть коллег.
Посередине для симметрии, как всегда, на высоком троне сидит Изрель: величественная и внешне абсолютно спокойная. Чем-то похожая на Магарет.
Слева от неё главный её политический соперник – светловолосый Келтар. Рядом с ним его подпевала Алиастис.
Справа от Изрель пустуют оба трона её политических сторонников, и если свой крайний трон Санаду ожидает видеть пустым, то свободное кресло Танарэса его откровенно беспокоит: слишком много между ними счетов, чтобы Танарэс пропустил такую встречу. Что оказалось важнее?
Но ещё хуже то, что сейчас в совете Изрель одна против двоих.
Понимая, что вызван не на совещание, а для допроса, Санаду останавливается посередине каменной площадки. Сдерживается, чтобы не сложить руки на груди.
Створки за ним закрываются бесшумно, но он улавливает дуновение вытесненного воздуха и так определяет момент, когда можно начать говорить свободно:
– Я вас слушаю.
– Не веди себя так нагло, – требует Келтар. – Ты сдал информацию о местоположении могилы Нергала Неспящим!
Для разговора Санаду разгоняет сознание, но даже в ускорении дальнейшее происходит ошеломительно быстро, потому что остальные тоже вампиры и могут ускоряться: в ментальном пространстве возникают четверо, скрытые высокими массивными тронами.
Четыре менталиста одновременно атакуют сознание Санаду. Хищные жала обжигают его ментальный щит, продавливают с неожиданной силой. Он едва успевает поставить абсолютный щит.
Все ментальные ощущения исчезают, и Санаду кажется, что он ослеп и оглох. Но это просто иллюзия.
Без ощущения ментального пространства вокруг мир кажется ему плоским, неправильным. Нервы натягиваются в паническом страхе. Сердце бьётся до ломоты быстро, дыхание сбивается. Санаду остро чувствует, как по его виску стекает капелька пота.
Все прочие ощущения болезненно обострены.
Всё неправильно.
Но он быстро берёт себя в руки.
– Абсолют, – констатирует Аэль, менталист Келтара.
Из-за трона Изрель выступает Сонли. Улыбается и чуть разводит руками: мол, ничего личного. Синеглазый Аэль тоже выходит из своего укрытия. Остальные менталисты архивампиров прячутся за тронами своих правителей.
И Санаду не знает, хороший это знак или плохой.
***
День сегодня какой-то бестолковый. Чувствую себя прекрасно, чего нельзя предположить по мертвенной бледности кожи и нездоровой красноте глаз, но при этом я официально на больничном. Мысли об этом вызывают нервные смешки: как будто мне выходной выделили в честь становления женщиной.
Смех разбирает и когда я по вызову Эзалона дохожу до его кабинета, перед которым меня недавно перехватил Санаду: на том самом месте, где это произошло.
Нервно хихикаю, пока Эзалон объясняет, что он закрыл посторонним вампирам доступ в Академию, но мне всё равно следует быть внимательнее и ни в коем случае не покидать территорию.
В конце концов Эзалон, расцепив пальцы, строго спрашивает:
– Вы в порядке? Вам не надо показаться целителю?
Зажав рот ладонью, мотаю головой. Хотя, возможно, какое-нибудь успокоительное мне не помешает. С другой стороны: я бодра, воодушевлена, ну а что хихикаю без повода – так это лучше, чем голову пеплом посыпать.
Эзалон внимательно оглядывает меня, и его начальственный тон смягчается:
– Простите, Клеопатра, превращение в вампира, особенно такое внезапное, особенно для жительницы непризнанного мира, это большой стресс.
Я опять нервно хихикаю и машу рукой:
– Да нет, ничего страшного, поверьте, причина не в этом. Но если бы знала, я бы запаслась пудрой и автозагаром.
В ясных глазах Эзалона читается сомнение:
– Вы уверены, что в порядке? Наша целительница сейчас несколько, хм-м, занята, но, думаю, мы смогли бы уговорить её вас осмотреть. Наверное…
– О, не отрывайте её от мужа. Поверьте, со мной всё в порядке. Мне надо походить, подумать, осознать всё случившееся.
– Не переживайте, я уверен, Санаду что-нибудь придумает. Он довольно изворотливый. А даже если у него не получится… придётся вам побыть вечной студенткой.
О да, Санаду довольно изворотливый… С трудом сдержав нервное хихиканье, машу рукой:
– Простите, думаю, мне лучше уйти.
– Хм, да, если вам так угодно. Но в случае проблем – обязательно обращайтесь. К Алоизу, миссис Клэренс, ко мне.
Покивав, выдавливаю:
– Спасибо.
Выскакиваю в коридор, где меня всё же разбирает смех.
Может, Эзалон прав, и мне надо показаться целительнице?
Но прогулка по аллеям Академии помогает успокоиться и собраться с мыслями. И прийти к двум выводам: я понимаю, что у Санаду проблемы с моим обращением, но мне бы хотелось, чтобы сейчас он был рядом. Близость с ним меня впечатлила сильнее, чем превращение в вампира.
Потому что проклятой, жаждущей крови или какой-то другой я себя не чувствую. Только бледность кожи и алые глаза новообращённого вампира в отражении напоминают мне о новой расовой принадлежности, но это мелочи.
Посмотрев на небо и оценив его как не слишком подходящее для поджаривания бледной вампирской корочки, вновь задумываюсь об автозагаре.
На плечо ложится когтистая лапа.
– О, привет, Антоний! – развернувшись и запрокинув голову, заглядываю в его морду со вздыбленной шерстью. – Не против алфавитом позаниматься? Очень уж хочется послушать твой рассказ о потасовке с обезумевшими вампирами. И была ли среди них рыжая в мужской одежде.
Антоний лишь дёргает ушами. Определённо нам надо учить алфавит.
Я со вздохом оглядываю Академию драконов. Почему-то точно знаю, что Санаду здесь нет. Он уже давно отсутствует… и это беспокоит. Как он там?
***
Тихо шуршит в уголке Марк Аврелий. Приводя в порядок волосы перед сном, пытаюсь распутать упрямую кудряшку. Сижу я в спальне Санаду, справедливо полагая, что теперь имею право не только на его ванну, но и на постель.
Распутываю кудряшку и анализирую свои эмоции: любопытно, как меняется восприятие после перехода в горизонтальную плоскость – даже если технически она оставалась вертикальной.
Раньше я бы просто переживала за Санаду, как там его дела, что за проблемы – которые он назвал нашими. Теперь помимо этого беспокойства противным червячком свербит мысль, а не от меня ли он сбежал? Попробовал, не понравилось, Мара круче, старые чувства не ржавеют и всё такое.
Конечно, такой поворот я переживу: не я первая, не я последняя. Но ведь свербит!
Вздохнув, постучав расчёской по груди, сползаю с постели Санаду.
– Марк Аврелий, за мной, – зову мою прелесть.
Чем-то шурша, он вылезает из-под кровати. Вопросительно смотрит на меня. Свободной рукой постукиваю по плечу, и тут же рыжая молния взвивается по кружевам сорочки, обвивает мою шею пушистым хвостом.
– Проведём социальный эксперимент, – я направляюсь к выходу.
Марк Аврелий цепляется за мои кудряшки, то ли отговаривая от эксперимента, то ли наоборот, подгоняя скорее его устроить.
В дверях останавливаюсь: а с какой стати я должна уходить, чтобы проверить намерения Санаду по тому, зайдёт ли он ко мне или нет? Кто последний в тапки встал – тому они и достаются.
Решительно возвращаюсь к кровати Санаду и, ссадив Марка Аврелия на подушку, забираюсь под одеяло: если Санаду предпочтёт Мару, пусть уступает мне свою комнату. Отсюда и до любимой ванны ближе и вообще мне здесь больше нравится, чем в выделенной мне спальне.
