— Поместье не выглядит запущенным, — отметила я. — Как получилось, что молодые люди смогли так быстро его отстроить?
— Отремонтировать, — поправил меня старик. — Не знаю, но подозреваю, что занятия магией могут приносить хороший стабильный доход…
Я натянула приветливую улыбку и поднялась по лестнице. Вдруг огромные двери распахнулись перед нами. На пороге стоял высокий худощавый бледный юноша со светлыми вьющимися волосами и поразительно яркими зелеными глазами. В одной руке он держал светящийся магический шар, в другой — факел.
— Ваше Величество! Мое почтение, — юноша улыбнулся, однако его глаза не выразили никакого чувства или намека на него.
Его голос оказался выше, чем я представляла, но не звучал комично, даже наоборот — он звенел своей холодностью.
Шар повис в воздухе, и юноша взял мою руку и поднес к своим сухим губам. Мне показалось, что его глаза хищно сверкнули.
— Я всегда рад оказать посильную помощь августейшим особам.
— Отлично, — я вытащила свою ладонь из его пальцев. — Будьте добры подать горячий завтрак и сопроводить меня в жилые комнаты. Мне будет удобнее говорить о деле после короткого отдыха.
Зеленые глаза графа снова сверкнули.
— Конечно, как вам будет угодно, Ваше Величество. Следуйте за светящимся шаром, Ваши комнаты уже готовы.
* * *
Стены комнаты были обиты темно-синим бархатом. Насколько это было практично, я не знала, но жизненный опыт подсказывал, что после одного-двух сезонов тополиного пуха ткань будет невозможно очистить.
Мне понравилось черное покрывало, которым застелили кровать, как и иссиня-черное постельное белье. А вот то, что кровать поставили прямо в центр огромной пентаграммы, вызывало некое недоумение. Потому, решив сохранить себе нервы, я отодвинула кровать в сторону, поближе к стене.
Когда я спустилась к завтраку, за длинным столом в огромном обеденном зале уже кто-то сидел.
— Доброе утро, — приветливо поздоровалась я.
— И вам, — довольно хмуро ответил мой собеседник. — Насколько я понимаю, вы и есть Королева?
У него тоже были кудряшки, только темные. И выглядел он куда более живым, чем выгодно отличался от главы ордена крестенрозеров.
— Насколько я понимаю, Вы и есть второй сын Льва Мышкина? — вопросом на вопрос ответила я.
— Андрей Мышкин, — представился мой собеседник, посыпая свою порцию овсянки сахаром. Я не смогла представить его брата с таким же аппетитом что-то поглощающего: мне казалось, что под взглядом Федора все съедобные продукты обязательно испортятся.
— Отчего вы не пошли в маги по стопам старшего брата? — спросила я, ковыряясь в каше.
— Не было таланта, — лаконично отозвался он.
— К магии? — уточнила я.
— К логике, — усмехнулся Андрей, — у брата. Потому он обучался у спятившего колдуна. А у меня степень доктора естественных наук. Ешьте овсянку, она полезна для цвета лица.
— Проще измазаться свеклой, — отмахнулась я.
Андрей неодобрительно на меня посмотрел поверх тарелки.
Я скривилась, но послушно зачерпнула ложкой теплое вязкое месиво. Закрыла глаза и на выдохе положила ложку в рот. Покатав кашу по небу, проглотила ее, стараясь не замечать вкуса. Я открыла глаза и заметила, что Андрей наблюдает за мной сквозь опущенные ресницы. Его тарелка была прилично пуста, а по его довольной улыбке было понятно, что сейчас он наслаждается своим будущим прекрасным цветом лица, выгодно отличающимся от моего настоящего. Я попыталась натянуть на физиономию величественное выражение, но у меня практически не получилось: видимо, только истинный аристократ способен хорошо совмещать величие и овсянку. Готова дать руку на отсечение, со стороны казалось, что перед второй ложкой каши я скривилась еще больше.
— Королева, Вы когда-нибудь играли в покер? — вдруг спросил Андрей, разглядывая дно своей чашки.
— Нет, — я не стала врать.
— Не играйте, у вас не получится, — вежливо сказал он. — Забыл сказать, брата вызвали по срочным делам, он будет только к обеду. Всего доброго.
Он встал, манерно поклонился и вышел, оставив меня наедине с моим утренним кошмаром.
* * *
«Барон целовал ее тонкие пальчики, сжимающиеся вокруг ножки золотого кубка. Да, она могла ударить его, но он решил рискнуть, и, черт возьми, этот риск был оправдан. В своем простеньком форменном платье она казалась такой юной и молодой, что сердце барона переполнилось нежностью.
Он подхватил ее на руки, такую легкую и податливую, гибкую и сильную, и понес в библиотеку…»
Я потянулась на кровати. После дороги болела голова, но сон не шел, потому я закуталась по самые глаза в одеяло и читала, поедая мандаринки — сухой паек из запасов добрых дворцовых кухарок.
— Принцесса, Вас не учили, что есть в кровати — дурной тон? — раздался знакомый шебуршащий голос.
Мне показалось, что кровать подо мной покачнулась, словно лошадь за мгновение до того, как тронуться неспешным шагом. Я резко захлопнула книгу и села. На подоконнике, наклонив голову на бок, посматривая на меня хитрыми глазками-бусинками, сидел мой старый знакомый дятел — существо, которое я старательно ненавидела и по которому безумно скучала.
И рисковала, когда испытывала эти слишком сильные для политика эмоции.
— А комментировать поведение девушек в постели — не дурной тон? — уточнила я.
Дятел рассмеялся очень неприятным смехом, звучащим будто бы один кирпич потерли о другой. Его глаза отражали огонь факелов или камина, отчего он казался еще более мудрым и старым, чем был.
Без сомнения, он улыбался, довольный собой.
— Смотря где, — мой пернатый товарищ перелетел на спинку кровати. — Читаешь?
Я убрала книгу под подушку, стараясь спрятать от него обложку. Не люблю вопросы, которые задаются ради самого вопроса.
Мы сидели друг напротив друга в молчании. Он был доволен произведенным на меня эффектом, я видела. Его хитрые глазки-бусинки были прищурены. Мне хотелось задать ему массу вопросов, но я знала, что он не будет отвечать, если не захочет. А если захочет, то будет говорить даже тогда, когда я не пожелаю его слушать.
— Ты изменилась, — вдруг нарушил тишину он.
Я усмехнулась. Мне всегда казалось, что подобные фразы люди придумали для того, чтобы не говорить о важном. Или чтобы говорить, когда говорить не о чем.
— А ты? — вдруг спросила я.
— В моем возрасте и состоянии меняться не принято, — иронично сказал дятел. — Это было бы дурным признаком.
Я улыбнулась одними губами.
Я чувствовала, что он хочет подлететь ближе, но не решается. Я знала, что смахнула бы его с колен, если бы он вдруг попытался усесться на них, но мне бы хотелось, чтобы подлетел ближе. Как раньше, когда мы пили какао на балконе во время часов завтрака за разговорами ни о чем. А еще мне хотелось ударить его. Это было бы очень вульгарно, но, скорее всего, безумно приятно.
— Ты не хочешь спросить меня о чем-нибудь? — дятел снова нарушил тишину.
— Я слишком боюсь услышать ответ, — покачала головой я.
В замке зазвонил колокол. Андрей предупреждал, что так здесь принято сообщать о начале ужина. Я встала с кровати, одернула покрывало пошла к выходу из комнаты.
— Принцесса, наши фигуры в этой партии одного цвета, — дятел усмехнулся.
Я хотела обернуться и поинтересоваться, кому же придется исполнить роль пешек, но решила, что слова прозвучат слишком пошло. Потому я без слов вышла из комнаты.
* * *
Я поняла, что заблудилась, когда прошла мимо одной приметной трещины в стене в пятый раз. До этого момента еще можно было тешить себя надеждой, что получится отыскать столовую и кухню по запаху еды. Я бы могла позвать на помощь, но это было бы слишком унизительно и не по-королевски.
В последнее время я стала слишком часто себя одергивать своим официальным титулом.
Внезапно я почувствовала холод. Это ощущение было сравнимо с тем, что я испытала, когда маленькой девочкой с головой провалилась под лед во время весенней прогулки.
Испытывая непонятный ужас, я резко обернулась, но ничего не увидела. Тогда я медленно вдохнула и выдохнула и повернулась, чтобы продолжить путь. И завизжала.
На полу, подобрав под себя ноги, сидела темноволосая девушка. Из аккуратно очерченного рта красавицы ниточкой бежала струйка крови, капельками падая на белое кружево на ее груди. Таким кружевом обычно украшали дорогое нижнее белье или ночные рубашки.
— Портрет…
— Что? — не поняла я, сделав несколько шагов ей навстречу.
— Бойся портрета, — она выплевывала слова между приступами кашля. — Сама спасайся и спаси…
Я присела перед ней на корточки, пытаясь разобрать слова, как вдруг она схватила меня за волосы и притянула к себе так близко, что наши лица практически касались друг друга. Я видела ее карие глаза с расширенными светящимися зрачками, растрепанные темные волосы и полупрозрачную кожу поразительного оттенка луны.
