Миновал всего лишь один вдох. К той секунде, когда плеснувшая Теж в кровь волна адреналина достигла головы, угрожая ее разнести на кусочки, все уже завершилось.
Айвен Ксав, прижимавший контейнер к полу так, словно тот мог оказать сопротивление, заставил себя встать. Он тяжело дышал. Поднявшись на этот импровизированный пьедестал, он обвел свирепым взглядом всех Аркв — застывших в изумлении или бросившихся на помощь. Бабушка укутала Жемчуг своим пальто, окончательно прекратив доступ воздуха к огню, а перепуганный Амири опустился рядом с сестрой на колени, проверяя, насколько она пострадала.
Айвен Ксав набрал воздуху, и — о боги, он еще может орать!
— Так, народ! Может, хватит искать новые способы меня угробить за один-единственный час?! Или, как вариант, до утра? Сделайте одолжение. До утра. Просто. Сядьте спокойно. И ничего не делайте!!! Сидите и благоразумно ждите. Земля, вода, воздух, огонь — вы уже все стихии перепробовали, стоп!
Амири эта тирада, произнесенная звучным баритоном, весьма впечатлила. Бабушку… не до такой степени, но сочувствие у нее, наверное, вызвала. Поднимаясь сама и помогая подняться Жемчуг, она заметила:
— В некоторых мифологиях Старой Земли существовал еще и пятый элемент — металл, насколько я помню.
Айвен Ксав процедил сквозь зубы:
— Надеюсь, это риторическое замечание, а не подсказка?
Но всё же он сошел со своей трибуны в крепкие-крепкие объятья Теж, и его ярость тоже начала спадать. Трясущимися пальцами Теж убедилась, что ни одной капли этой жуткой гадости на него не попало. Айвен Ксав накрыл ее руку своей, прижимая ладонь к своей груди и унимая дрожь. Его стиснутые зубы разжались, и он зарылся лицом в ее волосы.
Папа и баронесса пробрались к ним с другого конца комнаты через баррикаду ящиков и коробок. Лицо баронессы посерело, папа был скорее зеленоват. Баронесса шагнула к Жемчуг, а папа — к выходу, чтобы гневно уставиться в непроницаемую темноту, где скрылся его враг. Айвен Ксав и Теж подошли к нему.
Папа скрипнул зубами, и у него на челюсти заиграл желвак.
— Вы ходили дальше. Там тупик, говоришь? Нужно нам его ловить? — поинтересовался он у Айвена Ксава.
— Я бы не стал трудиться, — ответил тот, но тоже сжал зубы. — Либо он сам вернется, и тогда мы побережем дыхание, либо утонет в попытках выбраться. Это избавит вас от необходимости резать ему глотку, или что там вы собираетесь. Я уж точно не намерен тратить на него ни глотка кислорода.
— Если он не вернется до того, как нам нужно будет заделывать проем, я за то, чтобы его не ждать, — проворчал Амири. Теж мрачным кивком согласилась.
Папа покосился на Айвена Ксава.
— А ты быстро сообразил. И... правильно.
— Тренировки, — пояснил Айвен Ксав коротко, помолчал и неохотно добавил: — И несчастные случаи на этих самых тренировках. Тут хочешь не хочешь, а учишься.
— Вижу, ты выучился, — папа коротко и одобрительно кивнул.
— Что это за штука? — спросила Теж у бабушки, которая провела пальцами в перчатке по случайным брызгам на полу, а теперь принюхивалась, определяя химический состав.
— Полагаю, когда-то было благовоние. А теперь — просто вонь. Вряд ли предполагалось, что оно так себя поведет, — она оглядела комнату и напутствовала свое потомство: — Извольте впредь не открывать ничего незнакомого, прежде чем я не получу возможность проверить это сама.
— А лучше — вообще ничего ни открывайте, — проворчал Айвен Ксав. — Сделайте мне такое одолжение.
Гуля, глядя на него покорно и опасливо, уселась на ящик и плотно сложила руки. Жемчуг, в чьем взгляде читались более теплые чувства, присоединилась к ней. Кажется, ожог на ее лице был не сильнее солнечного, только белые брови опалились. Гуля обняла ее за плечи, успокаивая дрожь. Теж помогла Айвену Ксаву собрать раскиданные старинные бумаги, сухие и ломкие, и осторожно упаковать их обратно в контейнер. Айвен Ксав, сам того не замечая, проглядывал их с тайным любопытством, прежде чем уложить на место.
Когда все смолкли, в бункере стало очень тихо. Теж даже захотелось снова с кем-нибудь заспорить, просто чтобы прогнать эту тягостную тишину. Вместо этого они с Айвеном Ксавом последовали за бабушкой на нижний этаж. Теж — потому, что еще не была там, а Айвен Ксав — с явным прицелом подсветить ей своим люминофором: то ли, чтобы было лучше видно, то ли считая, что одного — просто мало. А, может, чтобы лично приглядеть за источником очередных неприятностей.
— Пока что воздух у нас должен закончиться раньше, чем фонарики, — пробормотал он.
— В идеале — лучше одновременно, — задумчиво заметила Теж.
— Я бы предпочел, чтобы свет продержался дольше.
Теж решила не спорить с его нелогичным замечанием. Выбора у них все равно не было.
Помещение этажом ниже не сильно отличалось от верхнего, только у дальней стены было отгорожено несколько отдельных боксов. Бабушка принялась снова проверять шкафы и бывшие холодильники.
— Вы что-то конкретное ищете, леди гем Эстиф? — вежливо спросил Айвен Ксав. — Мы можем вам помочь?
Она отмахнулась от предложения:
— Пока что только… воспоминания. Боюсь, с ними вы мне ничем не поможете, капитан.
Айвен Ксав сдвинул вместе несколько ящиков, превратив их в подобие диванчика, и они с Теж уселись; он откинулся к стене и обнял ее за плечи, а она прижалась к нему. Интересно, сколько десятков миллионов сейчас лежат под ними? Для такой астрономической цифры сиденье могло бы быть и поудобнее. В лаборатории царила неизменная температура глубокого подземелья — прохладно, но не холодно — и было не слишком влажно, но прижаться к теплой груди Айвена Ксава все равно оказалось приятно. Почему-то она вспомнила, как в свой первый вечер на Комарре они сидели, почти обнявшись, на кушетке и смотрели запись этих на удивление изящных безногих танцоров в невесомости. Тогда она боялась гораздо больше, чем сейчас. Странно.
— О! — донесся возглас бабушки с другой стороны комнаты. — Фильтры!
Прихватив свою добычу, она пошла по лестнице наверх.
— Это пригодится, — заметила Теж. — По крайней мере, нам будет что пить.
— Но тогда нам и писать понадобится, — заметил Айвен Ксав. — Наверное, за этим можно будет выходить в туннель. Делая вид, что идешь на разведку или лагерь разбивать…
— А, может, мы найдем тут какие-нибудь горшки.
Улыбка скользнула по его губам — в первый раз с той минуты, как чуть не случился пожар.
— Бесценные фарфоровые вазы времен Изоляции, быть может? Не уверен, делали тогда фарфор или нет. А то и резные жадеитовые чаши, они вроде были тогда в моде. Сейчас такие стоят тысячи марок. Ха, а вдруг какой-нибудь гем-генерал коллекционировал старинные императорские ночные вазы! Я знаю, во дворце такие есть, сам видел. Насколько я знаю, наиболее консервативные гости-форы ими до сих пор пользуются.
С ее губ сорвался смешок.
Потом они помолчали.
— Теперь что? — спросила она. "Интересно, если дышать не так глубоко, это чем-то поможет? Наверное, нет".
— Что — что? — его голос был если не сонным, то очень усталым.
Она поняла, что сама тоже совсем измучилась. Который сейчас час? Такой поздний, наверное, что уже ранний. Время, когда ночь делает поворот к утру.
— Скажи, чем ты занимался в прошлый раз, когда тебя заперли в похожей дыре? Я имею в виду, чтобы убить время.
— Вовсе не похоже. Там было очень темно, мокро и тесно. В сравнении с тем разом, тут у нас почти дворец.
— И все же?
— Ну… Сначала я очень много орал. И колотился в стены. А потом снова орал.
— Вряд ли здесь это поможет.
— Как и там. Доораться до смерти — это ничем не помогает. И лупить по стенам, пока руки в кровь не разобьешь — тоже.
Она взяла его бедную руку в свои и гладила, пока кулак не разжался и не выпустил воспоминания.
— Ну, а что помогает?
— Э-э… Майлз. Рано или поздно. Хотя, следует отметить, сейчас он на другой планете. Да и вообще, много ли от него тогда оказалось помощи! Первым делом он потребовал, чтобы я вернулся с ним в эту самую чертову дыру, чтобы спрятаться там от плохих парней.
— И ты это сделал?
— Ну, да.
— Почему?
— Это было... правильно. В тот момент. И вообще, все сработало.
— А потом?
— Что?
— Ты говорил, "сначала". А что было потом?
— А-а. Пока я еще сидел взаперти? Прошло немного времени, и я почувствовал себя, гм… странновато. Я пытался петь сам себе старые марши имперских скаутов, все, какие смог вспомнить — учил-то я их еще зеленым юнцом. А потом их непристойные переделки. Но их я припомнил немного, и на том бросил.
Он с минуту помолчал и добавил:
— Но тогда я был один, — снова пауза. — И, не пойми меня превратно, но лучше бы я и сейчас был один. А ты бы… лежала в нашей постели. И спала без снов.