— Я никогда не ходила в такие магазины, — сказала Анна, когда они, уже пройдя торговую часть улицы, свернули на Театрштрассе, — я, конечно, не могу сказать, что я бедная, но все же это несколько иной уровень. Ты вводишь меня в новый непознанный мир, который, хоть и существовал до этого рядом, но несмотря на это, всегда оставался недосягаемым. Два кольца, которые ты мне подарил, наверное, стоят больше, чем все, что я смогла заработать за всю прошлую жизнь. Не буду охать и смущенно краснеть, получая от тебя подарки, потому что, что уж тут скрывать, мне это нравится! Мне нравится мой новый статус, нравятся шикарные вещи и безумно нравишься ты. Так нравишься, Генрих, что слово «любовь» даже не отражает полноты моих чувств. Однако, я вижу, что нам и не надо говорить об этом — все происходит на каком-то ином уровне, недосягаемым для слов и простого общения.
— Я рад, что это все понимаешь и принимаешь, — Холлисток положил руку ей на плечо, — но иначе и быть не могло! Наша жизнь настолько долга, что красота в ней просто необходима. Представь, как тяжело и глупо прожить полтысячи лет и постоянно терпеть лишения, или намеренно отказывать себе в чем-то! Нет, у нас должно всегда быть все самое лучшее, новое и дорогое. Особый статус вампира не позволяет жить и выглядеть иначе. Мы должны внушать уважение и некий страх не только людям, но и своим собратьям рангом пониже. Привыкай к тому, что в этом мире все словно создано для тебя, а если тебе что-то хочется, но оно еще не твое, то твоим будет! Это, вон, вурдалакам, да всяким упырям нужна только кровь и сила, и в этом смысл их жизни. Какая уж там красота!? И хотя они, в известном смысле, наши братья, но больше они напоминают собак, которым всегда нужен хозяин. Они могут быть верными и хорошими, но смысл их жизни все равно только жрать и, соответственно, убивать. Кстати, милая, то задание — это и есть театр?
— А? — Анна словно очнулась. — Извини, заслушалась тебя. Что ты спросил?
— Это театр? — Холлисток, улыбаясь, указал на монументальное сооружение, показавшееся справа от них.
— Да, это его задняя часть. Фасад оформлен намного интереснее конечно. Ты любишь театр?
— Нет, он слишком однообразен, за столетия ничего не изменилось. Представь, сколько можно смотреть на это?! Я предпочитаю кинотеатры, хотя последнее время у меня вся жизнь как кино, причем сплошной триллер! — Генрих засмеялся. — Бывали времена и поспокойнее!
— А что ты смотрел последний раз?
— «Звездные войны», но это было уже два года назад.
— Тебе понравилось?
— Интересно, — Холлисток кивнул, — я вообще люблю фантастику. Забавно смотреть, как люди пишут и говорят о чем-то, что в их представлении почти невероятно, а потом наблюдать это все вживую.
— Расскажи, как это — прожить несколько тысяч лет? Что случилось? — Анна спросила это, когда Холлисток вдруг резко остановился и оглянулся.
— За нами кто-то идет. Мы сейчас свернули, а он еще не появился из-за деревьев. Напрягись, и ты должна сама почувствовать его.
— Это вампир? — Анна внимательно вглядывалась в указанном направлении.
— Да. Почувствовала?
— Для меня это внове, но кажется, я ощущаю странное тепло…не могу описать словами.
— Правильно, — Холлисток взял ее за руку. — Так мы и чувствуем чужих издалека. Когда свой, к этому ощущению привыкаешь, но у каждого вампира своя неповторимая аура.
Между тем, в темноте показалась человеческая фигура, которая увидев их, вдруг резко остановилась.
— Он опасен? — спросила Анна, сильнее сжав руку Генриха.
— Нет, но он что-то хочет от нас. Пойдем сядем на скамейку.
Они подошли к зданию театра, обогнули его, и выйдя к фонтану, расположенному прямо перед центральным входом, сели на одну из удобных деревянных скамей, которые ровным кругом стояли у фонтана. Человек, идущий вслед за ними, пока не появлялся.
— А я знаю, что он идет, — сказала Анна. — Кажется, я уже научилась видеть, не смотря.
— Отлично! Только этому нельзя научиться, потому что все твои знания и способности у тебя теперь в крови, их просто нужно различать и уметь пользоваться. Как-нибудь мы с тобой займемся практикой. А вот и он!
Генрих не поворачиваясь, качнул головой в сторону, откуда действительно вновь появилась фигура, похожая в темноте на тень.
— А я не боюсь его, — сказала Анна, кладя ногу на ногу, и раскинув руки за спиной, — хотя он и похож сейчас на призрака!
— Это ты его видишь, — ответил Холлисток, — а обычный человек вообще ничего не увидит. Разве что небольшое серое облачко. Это вампир третьей касты — ночной житель, остерегающийся прямого солнца, но вполне способный обитать и днем, когда пасмурно. Таких, кстати, абсолютное большинство.
— А я какой касты? — Анна повернула на него лицо, в котором отразилось волнение и интерес одновременно. — Сколько их всего?
— Ты пятой, — засмеялся Холлисток, — всего их семь. Потом я тебе все расскажу, а сейчас узнаем, что от нас хочет этот господин.
И действительно, призрачная фигура приблизилась настолько, что можно было уже рассмотреть лицо вампира, который на самом деле проявлял нерешительность, и теперь остановился в двадцати шагах от них, разом проявившись полностью. Это был мужчина лет тридцати, худой и невысокий. Абсолютно черные волосы были аккуратно пострижены и уложены назад, превращая его, в общем красивое лицо, в совершенно усредненную модель обычного клерка. Одет он был в джинсовый костюм и кроссовки, чем сразу напомнил Генриху и Анне о Масси.
— Простите меня, — донеслось до их слуха, — я бы хотел с вами поговорить, если можно. Разрешите подойти?
Холлисток, не отвечая, сделал призывающий жест рукой.
— Почему он так говорит? — шепнула Анна, нагнувшись к самому его уху.
— Как?
— Униженно как то.
— Просто он соблюдает этикет. Так положено, дорогая, потом поймешь.
Тем временем мужчина приблизился к ним, и обойдя скамейку, неожиданно опустился перед Холлистоком на одно колено. Поцеловав его руку, он взял руку совершенно пораженной Анны и аккуратно прикоснулся к ней губами.
— Позвольте представиться, меня зовут Иоганн Блашниц. Я, можно сказать, местный житель, живу в этом городе почти пятьдесят лет. Родился в 1851 году в Ганновере. Как прикажете вас величать, господин тертон? — обратился он к Генриху.
— Холлисток, а это Анна.
— Очень приятно. Простите великодушно, если я вам помешал, но вы прошли мимо, и я почувствовав, кто передо мной, понял, что это последний шанс…
— Вы живете на углу Сандкауле и Театрштрассе? — перебил его Холлисток.
— Совершенно верно. Я был дома и стоял у окна, когда вы проходили мимо. Извините, пожалуйста, еще раз.
— Я почувствовал ваше присутствие, Иоганн, только не обратил особого внимания. Так что у вас случилось?
— У меня есть к вам просьба, герр Холлисток, вы один можете исполнить ее. После этого требуйте от меня все, что угодно.
— Рассказывайте, — Холлисток обнял Анну и указал на лавочку, стоявшую рядом. — Садитесь, Иоганн.
— Спасибо, господин тертон, — он сел на предложенное место и взволнованно начал свой рассказ. — Двадцать пять лет назад я встретил женщину. Мы полюбили друг друга и стали жить вместе, поженились. Она чуткая, нежная, добрая, хорошая, с ее появлением моя жизнь заиграла новыми красками, я стал совершенно другим. Я решил вести нормальную жизнь, и все для того, чтобы быть вместе с ней. Она, моя кроткая Марта, знала кто я такой. Мне не хотелось скрывать от нее ничего, ведь даже малейшая ложь невозможна, если действительно любишь и уважаешь человека, иначе первая ложь — это начало конца. Марта полюбила меня таким, какой я есть, приняла мои привычки и определенный образ жизни. Единственное, что она попросила, так это чтобы она могла оставаться обычным человеком и стареть, глядя на своего вечно молодого мужа. Да и как я мог бы укусить ее, ведь она стала бы одержимой, и совсем-совсем другой.
— Как это? — спросила Анна, с интересом слушавшая его рассказ.
— Только начиная с пятой касты вампир может превращать человека не в обычного вурдалака, — ответил за Блашница Холлисток. — Так что у вас произошло, друг мой?
— Понимаете, — продолжил тот, — мы прекрасно жили вдвоем, а потом взяли трех малышей из приюта, и сделали их своими родными детьми, поскольку., естественно, не могли иметь своих. Все эти годы рядом с Мартой были для меня сказкой, и когда мне казалось, что впереди у нас еще не меньше тридцати лет совместной жизни, случилось нечто, перевернувшее все с ног на голову. Марта заболела, и заболела серьезно. У нее больное сердце, ей сделали уже две операции, вставили пластиковый клапан, но сейчас ее состояние критическое. Она, бедная, мгновенно устаёт, постоянно кашляет и задыхается. Вчера мы были у врача, и он сказал мне, отведя в сторону, что жить ей от недели до двух. Это ужасно, герр Холлисток, я совершенно потерял покой, видя ее мучения и думая о наших детях, которых в случае ее смерти ждет неизвестно что.
