— Ну же, Сонечка, это деньги, красивые вещи, одежда! Все будут тебе завидовать! Подружки! А те, кто тебя не замечал, прибегут и будут умолять дружить с ними! Мальчишки! Думаешь, им нужна оборванка? Нет! Они тоже любят красиво одетых девочек. Соглашайся! И тогда ты сможешь выбирать их, а не они тебя!
— Мне это не нужно! — Я оттолкнула ее и вскочила.
— Я думала, ты умнее. — Серые глаза заледенели, горячность превратилась в отстраненность. — Просрешь свою единственную возможность, потом всю жизнь будешь локти кусать, сидя в убогой коммуналке!
Она тоже встала и, взметнув руки, поправила прическу. Кольца в ее ушах качнулись.
— Погоди, — остановила она, видя, что я кинулась к двери, — там Рафик ждет, а я с тобой еще не закончила. Потом, если захочешь, можем и его позвать. Ты ему нравишься! — Она презрительно скривила полные губы. — Предпочитаешь безвозмездную любовь? Рафик платить не станет, не сомневайся!
И Лина снова рассмеялась. Ее смех больше не казался мне серебристым, теперь он напоминал позвякивание монет в кошельке.
— Ну, раз деньги для тебя не проблема, Куколка, придется поделиться. — Она вздернула подбородок и потребовала: — Снимай свои серьги!
Я отчаянно схватилась за мочку уха. И в этот момент что-то произошло: только что я была слабой и испуганной, и вдруг в одну секунду меня словно обняли холодные уверенные руки. И эти потусторонние объятия придали мне спокойствия. Сердце, которое при словах Лины ухнуло в желудок, возвратилось на место, застучало в обычном ритме, и в нем поселилось жесткое нежелание расставаться со своей вещью. Я не знала, почему эти серьги для меня столь важны. Я не вспоминала того, кто их подарил, но не могла с ними расстаться!
— Давай сюда! — поторопила Лина.
— Вы их не получите.
— А что ты сделаешь? Снимай и проваливай! Можешь маме пожаловаться. Можешь своему бойфренду. Любому из них! Можешь даже заявление в полицию написать! Пусть они поинтересуются, откуда у девочки такие дорогие украшения. «Они серебряные», — Лина передразнила наш недавний разговор. — Думала, я в ювелирке не разбираюсь? Наверняка со своим соседом воровством промышляете! Я твоего котика давно приметила, смышленый парнишка: то одно Санино поручение выполнит, то другое. Допрыгается! И ты вместе с ним! Ну! — И она требовательно протянула раскрытую ладонь.
Когда-то давно Кирюха говорил мне: «В этой жизни ты можешь полагаться только на себя. Я не могу научить тебя драться в кровь. Я сам этого не умею. Но зато я могу научить, как выгадать пару секунд для отступления». Он сдержал слово и научил меня. И в тот день я перестала быть ребенком — слабым и беззащитным.
Лина стояла посреди комнаты и нетерпеливо помахивала раскрытой ладонью. Я медленно подошла и прикоснулась одной рукой к мочке уха, изображая, что исполняю ее приказ, а другой — со всей силы ударила ей под дых. Хватая воздух, Лина беззвучно раскрыла рот и согнулась пополам. А я не стала дожидаться, когда она восстановит дыхание и закричит. Бросилась к окошку, распахнула его, и, уцепившись за раму, на вытянутых руках сползла вниз. Металлический подоконник, мокрый после дождя, влажно скользнул под ладонями, и после недолгого полета я стукнулась подошвами об асфальт. Пятки тут же отозвались тупой болью, но я стиснула зубы и побежала.
Пронеслась по проспекту, нырнула в свой двор, пересекла его и ворвалась в подъезд. Мне срочно требовалось укрытие. И внимательный собеседник. Все это я могла найти только дома.
Но не успела миновать и пару лестничных пролетов, как наткнулась на участкового полицейского — Нинкиного отца, Сергея Ивановича. Он спускался вниз, а я неслась не разбирая дороги и со всего маха налетела на него.
— Куда, куда?! Уже знаешь?
Выражение моего лица подсказало ему, что это не так.
— Что случилось? — отдуваясь, спросила я.
— Во-первых, здравствуйте.
— Да что случилось-то?!
— Здравствуйте, говорю. — Он недовольно отстранил меня и пошагал дальше. — Дома всё расскажут!
Я пробормотала слова приветствия и, перелетая через две ступеньки, бросилась наверх.
Сергей Иванович раньше к нам никогда не заходил. У Кирюхи иногда случались приводы за нарушение общественного порядка. Но он и Нина дружили, и ее отец относился к Кирюхе снисходительно — ограничивался лишь предупреждениями. Его появление испугало меня.
Дверь в квартиру оказалась не заперта. Я влетела на кухню не разуваясь, в грязных кедах. Кирюха и моя мама сидели на диване. Лица у обоих были встревоженные. На столе лежал исписанный альбомный лист.
— Что случилось?! — задыхаясь, спросила я.
— К нам в квартиру кто-то влез, — пролепетала мама.
— А ты случайно не заметила, что замок сломан? — Кирюха закинул ногу на ногу.
— Не заметила. Поэтому у нас участковый был?
Они синхронно кивнули, и у меня отлегло от сердца, потому что всю дорогу, пока бежала по лестнице, я воображала невесть что. Например, что Кирюха снова выкинул экстремальный номер или тетя Наташа в порыве алкогольного безумия совершила что-нибудь противоправное.
— А где мама твоя? — поинтересовалась я на всякий случай.
— На работе, — мрачно бросил Кирюха и перестал ехидно улыбаться. Работа у тети Наташи менялась часто, и уточнять, где именно она сейчас трудится, я не стала.
— Так что случилось? Расскажите подробно. — Отдышавшись, я примостилась рядом с Кирюхой.
— Я пришел домой, дверь открыта, в комнате — бардак…
— У тебя всегда бардак! Почему ты решил, что нас обокрали?
— Я этого не говорил. — Кирюха прищурил глаз. — Сунулся в вашу комнату, там та же картина. Всё вверх дном.
— Мама! — я повернулась к ней.
— Ничего не пропало. — Она пожала плечами. — Я проверила. Кирилл сразу мне позвонил. Я велела полицию вызвать. Потом сама примчалась.
Только сейчас я заметила, что на ней рабочий белый жакет с голубым кантом. Значит, сорвалась из салона так быстро, что даже не переоделась.
— И что Иваныч сказал?
— Интересно? Вот — почитай! — Кирюха перебросил через стол альбомный листок. Это оказалась копия протокола осмотра квартиры и снятия показания жильцов.
— Сплошная бюрократия! — возмутилась я. — А нам что делать?
— Да ничего, Софи. Жить, как и раньше жили. Только в сотню раз осторожнее! — добавил он, и я поняла, что последняя фраза предназначалась исключительно для меня.
— О-ой, — мама сокрушенно обхватила голову руками, — надо замок починить. Кого звать-то? Слесаря, наверное? А у меня там клиентка сидит!
Она печально посмотрела на нас.
— Не волнуйтесь, теть Надь. Я все сделаю, — сказал Кирюха.
— Ты?!
— Схожу к управдому, слесаря позову.
И тут я прочла в маминых глазах, что она, бок о бок прожившая десять лет с маленьким мальчиком, теперь в Кирюхе увидела взрослого серьезного человека. Это было так странно! Я с недоумением переводила взгляд с нее на Кирюху и обратно. Как же сложно разглядеть в том, кого знаешь с самого детства, кого-то нового! Я твердо убеждена, что внутри мы не меняемся. Это как одна и та же буханка хлеба, завернутая в новую упаковку. Нет! Нет! Нет! Он не может, не имеет права стать другим! Это невозможно — Кирюха навсегда останется для меня вредным, вертлявым, бледным привидением со шкафа!
— Идите, не волнуйтесь, я разберусь, — повторил он.
— Тогда я на работу. Слава богу, недалеко!
Мама улыбнулась нам и упорхнула.
— Слушай, Кир, — начала я, когда за ней захлопнулась дверь, — может, надо проверить? Ну, ты понимаешь? — я многозначительно посмотрела на него.
— Вот именно этого и не надо, — отрезал он.
— Почему?
— Потому что при пожаре первым делом спасают что? Правильно — самое ценное. Взлом — считай, пожар. Так что сидим тихо, Софико, не дергаемся.
И он поднялся, намереваясь исполнить данное ему поручение.
— Я с тобой! Я одна в квартире не останусь! — Я поспешно вскочила и схватила его за футболку.
— Не дури, Сонь. — Кирюха осторожно отцепил мои пальцы. — Это был предупредительный выстрел. Сразу после него второй раз не стреляют. Подождут еще немного.
