Сон прервали тряска и голоса, раздающиеся прямо рядом, и я, проклиная слабость, которая до сих пор не прошла, высунулась из-под куртки, служившей одеялом, машинально оглядываясь и прислушиваясь. Суета вокруг не прекращалась, тревожное ощущение набирало панические витки от понимания того, что я как распоследняя дура проспала все на свете, и теперь грузовик явно двигался, причем по дорогам города. Осторожно заглянув из борта кузова в окошко кабины, я судорожно вздыхаю, натягивая куртку, и готовясь уже драпануть со всех ног, потому как за рулем сидели явно не дружелюбные, а люди в одеждах, очень похожих на форму Бесстрашия. Наверное, это и есть — новые защитнички Чикаго. Черт, чуть не попалась! Сердце вот-вот выпрыгнет из горла, притаившись, я тщательно вслушиваюсь в звуки мотора, пока транспорт не начинает замедлять ход, и выбрав момент, спрыгиваю на землю, мигом закатившись за колесо.
Ждать, пока пройдет оживление, приходится долго, радует только то, что удалось немного послушать переговоры мужиков, проясняя для себя, что лучше мне держаться от них подальше и передвигаться по укрытиям. От последних новостей, которые я черпаю из обрывков чужих фраз, волосы встают дыбом и накатывает невообразимая злость. Фракций больше не существует, у города самоизбранный правитель — Сэм, собирающий возле себя изгоев, сделав их своей армией. О-о, как, а Джанин куда делась? Половина бесстрашных непонятно где и их разыскивают, люди запуганны, прячутся, город больше похож на помойку, поезда не ходят, на улицах небывало пустынно, даже перешуганных афракционеров не видно, только отряды вооруженных «Вольников», как они себя называют, облаченные в черную форму с синими вставками, постоянно прочесывают местность. Да что за нах*й тут происходит? Кто это позволил, где бесстрашные? Почему никто ничего не делает? Как они допустили этот хаос? Нужно добраться до штаб-квартиры и попробовать кого-нибудь найти там.
Пару раз чуть не попавшись на глаза, снующим туда-сюда ублюдкам, я, прилипнув к стенам зданий, осторожно крадусь в сторону железной дороги, на окраине Отречения. Сомнений в том, что Эрик был прав по поводу нападения и моделирования, у меня уже давно не осталось, но я хочу убедиться собственными глазами, чтобы расставить все точки над i. И чем ближе я приближаюсь к нужному мне району, тем сильнее и страшней становится натиск тревоги, аж сердце заходится, но хуже всего было от странного запаха скотобойни, разносящегося по всем окрестностям, потому как даже мне понятно, что это такое.
В голове крутились разные мысли, меняя друг друга с каждой секундой, но увиденное оказалось более жутким, чем я могла когда-то себе представить. Руины… вместо скромных серых домиков, руины. Огромные обожженные обломки и иссеченные пулями фрагменты стен, расколотый бетон, крошево кирпича и… мертвые тела. Ни звука, ни движения. От этой мертвой тишины мороз по позвоночнику. Ни единой живой души. Только вороньё на вздутых, изуродованных телах в серых и черных одеждах. Ах, как же их тут много… Едкий запах разложений вышибает весь воздух из легких, желудок сворачивается узлом, и земля уходит из-под ног. Сердце сжимается от ужаса в комочек, руки дрожат. Нет. Господи, не может быть… я зажимаю ладонью рот, стискивая так сильно, чтобы не заорать, в глазах пляшут искры. Почему они тут лежат? Как дворовые собаки, без упокоя… Бросили их гнить… Как это допустили бесстрашные? В носу щиплет, и влага заволакивает глаза. Каждая поджилка дрожит, каждый нерв оголен. Как вышло, что жители все молчат, не осуждают лидеров Бесстрашия и Эрудиции, чего они боятся? Неужели они всех запугали? Уничтожена целая фракция беззащитных людей, еще одна фракция раскололась… Я чувствую себя опустошенной и разбитой настолько, что на попытку примириться с произошедшим просто не осталось душевных сил. Нет, это не бойня была, а истребление.
Эрик был прав, они просто устроили тут зачистку населения, использовав зомбированных бесстрашных в своих целях по захвату власти… А ведь и я могла бы тут лежать, если б не он… Эрик меня спасал? Мог бы и один уехать из города, но он меня вытащил из бойни. В сердце будто вбили гвоздь по самую шляпку, обрезав дыхание. Дышать невыносимо больно, а перед глазами темнеет. Но расслабляться и погружаться в столь манящую темноту, которая уже начинала проступать, было нельзя. Иначе я сама сейчас умру. Схватившись за голову, вцепляясь пальцами в волосы, я зажмуриваюсь, закусив губы до крови… Вдох-выдох… Возьми себя в руки, истеричка. Потом поноешь. Не сейчас. Нужно уходить отсюда. Немедленно. Пока непоздно. Но как? Как принять и осмыслить, оставаясь в себе, и очередной раз с колен, насмерть сбитых уже, черт возьми, встать, увидев такое… Как дышать спокойно, пока устроившие это истребление живы, дышат, существуют? Злоба и ненависть от своей бесполезности и беспомощности затопляет рассудок до самых краев, дайте мне ту паскуду, что наворотила это чистилище. Дайте мне, ну, пожалуйста… я убью его. Всех их убью. Каждого. Боже, ну как же я их ненавижу. Ненавижу!
Приближающиеся шаги, заставили мышцы напрячься, сердце врезаться в грудную клетку и биться быстрее. Кожа мигом покрылась мурашками, а страх, противными щупальцами, обволакивал трясущееся тело. Оторвав растерянный взгляд от месива бетона и погибших людей, я осторожно поднимаюсь на ноги, а меня медленно обступают пятеро «Вольников», наставив оружие. Ёбт вашу мать, овца тупорылая, так бездарно попалась! Доистерила, рада, да?
— И кто это тут у нас? Девка! — насмешливый голос раздражает слух. Набрав побольше воздуха в грудь, тихонечко отступаю назад, с одним я, может, и справлюсь. В конце концов, камнем по башке уработаю. А куда остальных девать? Перспективы от этой встречи казались не слишком радужными.
— Давай-ка без фокусов, руки за голову, — вторит ему другой мужик, заросший по самые злобные глаза щетиной. Ага, бл*дь, щаз!
— Это же девка, — совсем еще молодой парень, озадаченно меня разглядывает с некой радостью. Интересно, а чего он так обрадовался-то? Ой, не к добру. К горлу подкатывает тугой противный комок, который не дает ни выдохнуть, ни вдохнуть. — Та, которую Сэм ищет. И внешность подходит под описание: короткие, темные волосы, карие глаза, мелкая ростом. Повезло, за нее вознаграждение сулят не х*евое, за живую.
Остохренеть можно, радость-то какая! Значит, правда, Эрик не врал, меня ищет Сэм. Черт возьми, а зачем? И для чего я ему могу понадобиться, а? Явно не пироженками накормить. Нет уж, спасибо, большое, я не хочу. А как бы мне теперь свалить по-быстрому… Ах, живая нужна? Правда? Тогда стрелять не будут, зассут, небось, шкурку портить. Хорошую шкурку, дорогую, ага, судя по довольным рожам уродов. Вот бы еще узнать, с чего это я такая ценная стала, тем более для Сэма. Занятно, да? Самой занятно.
— Спокойно, — зашептала я, шаря глазами по сторонам, в поисках спасительной лазейки, и резко срываюсь с места в гущу перекареженного бетона.
— Бл*дь, сука, держи ее, съ*бывает, — несется мне вслед. Ух, мамочки, интересно, сами догадались, или подсказал кто?
«Вольники» бросились за мной, не отставая, шустро перескакивая по глыбам обломков. Потаскушки по лесам дали слишком быстро о себе знать, нога зверски разболелась, а бегать по рытвинам и препятствием итак не легкое занятие. Меня прошибает холодный пот, когда звуки погони становятся всё отчетливее и ближе. Вынырнув за очередной черный, обгоревший разлом разрушенного здания, успеваю схватить кусок бетона, швырнув его в голову ближайшего преследователя. Лютая матершина и угрозы отчетливо дают понять, что камень достиг цели. Пох*й, я никому так просто не дамся, не дождетесь, бл*ди. Я бегу, считая удары сердца и каждую секунду ожидаю выстрела в затылок. Но ничего не происходит. Легкие печет от напряжения, меня пошатывает, ноги уже ватные. Только б добраться до соседнего района, там можно спрятаться.
Пытаюсь сориентироваться в этом адовом хаосе, но внезапный приступ головокружения заставил крепко зажмуриться, дезориентировав напрочь, меня скрутили так быстро, что я и пикнуть не успела, заломив руки, и потащили силком за собой. На секунду прикрываю глаза, чтобы успокоиться и унять предательскую дрожь в теле. Рывок в сторону, отоварив одного из паскуд ногой по яйкам, грязная лапища вцепляется мне волосы, я взвываю, а смачная оплеуха, от которой зашумело в голове, живо осаживает мою прыть.