пошла намного раньше, чем те в самом деле появились в Шише, и случилось это после того, как Алая Борода велел своим подельникам соорудить веревочную карусель. Те, конечно, подняли его на смех, решили, что старый разбойник выжил из ума, раз его потянуло на детские забавы. Но то была особенная карусель, и даже вовсе не карусель, она лишь с виду выглядела так же – столб с колесом наверху и прикрепленными к ободу колеса веревками. На самом деле это приспособление предназначалось для мгновенного перемещения в пространстве, и описание его устройства Алая Борода тоже нашел в одной из колдовских книг. Он называл это устройство не очень подходящим словом «куролеса», но, может быть, оно называлось иначе, а людская молва исказила незнакомый термин, заменив его более привычным, кто знает…
– А что такого особенного в слове «куролеса»? – спросил Илья, когда Лукерья сделала паузу, собираясь с мыслями.
– Дело в том, что у слова «куролеса» церковное происхождение, и на греческом оно означает «Господи, помилуй», а у нас в народе приобрело новое значение, совершенно отличное от первоначального, ведь сейчас мы говорим «куролесить», подразумевая дурное, бестолковое или буйное поведение. В общем, как бы там это устройство ни называлось, а с ним дела у разбойников обрели совсем уж небывалый размах. Им больше не нужно было разбирать избы и перевозить их на телегах, требовалось лишь очертить разбойничью деревню сплошной линией по кругу и раскрутить «куролесу» в особой последовательности, описанной в колдовской книге и известной только Алой Бороде. Разбойники грабили и богатели, сбывая добычу купцам. Они разбогатели настолько, что могли бы выстроить для себя целый город, но вынуждены были всегда бежать, опасаясь возмездия. С помощью «куролесы» они мгновенно перемещались из одного места в другое на десятки и сотни километров, и вот однажды оказались рядом с заброшенным селом под названием Худынь. Брать там было нечего, дома стояли пустые, с дырявыми крышами, поросшими травой и молодыми деревцами, и разбойники хотели перенестись в другое место, но «куролеса» почему-то не сработала. Как только Алая Борода ее ни крутил, ничего не выходило. Шиша по-прежнему стояла рядом с мертвой Худынью, а вокруг, куда ни глянь, простирались пустынные засушливые земли: ни рек, ни лесов, ни других поселений, где можно было бы поживиться хоть чем-нибудь. Казалось, весь мир исчез, бросив Шишу на погибель! При взгляде на гниющую Худынь Алая Борода понял, что пройдет немного времени, и его Шиша станет такой же – ни одной живой души в ней не останется. Разбойникам грозила голодная смерть, день за днем они все больше зверели и готовы были съесть кого-нибудь из своих. Алая Борода ловил на себе косые взгляды подельников и догадывался, что как главный виновник случившейся с ними беды пойдет на съедение самым первым. Но он ничего не мог сделать, проклятая «куролеса» не работала, и о причинах такой поломки в колдовской книге не было сказано ни слова. Алая Борода перестал спать по ночам, опасаясь быть убитым во сне, а потом перебрался в Худынь и спрятался там среди развалин, надеясь на какое-нибудь чудо. Оттуда он и заметил, что ночью к Шише слетаются птицы, похожие на воронов, крупных и потрепанных, с рваными крыльями и облезлыми хвостами, но зато с огромными красноватыми клювами, блестевшими под луной, как начищенная бронза. Птицы кружили над крышами, скользили вдоль стен и заглядывали в окна, а с первыми проблесками рассвета растворялись в воздухе. Это зрелище сильно напугало главаря шайки. Алая Борода догадался, что птицы ждут, когда кто-нибудь из его подельников умрет и станет для них кормом. Откуда-то он знал, что эти крылатые твари питаются только покойниками. И тут ему пришло в голову, что вороны сами могут стать пищей. На следующую ночь Алая Борода притаился неподалеку от Шиши, спрятавшись в высоком сухостое, и подбил одну птицу булыжником. Вся стая тотчас всполошилась, разразилась жуткими криками и бросилась на него, но не тронула, а заметалась над ним, сжимавшим горло еще живого ворона. Алая Борода собрался уже свернуть шею подбитой птице, но вдруг услышал голос, умолявший о пощаде. Он исходил от пойманного ворона, хотя тот не раскрывал своего большого бронзового клюва. Алая Борода удивился тому, что понимает незнакомый язык, и перепугался не на шутку, подумав, уж не с нечистью ли он имеет дело. Хотел даже отпустить птицу, но решил попробовать поторговаться и спросил, может ли ворон дать ему что-то в награду за свою свободу. Голос заверил, что исполнит любое желание. Конечно же, больше всего на свете Алая Борода мечтал выбраться из гиблого места, об этом он и поведал ворону. Тот пообещал вывести его к человеческому жилью, но Алой Бороде этого показалось мало, он не хотел расставаться со своей разбойничьей шайкой и полюбившимся логовом, поэтому рассказал ворону о «куролесе», которая перенесла его сюда вместе с деревней, а потом перестала работать. Ворон сообщил, что и с «куролесой» справиться ему по силам, но за это Алая Борода должен позволить стае воронов сопровождать деревню Шишу повсюду, куда бы она ни перемещалась. Разбойника встревожило это условие, но выбора не было, ведь если его не убьют подельники, то он вскоре умрет от истощения и станет пищей для этих крылатых чудовищ. Разве может быть что-то еще страшнее? И Алая Борода согласился.
Птицы слетелись к «куролесе», уцепились когтями за обод колеса и раскрутили его. В один миг окружающее пространство подернулось пеленой, Худынь и безрадостные пейзажи исказились и поблекли, а как только пелена рассеялась, на смену им пришли новые, более жизнерадостные картины пышущих жизнью краев. Разбойничья банда в полном составе высыпала из домов, все принялись восхвалять своего главаря, посчитав, что избавление от гибели – это его заслуга, что он наконец-то починил свое колдовское устройство. Все они вновь смотрели на него преданными глазами и готовы были грабить и убивать по его приказу. И Алая Борода приказывал. Только почему-то жажда наживы куда-то исчезла, и материальные блага его больше не прельщали. Теперь его главной целью стало доставлять людям страдания. Плач и крики ужаса звучали для него лучше всякой музыки, а вид разрушенных или сгоревших домов приводил в восторг. И с остальными разбойниками произошли те же перемены, Алая Борода видел, что чужое добро перестало их интересовать, они не спешили покидать поселение, на которое напали, а когда все же уходили, уставшие и довольные, в том месте навряд ли оставался в живых хоть один житель. И, что самое удивительное, никто не пытался дать
