— Нет, я одна живу…
— А что так?
— Может поедем, а? — предложила попутчица, давая понять, что дальше исповедоваться перед смазливой «молокосоской» она не собирается.
— Да-да, поехали, — сказал Сергей, нажимая на акселератор своей «Ауди», — только сначала подбросим девушку — она живет поближе, — и, уже обращаясь к Лене, спросил:
— Милая, ты где живешь-то, что-то я запамятовал?
— Я тоже не близко, дорогой. Неужто забыл?
— Прости, что-то с памятью…
— На Бажова я живу, Сереженька!
— Бажова — улица длинная… — продолжал выяснять адрес Ариадны наш герой. — А какой номер дома-то?
— А я помню? — отреагировала Лена и затем, словно оправдываясь, добавила: — Все время путаюсь в этих номерах, тем более, что мы только полгода назад переехали…
— Ну, а как остановка хоть называется, помнишь?
— «Радуга», кажется — там магазин такой большой, универсам, знаешь?
— Конечно, ведь это по дороге на аэропорт, верно? — радостно произнес Сергей, надеясь, что теперь он хоть на шаг ближе к раскрытию тайны дивной гостьи.
— Точно… — как бы нехотя согласилась Лена.
Серебристое «Ауди» Кострова-младшего неслось по пустынным улицам готовящегося ко сну города, едва замедляя ход на поворотах. Даже на проспекте Ленина — главной улице Святорска — в этот вечер было необычно малолюдно — то ли неспадающая духота заставляла всех ютиться по тесным квартиркам, то ли жителей пугала пронесшаяся по городу серия дерзких ограблений новорожденной грозной банды «Бизонов». Один за другим мелькали тусклые фонари, окна домов слились в один желтоглазый шлейф, по мере удаления от центра становилось все мрачнее… Закончился многокилометровый центральный проспект, ему на смену явилась более спокойная улица Туристов, наконец, свернули на совсем уж сумрачную улицу Бажова… Вот и «Радуга» — единственное яркое пятно на фоне молодой ночи…
Сергей стал притормаживать:
— Рина, тебя где высадить?
— Я покажу, милый! — уверенно сориентировалась Лена. — Вон, видишь, там светофор, вот за ним второй переулок направо…
— Здесь? — подъезжая к указанному перекрестку, переспросил Костров.
— Да, дорогой! — удовлетворенно выговорила Лена.
Машина свернула в совершенно темный проулок, черноту которого разрывали лишь редко освещенные глазницы серых одноэтажных домишек, тянувшиеся унылой вереницей вдоль кочковатой узкой дороги. Это был частный сектор на самой окраине Кировского района. Повинуясь приказаниям сидевшей рядом Лены, водитель сделал еще два поворота — сначала налево, потом направо…
— Ну, вот я и в Хопре! — съязвила Кострова, передразнивая рекламу недавно разорившейся финансовой пирамиды. — Спасибо, милый!
— Так ты в частном секторе живешь? — удивился Сергей, останавливая своего «стального коня».
— А что? Ты думал, я в центре живу? В пятикомнатных апартаментах? А тут такой облом, да? Золушка, похоже, вам, мажорам, не нужна? Прости, милый, но не всем же дано такое счастье — быть богатым… Прощай!
— Рина, ты меня не так поняла…
— Я прекрасно тебя поняла, козленок… Может, хочешь меня осчастливить — взять замуж «сиротку из трущоб»? Как благородно!!! А потом будешь всю жизнь попрекать, что, мол, я тебя на помойке нашел? — еще более зло огрызнулась девушка.
— Зачем ты так, Рина?
— Ладно, покеда, милый! Я тебе позвоню, если… делать будет неча. А сам меня не ищи, понял?
— Как скажешь… Пока!
На прощание он хотел сжать ее ладонь, но Лена змеевидным движением высвободила руку, порывисто открыла дверь и выскочила на воздух, напоследок сильно хлопнув дверью.
Сергей молча, с подавленным настроением, провожал удаляющийся силуэт девушки, подсвеченный сиянием фар. «Так вот почему она мне не дала! — вправлял он себе затуманенные мозги. — Хотела меня унизить за мое богатство, набить цену, показать свое моральное превосходство! Типичный комплекс неполноценности, комплекс «бедной родственницы». И что в ней такого — да, красива, но вот душа… И вульгарности хватает, и стервозности через край… Да, развела меня для начала неплохо, но пьеса только началась… Посмотрим, что будет дальше…» Сергей действительно был уверен, что девушка пришла в его жизнь не просто, не случайно, а всерьез и надолго, и что их отношения только начинаются, и что впереди — еще не одна встреча…
Его молчаливый диалог с самим собой прервала сидевшая сзади мадам:
— Вы раньше здесь бывали, юноша?
— Именно здесь? Конечно, нет. А вы?
— Я тоже здесь впервые. Полагаю, что на самом деле она живет далеко отсюда.
— Я тоже так думаю. И что теперь будем делать?
— Ничего… Поедем обратно. Скорей всего, где-то здесь рядом живет какая-нибудь её дальняя родственница или приятельница…
— Или приятель… — предположил Костров.
— Менее вероятно… Ладно, поехали…
— Так вы не собираетесь за ней следить? — поинтересовался Сергей, не понимая, в чем же заключалась миссия подосланной Клещевым попутчицы.
— Мы и так за ней проследили достаточно, а дальше уже и незачем.
— Ну, вам, конечно виднее… Просто странно…
— Главное, что вы остались целы и невредимы, а девушку мы идентифицируем, думаю, уже завтра все о ней узнаем…
— Будем надеяться… Так вы здесь ради меня?
— Не только, но в основном ради вас… ради вашей безопасности…
— Ясненько… А как вас зовут?
— Марина. Просто Марина. А вас?
— Сергей. Просто Сергей, — весело отзеркалил юноша.
— Поехали, Сережа, а то уже поздно…
— Может, пересядете вперед?
— Охотно, — согласилась Марина, но выходить из машины не стала, а ловко протиснулась между сиденьями, да так, что Сергея вновь накрыла легкая волна желания — так близко было скользящее тело женщины, пока она пересаживалась. В голову озабоченного юноши тут же вклинилась крамольная мысль, и он будто равнодушно спросил:
— Вы в самом деле одна?
— Нет, что вы, у меня муж и двое детей, — произнесла она спокойно, будто бы так и должно было быть, будто бы все женщины мира счастливо замужем и имеют именно двух — не больше, не меньше — отпрысков.
И тут же крамольная мысль, не успев угнездиться и развиться, развеялась, разбившись о чувство досады:
— Куда вас везти, Марина?
— Домой, конечно.
— К любимому мужу и детям?
— Да, а что?
— Нет, ничего… Ведь это так прекрасно, когда есть семья, муж, дети! Вчера утром у меня тоже была семья…
— Я знаю, мне муж сказал, что у вас погибли родители. Сочувствую…
— А кто ваш муж?
— Миша Клещёв, начальник охраны кооператива. Вы же его знаете!?
— Знаю, — подтвердил Сергей, окончательно хороня наивную мысль о близости с этой миловидной блондинкой с приятным голосом и красивым бюстом.
Из гостеприимных тенетов семейства Клещевых Сергею удалось вырваться только во втором часу ночи — он все же согласился на требовательное приглашение Марины выпить кофейку, ибо ему не только хотелось максимально продлить свое пребывание в женском обществе — чего уж говорить, но живое общение с одной приятной женщиной позволяет на короткое время забыть не только всех других, но и как-то тормозит, откладывает на потом также и сексуальное возбуждение, — но, прежде всего, Сергей надеялся получить от Михаила Ивановича последние свеженайденные им сведения о своей новой знакомой. Но Кострова ждало горькое разочарование — ничего свежего, кроме того, что Сергею удалось выудить у самой девушки в течение дня, Клещев сообщить не мог. Однако все же обнадежил: завтра он растиражирует фотографию девушки, вооружит ею своих ребят, те пробегутся с ней по спортшколам и секциям плавания и обязательно что-то да выведают, ведь даже отрицательный результат — это тоже результат; в общем, утро вечера мудренее — на том и порешили.
Выйдя на воздух, Сергей тут же обнаружил существенные изменения в погоде: томная немая духота сменилась ветреной свежестью, звезды погасли, а вместо них над сумеречным парком — именно на него выходил подъезд дома Клещевых — засверкали тонкие змеиные язычки далеких зарниц — предвестницы приближающегося ненастья. Тревожное настроение природы полоснуло по душе лезвием тоскливого одиночества, полоснуло, рассекло, и снова задребезжали струны желания. Правда, теперь он думал не столько о сексе, сколько о том, чтобы побыть, снова побыть в женском обществе, только и способном развеять одиночество и грусть, но где его найти сейчас, в разгаре ночи? Он вспомнил о Свете, но у него не было даже ее телефона, а своих прежних подруг, принесших ему столько боли, он хотел поскорее забыть… Оставалось только одно…
Мягко зашелестел мотор непритязательной иномарки… Вот и снова главная улица города, еще более пустынная, чем два часа назад, словно вымершая — лишь редкие легковушки мчат навстречу, проносясь, не замедляя хода… Первым позывом поруганной издевательствами Лены души было отправиться на улицу Дружбы — местный Реепербан, аналог московской Тверской, где в любую ночь можно взять на недолгий прокат заляпанное развратом, но все же сохранившее привлекательность, молодое женское тело… Но порыв этот оказался недолгим: наткнувшись на грустное воспоминание о своей студенческой инициации с проституткой, после близости с которой он унижался сначала перед родителями, прося денег на лечение, а потом перед врачами и медсестрами, сдавая все новые и новые анализы, Сергей решил не входить во второй раз в одну и ту же грязную реку. Почему-то внезапно всплыло в памяти красивое лицо молоденькой медсестры, которая, мило улыбаясь ему в лицо, словно бы заигрывая, вставляла, по велению старушки-врачихи, толстую проволоку с крючковатым наконечником, вставляла именно туда, откуда истекает новая жизнь, глубоко, чуть ли не до самой середины, а потом вертела ей там, скоблила, доставляя жгучую боль… Но дело было не в боли, нет, а в том ощущении позорного неравенства, когда юная девочка властвует над твоим достоинством, причиняет боль, вместо того, чтобы дарить удовольствие, созерцает мужскую наготу, а сама остается совершенно одетой, созерцает, но не притрагивается, потому что знает: ты — прокаженный, заразный, больной, быть может, навсегда… Нет, теперь он не решится на такое, хватит, довольно с него того, что было пережито и пройдено за тот злополучный год…
