— Миша, — окликнул его Матвей.
Тот резко замер и обернулся.
— Просто Матвей.
Солдат кивнул и вернулся в дом.
Им очень повезло.
Радиозонд показал, что нынешние минус шестнадцать градусов будут держаться до сегодняшней ночи в районе Москвы, колеблясь при этом на один-два градуса. Это, без всяких сомнений, отличная новость взбодрила Матвея и дала надежду, что до того самого НИИ Борисова они доберутся в безопасности. По крайне мере он на это надеялся.
Прежде чем отправится в путь вся команда зашла в трехэтажный дом напротив, в последний раз повидать Ясира. За ночь его смуглая кожа успела посинеть, а растекшаяся на полу кровь замерзнуть, превратившись в черную корку.
Миша и Домкрат совместными усилиями, морщась от ядовитой вони, сдвинули окоченевший труп потрошителя с разорванного надвое тело Ясира.
Все скорбно посмотрели на покойника.
— Неужели мы вот так его и оставим? — прохрипел Йован.
— Боюсь, у нас нет времени хоронить его, — с сожалением произнес Матвей. — Лопаты искать надо, да и земля мерзлая.
Вадим Георгиевич сел на корточки возле трупа и тихо, с уважением, закрыл ладонью веки покойника.
— Прощай, друг, — прошептал старик. — И спасибо за то, что смог вытащить меня с того света.
Стоявший рядом Тихон невольно дернулся и отвернулся. Упоминание о том, что он почти лишил старика жизни все никак не давало ему покоя.
Вадим Георгиевич коснулся лежащего рядом дырявого одеяла и накрыл Ясира.
— Нам понадобятся лекарства. — произнес Миша и указал на валяющуюся рядом сумку Ясира.
— Я понесу, — вызвался Тихон.
Однако его опередила Надя и чуть ли не вырвав сумку из его руки, гневно ответила:
— Не трогай, я сама.
Парень отошел в сторону и с недовольным видом вышел на улицу.
— Ладно, времени у нас в обрез, — объявил Матвей. — Идти будем быстро, завтракать на ходу, никаких привалов. Будет тяжело, но мы справимся.
— Матвей поведет отряд, — добавил от себя Миша, — а я замыкать. Буду следить за тем, чтобы никто не отставал. Ясно?
— Ясно. Идем уже, — бросил Вадим Георгиевич. — Хочу убраться из этого место как можно скорее.
Вновь оказавшись снаружи, Матвей остановился напротив родного дома. Его взгляд скользнул по небольшому огороду, который теперь представлял собой лишь кусок мерзлой земли, когда-то плодородного и полного жизни. В его памяти всплыли слова отца о надежде вернуться сюда и вновь оживить родной участок, посадив свежие овощи.
Уйти отсюда было нелегко. Матвей осознавал — это прощание навсегда, и от этой мысли на душе становилось еще тяжелее. Но, в конце концов, это место больше не его дом. Да, тридцать три года назад это было так, но теперь его настоящий дом — станция «Восток», а его семья — восточники. Должно быть, именно этого и не смог принять его отец, не смог оставить былую жизнь, постоянно грезя о ее возвращении. Но когда пришло окончательно понимание того, что прошлое теперь уже никогда не вернется, он сошел с ума. Именно это и свело его в могилу.
Матвею было приятно вновь увидеть дом, в котором началась его жизнь, но пришло время двигаться дальше. Его семья ждет и надеется на него.
— Матвей, шевелись! — окликнул его Йован, идущий впереди. — Сам же говорил, что быстрее надо!
Собиратель поправил лямку мешка, бросил прощальный взгляд на дом номер три, а затем быстрым шагом нагнал остальных.
Покинув Ясную Поляну-2 они вышли в заснеженный лес. К счастью, бродить по тяжело проходимым сугробам пришлось недолго и совсем скоро они вышли к очередному поселку.
— Нужно двигаться восточнее и выходить на трассу. — Сержант смахнул с карты хлопья снега. — Впереди какая-то речушка, можем пройти ее только по трассе М-11
Так и сделали.
Поскольку тропинки в сторону трассы не нашлось, они пошли прямиком через лес.
Матвей заметил как Йован отрешено шел позади Нади. Бывало, он почти сближался с ней, перед этим видимо как следует отрепетировав речь с извинениями, но так и не решившись, сбавлял шаг. И еще он постоянно почесал затылок, где, если как следует приглядеться, виднелась пухлая шишка.
Да уж, вспоминал Матвей, старина Йован и впрямь начудил дел прошедшей ночью.
Еще перед совершенным здоровяком преступлением в отношении Нади и жгучей пощечины, он стал горланить одну из песен на родном сербском языке. Пришлось силой заткнуть ему рот и напомнить о бродящих неподалеку тварей с острым слухом. Но это было еще не все. Совсем небольших размеров бомбоубежище в его пьяном мозгу вдруг превратились в обширные залы гигантского замка. Ему вдруг срочно захотелось непременно поблуждать по нему и рассмотреть поближе. И вот он встал, хрюкнул, сделал два шага к «полке с богатыми яствами» (так он называл полку с просроченными консервами), и вдруг упал, с виду ушибавшись как следует. Удивительно, но именно Надя подбежала к нему первой и стала приводить в чувство. Но пьяному, как известно, море по колено! Он воспользовался моментом и совершил то главное преступление, страстно поцеловав прогрессистку.
На памяти Матвея, Йован, конечно, будучи пьяным выкидывал номера и похлеще еще на Востоке. Но Бог свидетель, никогда он еще не видел своего друга столь смущенным как сегодня, даже несмотря на обстановку вокруг.
И все же, прямо сейчас чувства товарища виделись Матвею второстепенным. Главная задача — добраться до Авиамоторной. И как можно скорее.
К трассе М-11 они вышли довольно быстро. Брошенных машин здесь было не меньше, чем на E-105, где они повстречали рой ищеек.
Матвей напомнил команде, что трассу следует покинуть сразу, как только они перейдут упомянутую сержантом речушку.
Они значительно ускорили шаг.
Вадим Георгиевич попроси сержанта включить передатчик, чтобы вновь услышать голос дочери. Именно в это время должен был передаваться сигнал СОС, который она записала два месяца назад.
Так и случилось. Голос Марии Зотовой раздался из динамика и повторил вчерашнее сообщение. Услышав его, старик приободрился и уверенным голосом велел всем двигаться дальше.
Им понадобилось полчаса чтобы добраться до реки и пройти по трассе к противоположному берегу.
Между тем Москва росла на глазах. Лес стал встречаться реже, сменяясь на широкие улицы с разрушенными зданиями и заваленные машинами дороги. Прошли мимо парка с фонтаном; десятки если не сотни ржавых велосипедов и самокатов лежали брошенными в кучу. Узкие тротуары покрывали высокие сорняки, прорастающие из трещин в асфальте. У зданий были выбиты стекла, обнажая интерьер состоящий из старой, покрытой грязью и снегом мебели.
Время от времени им встречались и следы минувшего здесь сражения с мерзляками. Возле одной из кофеин, стоял самый настоящий танк. Еще через пару метров они встретили УАЗик, разорванный пополам, а рядом перевернутую БМП.
Заметивший армейскую технику Матвей сразу припомнил как еще будучи зеленым собирателем подбирал старые гильзы; на Ледышке за них платили неплохую цену, впоследствии даруя им второе дыхание, вновь превращая в полноценный патрон.
Человеческие останки встречались и здесь, хоть и не в таком огромном количестве как на дорогах возле машин. В основном это были тела солдат, которые бились за Москву. Об этом подсказывало лежащее рядом огнестрельное оружие и сохранившиеся куски военной формы.
Однако полностью мертвым город назвать было нельзя. Так, в одном из парков они заметили лося стоящего вдали. Зверь лениво пережевывал что-то своей массивной челюстью.
Из темноты заброшенных многоэтажек Матвей порой сверкали хищные кошачьи глаза. Некоторые из пушистиков, набравшись храбрости, показывались из темноты и впервые лицезрели человека, настороженно шевеля острыми ушами.
Вадим Георгиевич пытался подманить куском вяленого мяса упитанного рыжего кота с голубыми глазами, но тот и усом не повел.
— Верно, на кой ему эта маленькая подачка, когда весь город наверняка кишит крысами, — раздосадовано произнес старик. — Брюхо вон какое отъел.
