случайности, что равен железной необходимости. Ты и станешь тем петухом, что разрывает эти кучи.
— Завидная роль, — усмехнулся Юра.
— Договор, миленький, Договор! Ты просто забыл кое—какие пункты.
— Ещё бы! Ты так лихо подсунул единственный экземпляр и упрятал его. Сейчас я вряд ли бы согласился.
Квартира Чумакова была похожа на разгромленный музей. Только камни были аккуратно разложены на книжных стеллажах. На диване сал щенок, клетка с говорящим скворцом задвинута под стол, а сама птица медленно поворачивала голову то вправо, то влево, как локатор.
— Бедный Чумаков, — вздохнул Юра, оглядев комнату, — То алкоголики у него квартируют, то шизофреники вроде тебя. Никакой нормальной жизни человеку из—за его же милосердия.
— Это его путь. Чумаков — великий адепт, ищущий человека!
— Он хороший хирург, просто очень несчастлив. Но ты прав, это самый удивительный человек, которого я знаю.
— Причинно—следственный механизм чрезвычайно сложен, — плывущим голосом заговорил вдруг Ванюшка, — И ваша дружба совсем не случайна..
С этими словами он стал менять форму, съёживаться, уменьшаться в размерах, костюм его покрылся трещинами, и к концу фразы старик
— 28 —
рассыпался в прах, а на пол с глухим стуком упал розоватый камешек, похожий на обнажённый человеческий мозг в миниатюре..
Оленев подобрал его и поставил на полку рядом с другими камнями. Погладил спящего щенка, подмигнул говорящему скворцу, затем включил телевизор, стоящий в углу на тумбе. Дежурный диктор с готовностью доложил об очередных деяниях депутатов за прошедший день. Юра плюнул и выключил аппарат. Диктор замолк на полуслове, но сообщение внезапно подхватил скворец своим противным скрипучим голосом. Оленев, в спешке покинувший квартиру, долго ещё слышал его.
Настал, наконец, день, когда Грачёв представил открытый им препарат коллегам—реаниматологам.
— Коллеги! Разрешите представить вам результат моей работы, о которой ходят весьма много слухов и домыслов. Я назвал новый препарат, смысл применения которого вам известен из моих прежних сообщений, ребионитом.
— Короче, «оживителем», — наклонился Веселов к Юре, — Любая жена поутру вводит супругу с похмелья в виде клизмы, и тот оживает.
— Как видите, — Грачёв потряс колбой в воздухе, — Это прозрачная жидкость без цвета и запаха.
Он вылил несколько капель жидкости в приготовленную ложечку и лихо опрокинул её содержимое на язык.
— Да, без цвета и запаха.
Дамы заволновались, а вечный комик Веселов подал громкую реплику:
— Тогда это вода, аква дистиллята. В пустыни она действительно мёртвого поднимет.
У Грачёва не было чувства юмора, поэтому он никак не отреагировал и продолжал:
— Я считаю, что на этой неделе можно будет испытать его при плановой операции в случае показания, либо при поступлении тяжёлого больного по «скорой помощи». Сегодня какой день — пятница? Понедельник? Прекрасно! Завтра и опробуем.
— Вы на собаках его испытывали? — вежливо спросила Мария Николаевна, вечный оппонент шефа. — Пробовал. Все выжили.
–..из ума, — вставил шпильку Веселов.
— Вы как им вводили: живым или мёртвым? — снова подчёркнуто вежливо спросила Мария Николаевна.
— А как вы сами думаете?! — зарычал Грачёв, — Они были в состоянии клинической смерти! На контроле никакие современные способы не дали никакого результата, а ребионит сразу же ввёл собак в состоянии глубокого анабиоза, и я через час, да—да! — через час спокойно оживил их! Можете полюбоваться — бегают по вольеру, задрав хвосты.
— 29 —
— Тогда это не собаки, а телята, — сморозил Володька.
— У вас есть статьи на эту тему? — не отступалась Мария Николаевна, — Лекарство утверждено Комитетом по новым лекарственным средствам?
— Нет ещё. Надо накопить материал, убедиться на практике, а потом уже завоёвывать верхи.
— В таком случае, вы не имеете права испытывать препарат на больных, и я запрещаю вам делать это.
— Вы не можете запрещать мне! Вы мой ординатор, и это вы подчиняетесь мне! — взревел Грачёв, — Это открытие перевернёт всю науку, неужели не понимаете?!
— Если хотите, вводите эту водичку себе, — не унималась заместительница, — А к больным я вас не допущу. Это противоречит законодательству — испытывать неутверждённый препарат на больных, да ещё составленный по рецептам тысячелетней давности.
— Верить или не верить в тибетскую медицину — ваше личное дело, но лекарство, созданное столетия назад, имеет такое же право на существование, как и современное. Я чётко доказал, что оно приводит к глубокому анабиозу жизненно важных клеток организма. И вы не запретите мне спасать больных от смерти, я легко сделаю это и без вашего согласия!
— Если я узнаю о подобных действиях — пеняйте на себя! Вы становитесь опасным. И я сегодня же подам на вас докладную администрации.
— Ага! Так и знал. Вы сами не прочь занять моё место! Представляю, как здесь всё тиной зарастёт, если вы станете заведующей.
— Ничего, — вставил Веселов, — Мы и в болоте поквакаем.
— Не юродствуйте, мальчишка!
Оленев схватил приятеля и вывел из кабинета.
— Пусть разбираются без нас, они уже перешли на личности.
— Ладно, не нашего ума дело. Но где он раскопал эту штукуёвину, да ещё на тибетском языке? Сам допёр? Ни в жизнь не поверю. Он и английский—то со словарём еле—еле разбирает.
— Меня это не волнует. Пускай хоть украл.
— А—а! Ты у нас в стороне, как всегда, тихоня.
— Заглядывать в чужие кастрюли — не по мне. Впрочем, Грачёв не блефует. Это действительно открытие века. Если не присосутся разные чины, то Нобелевская премия ему обеспечена вчистую. Только ведь загребут, загребут под себя! Или на тормозах спустят, чтобы не ломал систему.
— А мы отстоим, а мы не дадим! А потом ка—ак раскрутим шефа на пол—Нобелевской, ох и погудим! Кстати, ты откуда знаешь, что средство тянет на Нобелевскую?
— Да не знаю я… Просто ощущение такое.
— Ох, не финти, тихушник! Ты определённо что—то знаешь, пескарь премудрый.
— 30 —
Из ординаторской по одному выскакивали врачи. Когда дверь открывалась, были слышны далеко не парламентские выражения: «Гений непризнанный… Авантюрист… Сексотка… Ваш папаша случайно в НКВД не служил!?».
На кухне Юра выгрузил продукты на стол, включил плиту, чтобы разогревалась, и навестил отца. Тот сидел в комнате и сосредоточенно смотрел на шахматную доску.
— Привет, папа! Кто кого сегодня?
— Четыре — шесть, — бодро ответил Пётр Васильевич, — но мы ему ещё попадёмся! — и перевернул доску противоположной стороной к себе.
— Марина не звонила?
— Угу… На первое заказала луковый суп, на второе — котлеты по—киевски, на третье — сливовый компот.
— Недурно женщина живёт. Как Лерка?
— Опять выгнали с урока. Говорит… как это? А — запарила мозги математичке своим доказательством теоремы Ферма. Убежала не то в художественную, не то в музыкальную школу. Или в секцию этих… восточных е—ди—но—борств. Тьфу, прости, Господи, язык обломаешь. Я вообще запутался в
