Люди в коричневых и в черных рубашках должны быть сделаны из совершенно другого материала. Их набрали отовсюду, — с ферм, из магазинов, из контор. Им открыли красоту и сладость власти, им дали оружие, внушающее другим ужас: «Хайль Гитлер!»
— Боже мой! Боже мой! — неожиданно воскликнул Северян Браун. — О чем это я думаю?
И тут же тайный голос прошептал ему:
— Теперь ты наци… наци!..
Северин Браун подошел к окну и стал жадно глотать воздух.
Тут он, однако, сообразил, что стоит перед окном казармы и что внизу под окном толпятся чернорубашечники, которые входят и выходят из огромного здания как потоки крови, пульсирующей в организме.
Он отошел от окна и поторопился выйти на улицу.
Он шел быстрым твердым шагом.
В течение нескольких часов шагал он по широким улицам. Он увидел много интересного… например, вывески некоторых магазинов на Фридрихштрассе, вроде:
— Теперь — арийское предприятие.
Каждый покупатель должен был заключить из этого, что теперь евреи не имеют никакого отношения к данному магазину и что в нем, значит, можно спокойно покупать.
Он видел некогда красивую Вильгельмплац, на которой нацисты вырубили все деревья для того, чтобы народ мог любоваться фюрером в то время, когда он произносит свои речи с балкона старого канцлерства.
Он видел витрины книжных лавок, заваленные книгами с надписью:
Адольф Гитлер — «Моя борьба».
Теперь это была самая ходкая книга.
Эта нацистская книга буквально царила у всех книгопродавцев, которые украшали ее рамкой из лавровых листьев и всячески расхваливали своим покупателям.
— Вполне понятно, — подумал Северин Браун, — что эта книга имеет теперь такой колоссальный спрос. Семья, в которой нет этой книги, будет чувствовать себя далеко не приятно в случае неожиданного визита чернорубашечников.
Он шел по площадям и улицам, носившим теперь новые, многозначительные названия:
— Адольф — Гитлер — плац.
— Вильгельм — Геринг — штрассе.
Он проходил мимо музеев и библиотек, раскраденные сокровища которых украшали теперь дома нацистов.
Он видел газетные киоски, в которых продавались газеты Геббельса, газета Гитлера, газеты других нацистских лидеров.
Он видел детишек, возвращавшихся с митингов — маленькие автоматы в коричневых рубашках, которые уже умели выкрикивать: — Хайль!
Он видел церкви, священники которых сидели теперь по концентрационным лагерям.
Он видел весь Берлин, этот жуткий, чужой город, который мог говорить только о печальных вещах.
Утомленный, он вернулся в казармы забыться тяжелым, беспокойным сном.
* * *
Месяцы катились медленно, и постепенно мозг Северина Брауна стал альбомом гитлеровских фотографических карточек.
Тощий Фриц Рейнер, служивший в том же отряде, рассказал ему о нескольких покушениях на жизнь фюрера.
— Одни из заговорщиков был Юлий Шрек, шофер, заслуженный партиец. Он выстрелил Гитлеру в руку. Никто больше никогда не видел его.
Другой был пилот Куммер, которому пришла в голову дерзкая мысль поднять фюрера на огромную высоту и сбросить его оттуда вниз.
Говорили, что фюрер прочел намерение пилота в его глазах и отказался лететь в тот день. Это был конец Куммера.
Был еще крестьянин из Моссрейна, который бросил вилами в автомобиль фюрера, и банкир из Мюнхена, который плохо стрелял из револьвера.
Неужели этот Гитлер был заколдованным человеком, который никак не мог умереть?
— Фюрер узнает, когда настанет его час, — сказал Фриц. — Он всегда знает о предначертаниях судьбы.
Этот Фриц был настоящим нацистом, верившим во всякую чепуху.
Они сидели вдвоем в мрачном казарменном помещении, в один из тех бесконечных вечеров, когда кажется, что беседа помогает сокращать время, медленно передвигаемое пальцами часов.
— Скажи мне, Фриц, — спросил Браун. — Как он все это узнает?
Фриц снисходительно улыбнулся, как будто дело шло о чем-то совершенно пустячном.
— Очень просто. Ему скажет об этом баронесса Рук.
— А кто она такая?
— Ах, ты разве не знаешь? — Лицо Фрица тут же приняло огорченное выражение.
— Конечно, нет. Мы ведь, живя в Вене, мало что знали.
— Да, правда, я забыл об этом! — кивнул головой Фриц. Затем он откинулся на стуле к выбеленной стене и стал вертеть костлявыми пальцами сигарету.
— Дело вот в чем, Северин, — начал он. — Много лет тому назад, до того, как раздался великий призыв, фюрер работал в одном замке в Силезии. Однажды он поранил себе руку топором и хозяйка замка вышла перевязать ему рану. Она посмотрела на его руку и в ее глазах появилось странное выражение.
— Я не знаю, кто вы такой, — сказала она, — но настанет день, когда вы выведете Германию из ее нынешнего состояния на путь славы.
— Это и была баронесса Рук?
— Да, она умеет угадывать судьбу человека по линиям ладони и по чертам лица. В Силезии это многие умеют.
— Теперь она живет в Берлине?
— Да! Фюрер не забыл того, что она ему сказала. Он вызвал ее к себе, когда Гинденбург сделал его канцлером. С тех пор он ни разу еще ничего не делал без ее совета, а она еще никогда не ошибалась.
— Поразительно! — выдохнул Браун.
— И божественно! — горячо ответил Фриц.
Но Северин Браун, несмотря на свою форму чернорубашечника, все же считал, что это было более удивительно, чем божественно.
Итак, он находился в сфере действий фанатика, который, не будучи в состоянии управлять сам своими дикими эмоциями, обратился за помощью к астральному миру.
Северину Брауну стало невыразимо горько при мысли о том, что, может быть, женщина, незримо сидящая позади трона Гитлера и подсказывающая ему все его действия… что судьбы Германии могут решаться в зависимости от того или иного предсказания вздорной гадалки.
Как мог здравомыслящий человек править страной при таких условиях?
Но был ли Гитлер здравомыслящим, был ли он нормальным?
Память Северина Брауна обратилась к далекому Штейнгофу, где когда-то работал доктор Моллер и где были пациенты, излечить которых нельзя было никакими средствами.
Эти параноики, страдавшие манией величия, неспособные переносить ни малейшего ущемления своего самолюбия, люди суеверные, люди, готовые в любой момент разразиться слезами, — именно они ближе всего подходили по типу к Гитлеру.
Это были бесполые существа, находившиеся большую часть времени в угнетенном состоянии духа, весьма неустойчивые, но с садическими наклонностями, с воинственным характером, с жаждой власти и крови. Таковы были Наполеон, Цезарь, Чингисхан и таков же был, по-видимому, Гитлер.
