Что вы сказали? – переспросил Дидро.
Мельяр открыл один глаз, буркнул «Я, кто еще?» и смежил веки.
Дидро демонстративно положил телефон на подлокотник кресла. Чтобы позвонить дежурному в комиссариат, нужно нажать и удерживать кнопку 4, на ней Дидро и держал палец. Будет ли у него возможность говорить – вот вопрос. Крикнуть «помогите!», впрочем, он успеет, а дежурный сообразит отправить наряд незамедлительно.
– Тут все – физика и только физика, – сказал Дорнье, проследив за манипуляциями Дидро с телефоном. – Декогеренция суперпозиции. Шредингеровские коты, постучавшие в стенку ящика.
«Если позвонить дежурному, – подумал Дидро, – и попытаться задержать Дорнье до приезда патруля, будет ли Мельяр, что бы он собой ни представлял, на моей стороне? Кому поможет – мне или Дорнье?»
Дидро досчитал до двенадцати и произнес:
– Физика, значит? И никакой логики? Вернемся, в таком случае, к обычному порядку. Я задаю вопрос, вы отвечаете – именно на тот вопрос, который я задаю, как бы вам ни хотелось поговорить о другом. Понятно?
– Так я вроде… Хорошо. Понятно. Спрашивайте.
– Меня интересует только убийство Понселя. Мотив, способ, подозреваемый, доказательства. Никаких абстрактных рассуждений. И если на вопрос можно ответить «да» или «нет», так и отвечайте: «да» или «нет».
Дорнье кивнул.
– Вы были знакомы с убитым?
Дорнье дернулся и ошарашено посмотрел на комиссара, но тут же отвел взгляд.
– Да.
– Когда вы с ним познакомились?
– Двадцать седьмого марта тысяча девятьсот сорок третьего года.
– Какого… Повторите!
– Двадцать седьмого марта тысяча девятьсот сорок третьего года.
– Дорнье, у меня хорошая память, и я к тому же освежил кое-какие даты, пролистав дело в архиве. Дата, которую вы назвали, – день рождения покойного.
– Естественно.
– А вы еще спросите, – подал неожиданно голос Мельяр, – когда родился…
– Помолчите! Вы знали Понселя со дня его рождения? Когда вы родились?
– Двадцать седьмого марта тысяча девятьсот сорок третьего года.
– В один день? Любопытно. – Комиссар махнул рукой на Мельяра, подававшего какие-то знаки. Вопрос вертелся у Дидро на губах, но задать его мешало ощущение ожидаемого краха всего, на чем строилось его мировоззрение. Вопрос был единственно возможным и полностью бессмысленным.
– Хорошо. – Дидро облизал пересохшие губы. – Учитывая те пять сигма… Такие совпадения… Вы были братьями-близнецами?
Мельяр хмыкнул и всплеснул руками, давая понять, что поражен тупостью полицейского. Ему весь пазл сложили, а он…
– Мы не братья, – коротко отозвался Дорнье.
– Вы знакомы с общего дня рождения. У вас одни и те же отличительные признаки. Я повторяю вопрос: он был вашим братом?
– Я же сказал: нет! Он…
– Отвечайте только на вопросы! Вы знаете, кто его убил?
– Теперь знаю.
– Кто?
– Я вам уже сказал.
– О, Христос! – пробормотал Мельяр.
– Вы не могли этого сделать. У вас алиби.
– Да, ну и что?
– Вы умеете раздваиваться? – Вопрос вырвался непроизвольно, Дидро не собирался ни шутить с физиком, ни иронизировать, он знал, что ответ не будет соответствовать истине, много раз встречался с приемом, когда подозреваемый запутывал следствие. Дидро давно научился отделять мух от котлет, ложь от правды. Он хотел задать другой вопрос, но вырвался этот. Вырвался из подсознания, у которого нет логических путей, а чистая интуиция.
– Нет, – сказал Дорнье. – Раздваиваться я не умею, я не Дэвид Копперфильд.
– Вы утверждаете, что убили Понселя. И вы утверждаете, что в то лето не покидали Париж. В каком случае вы лжете?
– Я говорю правду.
– И утверждаете, что не умеете раздваиваться? – Дидро полагал, что в его вопросе звучит ирония или сарказм, но сам расслышал одну лишь великую усталость и желание выставить обоих из дома и никогда их больше не видеть. Но он боялся. Сейчас Дидро полностью отдавал себе в этом отчет. Он боялся остаться наедине с Марго, собственной сестрой, давно ставшей его вторым «я». Прежде, чем говорить с ней, он должен был сложить пазл.
– Нет, конечно, не умею. Я не…
– Я уже слышал, вы не Копперфильд.
– И даже не Гудини.
– Вы использовали какую-то аппаратуру? Изобретение, помогающее вам убить на расстоянии?
– Господин дивизионный комиссар, вы задаете не те вопросы!
– А вы, хоть и физик, не можете ответить.
– Чтобы правильно ответить, – подал голос Мельяр, – нужно сначала объяснить разницу между добром и злом в физическом, а не в этическом смысле.
– Мы не на философском диспуте! Кто убил Понселя?
– Я, – пожал плечами Мельяр.
– Я, – отрезал Дорнье.
– Я, – услышал Дидро, обернулся, и сердце его ухнуло: в двери стояла Марго. В руках она держала поднос, на котором стояли четыре чашки с дымившимся кофе, и комиссар подумал, что никто, лучше нее, кофе готовить не умеет. Почему он подумал об этом, а не о том, что три человека, в том числе его любимая сестра, несут совершеннейшую чушь? Марго-то уж точно.
– Марго, – устало произнес комиссар. – Ты слышала наш разговор? Вопрос точно слышала, я только не понимаю, почему ты выгораживаешь кого-то из них. Они все запутали донельзя, ты-то зачем в это встреваешь?
Марго поставила поднос на журнальный столик, отошла к окну и встала рядом с Дорнье. Физик обернулся и взял Марго за руку. «Нет! – подумал Дидро. – Только я могу держать тебя за руку, только я!»
– Мишель, – сказала Марго, – пока я готовила кофе, все вспомнила.
– Сложила пазл? – саркастически заметил Дидро. Он достаточно знал сестру, чтобы понять: она говорит правду. И Мельяр говорит правду. И Дорнье говорит чистую правду.
– В общем, да, сложила, – произнесла Марго, глядя не на брата, а на Дорнье, который в ответ улыбнулся, кивнул и пожал плечами.
Господи, и она туда же.
– Дорнье убил Понселя. Мельяр убил Понселя. Ты… Ах! Понсель наверняка тоже кого-то убил.
Сейчас он услышит сказку. Только в сказке трое волшебников (двое злых и одна, безусловно, добрая) могли, находясь в разных городах, убить четвертого, который убил сам себя.
– Естественно, – тягучим голосом произнес Мельяр, будто прочитав мысли Дидро.
– Время идет, – добавил он, – и все может плохо кончиться. Очень плохо.
– О чем вы?
– Кто-то здесь умрет. Сегодня. Скоро. Впрочем, ладно. Молчу.
– Это угроза? – спросил Дидро.
