со спины пропало. Прозвучала дробь лёгких шагов, и передо мной за стеклом появилось лицо Полианны – искажённое, растянутое и очень зелёное. Я не удержался от смешка.
– Так-то лучше, – сказало зелёное лицо. – А теперь пошли гулять. Это парк, так давай пройдёмся по парку, Франк его побери!
Я издал ещё одно сдавленное «хе-хе» – Полианна почему-то использовала имя Франка-спасителя, отчего фраза вышла не ругательской, а смешной.
Колонны водорослевых «деревьев» стояли рядами, аккуратно и ровно. Своим однообразием они напомнили двери Министерства: можно заблудиться не от запутанности и сложности, а, наоборот, из-за стерильной монотонности. Никаких пометок или ориентиров.
Я нервно оглянулся, оценивая, как выглядит обратный путь.
– Не волнуйся, мы же просто выйдем к стене и пройдём вдоль неё к двери, – Полианна точно разгадала мои мысли. Она на ходу подхватила меня под руку, и впервые в жизни этот жест показался мне естественным и даже немного привычным. В этот раз сердце почти не выскочило из груди. Более того, я смог заговорить:
– Я не волнуюсь. Просто немного выбит из колеи, наверное.
– Моими словами?
– Ими тоже.
– В подкрашенной воде нет ничего плохого. Водорослям лучше жить наверху. А эта инсталляция… Просто символ. Напоминание о том, чего мы лишились.
– Как думаешь, почему здесь так пусто? Судя по слою пыли, здесь давно не было посетителей.
– Людям не интересно.
– Не интересно… – пробурчал я. – Что за бред.
– Джоз, как думаешь, многие ли хотят подняться туда, наверх? Увидеть деревья, траву, Чистое Небо?
– Все. Многие. Все, кроме безумцев.
– Вот это мне в тебе и нравится, – сказала Полианна, чуть сжимая моё предплечье тонкими пальцами, – твоя наивная вера в людей.
– Спасибо, наверное… И что же, ты считаешь, что люди не хотят?..
– Люди сдались под давлением страха. Многие живут в страхе с рождения. Так давно, что уже забыли о нём, пропитались им, и теперь думают, что это и есть нормальная жизнь. Страх обессиливает и отнимает желание действовать. Гораздо проще убедить себя, что тебе и не нужно действовать вовсе.
– Ты говоришь о страхе Фиолетовой Смерти?
– И о нём тоже.
Мы добрались до конца длинного ряда колонн-деревьев и повернули обратно. Наверное, именно так и прогуливались наши предки по паркам на поверхности – каждый в своём ряду, ничем не отличающемся от остальных. Свобода и справедливость.
– Может быть, её уже и… – начал было я, но тут же клацнул зубами, прикусив язык. Чуть не разболтал о своих безумных идеях, возникших из простого несовпадения чисел в научной работе.
– Её уже и нет? – Полианна сжала мою руку с неожиданной силой; тонкие пальцы превратились в острые палочки, впивающиеся в плоть.
Я улыбнулся ей, стараясь не морщиться от боли:
– Не знаю. Но хотелось бы узнать точно, правда? Вдруг человечество уже прощено за свою гордыню, а Машины просто забыли нам об этом сообщить…
– Да! Да.
Так же быстро и неожиданно она успокоилась. Словно опомнившись, она разжала хватку на моём предплечье:
– Как думаешь, как выглядела Фиолетовая Смерть?
– Ну… Она фиолетовая.
– Ха. Ха.
– Газ… – предположил я и невольно задумался. – Может быть, облака, плотный туман. Пустые Города, такие же, как наш. Груды черепов на улицах. В Святых Протоколах Бытия наверняка написано подробнее, но я не очень люблю их читать.
– Ты так спокойно об этом говоришь.
– Трудно бояться того, чего никогда не видел.
Полианна резко свернула с прямой аллеи и потянула меня за собой. Она принялась блуждать между колоннами деревьев, сворачивая в случайных местах. Словно пыталась намеренно заблудиться.
– На самом деле я рада, что ты расстроился, когда я назвала эти водоросли подкрашенной водой.
– Э-э… Да?
– Тебе не всё равно. Ты всё ещё хочешь увидеть настоящие растения там, наверху. Ты не пропитался страхом.
– С этим я бы поспорил.
– А я живу в страхе.
«Чего может бояться такая красивая девушка?» – почти сказал я; хотел было отделаться глупой шуткой. Но остановило меня не смущение. Что-то в силуэте Полианны, в том, как она опустила плечи и замедлила шаг, подсказывало – она говорит очень серьёзно.
Если бы только я понимал людей лучше. Бригитта всегда знала, что нужно говорить в таких ситуациях – знала, но меня научить забыла.
Пришлось сказать что-то очевидное:
– Не бойся! Купол защищает нас от Фиолетовой Смерти. Защищал многие поколения и простоит ещё десять раз по столько же.
– Я боюсь не Фиолетовой Смерти. Я боюсь простой смерти, обычной, которая живёт здесь, с нами. Очень боюсь.
На мгновение я растерялся, не зная, что ответить. Мы шагали в тишине, наворачивая круги и петли между колоннами. Под ногами перемежались полосы света и тени: белая, зелёная, белая, зелёная… Словно детский леденец. Совершенно неуместный образ, но такой привлекательный.
Я принялся считать в уме соотношение числа пройдённых полосок к количеству необходимых для этого шагов.
– Никогда не задумывался раньше об этом… – неуверенно начал я. – Но недавно умер коллега моей сестры.
– В каком возрасте?
– Раннем. Он не был стариком, если ты об этом. Впрочем, странно думать, что он умер раньше своего срока, ведь срок ему определили Машины…
– Вот именно, Джоз!
Полианна отпустила мою руку и остановилась. Пришлось остановиться и мне – прямо посреди парка; одни столбы-деревья кругом, насколько хватает взгляда.
– Разве тебя не возмущает, – горячо проговорила она, – разве не злит, что Машины решают, сколько нам жить?
– Это их право и обязанность…
– Жизнь кого-то обрывается, едва начавшись, а кто-то влачит своё существование годами, не делая с этим даром абсолютно ничего. Несправедливо! Обидно!
– Что-то не помню, чтобы они звались Машинами Справедливости и Равенства, верно? – повторил я фразу Галена. Наполовину в шутку, желая разрядить вдруг сгустившуюся атмосферу; но Полианна посмотрела на меня так, как будто я сам внезапно обратился в омерзительного Главкона, которого нужно незамедлительно сразить и усечь голову.
Вместо того, чтобы поразить меня пылающим мечом, она сказала:
– Когда-то у меня был… Дорогой мне человек. Очень хороший человек. Он научил меня очень многому, и не только меня.
– И кто же это был? – кажется, я смог скрыть за обычным вопросом пронзивший меня укол ревности.
– Неважно. Важно другое. Он умер. Умер в сорок лет, и вместе с его смертью Город потерял очень многое. Я потеряла.
– Но Машины Любви и Благодати всем отмеряют по сорок лет. Это глубокая старость. Зачем жить дальше?
– Не говори мне о Машинах! Только не сейчас!
Она резко взмахнула рукой, как будто действительно вознамерилась отрубить кому-то голову:
– Мы не должны умирать так рано. Понимаешь? Не обязаны.
– Таков наш уклад.
– Уклад можно изменить. Можно изменить всё. Сам подумай, каких высот мы смогли бы достичь, будь у нас побольше времени!
– Каких? Ты хочешь стать министром?
– Мы могли бы выйти наружу.
Полианна тут же замолчала, словно испугавшись своих же слов. Она напряжённо уставилась на меня.
– Я не побегу доносить кланкам, – тут же сказал я.
– Я знаю. Если бы ты хотел, то сделал бы это раньше.
– Но я… я не согласен. Нам отмерена полновесная жизнь, в самый раз, не больше, и не меньше. Мы служим Городу, исполняем своё предназначение. А потом уходим. Долгая жизнь – это дар Франка самым достойным. Министрам, например.
– Ты действительно в это веришь, или повторяешь те слова, которым тебя научили?
«А есть разница?» – почти сказал я; на полпути к губам эти слова изменились:
– Я не знаю.
– Это хорошо. Хорошо, что не знаешь.
Странным образом мои слова как будто её успокоили. Она снова взяла меня под руку и зашагала вперёд, уже не пытаясь намеренно заблудиться в стеклянном лесу.
– Я хочу жить, господин Кавиани, – с неуместным весельем заявила она, – пощадите бедную девушку, уважаемый чиновник.
– Как-то не смешно.
– Подумай над этим. Чем дольше мы живём, тем дольше сможем пробыть вместе.
– Мы? Мы с тобой?
Я нервно посмотрел вперёд. Дверь выхода неумолимо приближалась, а Полианна всё ускоряла и ускоряла шаг. Время истекало, а разговор не становился яснее.
– Если что-то придумаешь и захочешь поговорить об этом серьёзнее, то оставь мне записку тут, у дерева-хлореллы.
– А если её кто-то найдёт?!
– Спасибо за интересное свидание, Джоз!
Внезапно она коснулась моей щеки губами – так неожиданно, что я почти вскрикнул. После чего отпустила
