всё-таки была тайная сокровищница.
Гален поскрипел ключом в очередном замке, повернул ручку и с усилием потащил дверь на себя – та с тихим чмоканием резиновых прокладок отпустила косяк. Мне в лицо ударил неожиданно сухой и колючий ветер, который принёс с собой странный горьковатый запах.
– Положительное давление, – Гален словно ответил на чей-то незаданный вопрос. – Чтобы атмосфера снаружи не проникала внутрь.
– Но зачем?
– Если честно, я и сам не знаю. Это помещение тут было ещё до меня. Я нашёл его и начал использовать для… Впрочем, сейчас сам всё увидишь.
С этими словами он щёлкнул выключателем.
Люминолампы медленно наполнялись зелёным свечением, которое начало расползаться по залу, отодвигая темноту всё дальше и дальше. Из-под этого тёмного одеяла появились странные механизмы: множество шестерёнок и колёс самых разных размеров скреплялись в единое целое длинными цепями без видимого порядка или смысла.
Темнота рассеялась почти полностью, но увидеть всю комнату я так и не смог – противоположная стена скрывалась вдали, напомнив простор недавно посещённого парка. Вслед за стеной уходила вдаль и чудовищная мешанина шестерёнок: ряд за рядом, слой за слоем. Сотни, тысячи деталей.
Я обратился было к Галену, но тут же повернулся обратно к структуре – глаз зацепился за что-то… Что-то необычное. Порядок в механическом хаосе.
Мозг привычно выделил паттерн, отмечая закономерности. Общая картина выглядела беспорядочной – но мелкие детали повторялись. Шестерёнки группировались в достаточно простые конструкции, связанные между собой цепями в определённом порядке. Эти группы объединялись в кластеры побольше; их уже было несколько видов, но эти виды располагались явно с каким-то умыслом.
Я обвёл ближайшую группу из нескольких шестерёнок пальцем и спросил:
– Что это? Что она делает?
Гален поражённо уставился на меня; некоторое время он молча подбирал слова.
– Стой здесь, я всё-таки схожу за купоном на бесплатное печенье, – проговорил он. – Как ты догад…
Он прервался и вздохнул. После чего демонстративно покрутил одну из шестерёнок в группе. Из-под зубьев начала сочиться тёмная смазка; уже знакомый горьковатый запах тут же усилился.
Шестерёнка легко крутилась в одну сторону, но отказывалась крутиться в другую. Гален с пыхтением дотянулся второй рукой до ближайшего колеса и крутанул его. Шестерёнка словно по волшебству сменила направление кручения.
– Это, конечно же, логический вентиль, – сказал он, вытирая испачканную в смазке руку платком.
– Ты сошёл с ума?..
Я попятился, уставившись на громоздящееся передо мной чудовище. Словно на картинке-узоре из детской книжки, на поверхности хаоса проступила скрытая суть. Ужасная правда.
– Гален… Это Машина.
– Счётная Машина, если быть точным, – с абсурдной, безумной гордостью ответил он. Словно похвастался.
– МАРКи с нас заживо кожу снимут.
– Как всегда проницателен, Джоз. С нас. С меня и тебя.
Я потряс головой, пытаясь охватить разумом всю глубину увиденной ереси. Вся моя праведная, нормальная жизнь, все мои усилия… Я слушался, я соблюдал посты, я так старался быть исправным.
Хотелось закричать, расколотить мерзкую еретическую Машину голыми руками, разбить Галену голову, исправить и отменить сотворённое, стереть его из реальности. Вместо этого я скрипнул зубами так сильно, что почувствовал привкус эмали.
– Но зачем, почему?
– Вопросы, вопросы… – вздохнув, сказал Гален. – Пойдём. А то ты так разозлился, что мне присесть захотелось.
Он сделал пару шагов в сторону и вдруг нырнул в гнусные потроха богохульной Машины, словно решил искупить грехи, умерев в молотилке зубьев своего творения.
Пойти за ним… Это не какое-то скрытое искушение Главконом, действующее исподволь, чтобы медленно развратить меня. Это прямой вызов. Но что, если время незаметного совращения уже прошло? Слишком долго я допускал сомнения в мироустройстве, слишком глубоко увяз в ереси. Слишком долго слушал мерзкий шёпот стен по ночам.
Я мог не знать этого, и, конечно же, я этого совсем не хотел – но для меня уже всё может быть кончено. Вместе с Галеном заберут и меня, навсегда, с концами. И тогда никаких больше посиделок с сестрой, никакого больше супа с министерской порцией вкусовых добавок. Никаких больше свиданий с Полианной.
От последней мысли сердце сжалось так сильно, что захотелось лечь на пол и свернуться в клубок.
Если я действительно пал так низко, то время теперь не имеет значения. Мне некуда торопиться. Я могу сдать Галена завтра.
Душа словно окунулась в чёрную, пахнущую горечью смазку – я не убедил самого себя, а всего лишь заглушил голос совести. Этот голос ещё вернётся. А пока что можно узнать, что же на дне этой адской ямы.
На месте пропажи Галена обнаружилась узкая тропинка, ведущая в глубины механической скверны. Пространства между конструкциями едва хватало. Будь я потолще, уже зацепил бы локтём зубчатое колесо и свалился в сеть из цепей.
Тропинка привела к маленькой полянке – гнездо, свитое посреди ужасного леса. В центре гнезда торчало седло с педалями, перед которым стоял обычный стол с уродливым подобием терминала. Обнаружились даже кресла – ещё более потрёпанные, чем мой рабочий стул.
Словно кто-то попытался воспроизвести кабинет Министерства, но потерпел неудачу, создав взамен что-то искажённое и неправильное. Явный признак влияния Главкона.
Гален уже восседал в одном из кресел. Увидев меня, он поднял брови в ироничной усмешке:
– Странно. Я уж подумал, ты побежал вызывать Алгоритмических Регуляторов.
– Сначала выслушаю тебя. Потом побегу.
Второе кресло пустовало, но я остался стоять.
Некоторое время Гален молчал. Он снова и снова вздыхал, расчёсывая пятернёй торчащие пружинистым пучком волосы, иногда сгребал их в кулак и дёргал, словно пытался вместе с ними вытянуть из себя слова.
– Мы привыкли называть себя деталями, – начал он, не глядя на меня; словно разговаривал сам с собой. – А Город считать механизмом. И вот перед тобой механизм из деталей. И в то же время одна из самых опасных и нелегальных вещей в Городе. Какая ирония.
– Зачем? Зачем это нужно? Неужели это просто дурная шутка, бунт против Машин Любви и Благодати путём извращения их святого образа?
– Поверь, бунт мне интересен меньше всего.
Не вставая с кресла, Гален протянул руку под стол, достал оттуда пластиковый пакет и швырнул его мне. Я поймал свёрток в воздухе – сквозь пластик кожу кольнули острые грани.
– Что это?
– Посмотри сам.
Из пакета на свет показались странные пластинки – зелёные, серые, жёлтые. На поверхности пластинок змеились блестящие медные прожилки – словно кровеносные сосуды; иногда они сходились в одном месте, из которого торчал маленький чёрный кубик или цилиндр с неясными письменами.
– Понятнее не стало, – честно признался я.
– Это плоть Машин. Настоящих, тех самых.
Вскрикнув, я отбросил пакет на стол. Пластинки рассыпались по его поверхности, вызвав гримасу на лице Галена.
– Поосторожней! – воскликнул он. – Ты рассыпал чью-то зарплату за целый год.
– Зарплату? Что ты несёшь?
– Это не просто осколки, извлечённые из внутренностей Машин. Это старые деньги. Некоторые жители Города называют их просто деньги. Чтобы отличать их от сабкойнов, ха-ха.
– Как это может быть не запрещено?
– Это запрещено.
Гален встал с кресла и прошёлся по кругу, бесцельно проводя рукой по цепям чудовищной псевдо-Машины.
– Иногда иерархии переворачиваются с ног на голову… – повторил он. – Одну иерархию ты уже знаешь. Столпы. Наверху сидят Министры, снизу ходят простые горожане.
– И какую же иерархию я не знаю?
– Незаконную, скрытую, запретную. Состоящую из всего того, что Министерствами не одобряется.
– Как может существовать то, что не одобряется Министерствами? – задал я очевидный вопрос; очевидный для того, старого Кавиани, который всё ещё верил всему, что слышал от доброго друга – Старшего Исправителя Нойбурга. Теперь же этот вопрос казался наивным даже мне самому.
То, что не одобряется Министерствами, просто стоит дороже.
Гален обоснованно проигнорировал мой вопрос:
– Помнишь, что я тебе говорил про контроль, верно? Каждое Министерство хочет свой кусочек Города. Но, сидя в круге линий на песке, свой кусочек ты не получишь. Только не здесь, не в этом проклятом месте.
– Другого места у нас нет…
– Вот именно. Поэтому здесь кто хочет играть, тот соблюдает
