Золотце наматывал тогда круги по гостиничному номеру, проклинал идею отплыть в одиночестве и натужно пытался вообразить, как вышел бы из положения батюшка. Батюшка всегда утверждал, что вдохновение для импровизации можно подобрать буквально под ногами, как мелкую монету. Золотце вышел из гостиницы на бульвар и подобрал не монету, но старую цирковую афишу. Это было без преувеличения гениально.
Покойный лорд Пэттикот жил уединённо, поместье его затеряно среди снулых британских лесов, случайно там очутиться невозможно, а специально пускают далеко не каждого — и оснований полагать, что после смерти хозяина что-то изменилось в лучшую сторону, не было никаких.
Но в саду лорда Пэттикота содержались белые павлины и белые львы, о которых судачат все кому не лень. Цирковым артистам белые львы пришлись бы кстати, а уж тут-то смерть хозяина — вполне закономерный повод польститься на его диковинки. А на самом деле — повод для Золотца попасть на территорию поместья, чтобы выяснить, как поживает мистер Уилбери и в силе ли заключённые договорённости.
Особая прелесть в том, что молоденький цирковой артист с картавым французским говорком (пригодилось-таки!) даже смог убедить безутешного наследника лорда Пэттикота продать львов. Мистер Уилбери хохотал до упада, когда вернулся из непредвиденно затянувшейся поездки за алхимической ртутью — ведь если он и его люди собрались бежать в Петерберг, без приличного запаса столь значимого и редкого ингредиента им будет не обойтись.
Мораль же такова: договорённостей никто не отменял, мистер Уилбери не успел на встречу вовремя и не смог связаться с Золотцем всего-то из-за погоды, никакого краха надежд не произошло, и в клетках с белыми львами прямо под носом у безутешного наследника вывозили оборудование. А казалось сначала — кошмар, конец, всё пропало. Смешно.
Золотце опрокинул в себя остатки кофе и, опираясь на бронзовое индокитайское чудище с противоестественным количеством зубов, выбрался из ванны. Бросил письмо в камин — горело плохо, всё же успело намокнуть, но вскоре читаемый вид оно потеряло, а от воды или от огня — не так уж и важно. Подле камина согревались полотенца и гостевой халат, а так-то камин в августе ещё не нужен, хоть бы и при омовении.
Если Золотцу мерещится, что проблема, тлеющая с письмом в камине, нерешаема, надо взять себя в руки, изложить её ближним своим — и только потом паниковать всерьёз. Тем более что излагать проблему в настоящем индокитайском шёлковом халате, добросовестно расписанном иероглифами, почти столь же красиво, как читать о ней, восседая в ванне с кофе и папиросами.
— …вы зря смеётесь граф, — за дверьми малой гостиной в обыкновенной своей манере мрачно пророчествовал хэр Ройш, — назначение в наш город нового наместника спровоцирует изрядный переполох.
— Бросьте, — хоть Золотце и видел графа Набедренных пока только со спины, он был уверен, что тот воздел очи к массивной люстре. — А даже если ваши предположения и верны, пусть. Будь у городов и государств душевные лекари, нам бы они давно прописали встряску.
Граф Набедренных, хэр Ройш и За’Бэй расположились в креслах вокруг низкого столика, где в ведре со льдом охлаждалась бутылка шампанского вина. Сквозь неплотно задёрнутые шторы пробивались лучи последнего летнего утра — третий год в Академии начнётся уже завтра. По этому-то поводу граф Набедренных и созвал ближний круг. Через пару-тройку дней в жизнь вернутся ставшие традиционными посиделки в «Пёсьем дворе», где всегда полно знакомых лиц, где сдвигают столы и не чураются обсуждать острые вопросы с теми, чьи мнения нечасто пересекаются с твоими собственными…
А пока хотелось насладиться интимностью.
Хэр Ройш интимность понимал следующим образом:
— Граф, вы будто забываете, что хэр Штерц занимает позицию петербержского наместника полтора десятка лет. Когда он заступил на службу, все мы были детьми — мы не помним ни его предшественника, ни событий, сопутствовавших перемене власти.
— На третьей грузовой верфи были волнения, — проявил неожиданную осведомлённость в истории семейного дела граф Набедренных.
— Вот, вам и самому известны некоторые факты, — удовлетворённо кивнул хэр Ройш, затянувшись трубкой За’Бэя. Выпив больше одного бокала, он всегда просил набить её, но собственной почему-то так до сих пор и не обзавёлся.
— Да, я потратил несколько вечеров на изучение доступных мне материалов по рабочим забастовкам — после прошлогодних причитаний лектора Пунцовича. Разве мы ещё не беседовали об этом? Какое упущение! — граф Набедренных оживился. — Господа, я пришёл к выводу, что крупные предприятия должны всё-таки находиться в распоряжении тех, кто надрывает на них спину. Нам, собственникам, не понять их трудностей. Если мы и нужны производству, то только в качестве спикеров, переводчиков с народного языка на государственный.
За’Бэй расхохотался:
— Но ведь это, граф, означает — больше никакого вам шампанского вина и концертов филармонического оркестра!
— Много ли надо человеку для счастья? — ничуть не смутился тот. — На вино и концерты как-нибудь хватит, а вот от содержания этого особняка, думаю, я с лёгкостью мог бы отказаться. Благочестивые скопники, говорят, до сих пор живут в скорлупках ветхих хижин на болотах — и ничего.
— Ну уж, ну уж! Просто у вас сегодня настроение такое, — За’Бэй покачал головой. — Потому что ваш престарелый лакей опять наворчал на вас за незаконную отмену пилюль. Вы тяготитесь его ворчанием и помышляете о хижине на болоте, но это пройдёт.
— Вы бессердечны, — возмутился граф Набедренных. — И зря не принимаете мои слова всерьёз. Я противник рабства — а чем, если не рабством, является нынешнее положение вещей?
— Наёмным трудом, — пыхнул трубкой хэр Ройш. — Но, как ни странно, я готов согласиться с вами, граф. Да, предприятия следовало бы передать на разумных условиях в руки рабочих. Опыт нашего новоиспечённого рабовладельца, — повернулся он к Золотцу, — доказывает со всей наглядностью, что отношения с рабами теплеют, как только те перестают себя рабами ощущать.
Золотце вспыхнул. Разве он виновен в том, что бежавшим с ним людям покойного лорда Пэттикота так непросто справить росские документы? Их две дюжины, а каждый поддельный паспорт в Петерберге — подлинное сокровище! Поэтому, увы, гении естественных наук пока что вынуждены ютиться в Грузовом порту и держать связь с городом через тех самых аптекарей, знакомством с которыми всех присутствующих осчастливил За’Бэй. Но ведь это временная мера! И Золотце из сил выбивается, чтобы ситуацию улучшить.
