лень читать первоисточники, а читатель не продвинется дальше заголовка, если не пугнуть его чем-то «гигантским», «опасным» и «катастрофическим».
Энигма оказалась черной дырой, верно. Не гигантской, конечно, а, напротив, – очень маленькой, всего две массы Нептуна, Юпитер в девять раз массивнее. Астрофизики были в восторге – первый случай обнаружения реликтовой черной дыры, и где! В Солнечной системе. Почитав вечером пару научно-популярнвх статей в Интернете, я узнал, что ученые (точнее – космологи) давно подозревали: во Вселенной может быть множество черных дыр очень малой массы, возникших вскоре после Большого взрыва. Маленькие черные дыры довольно быстро испаряются – этот процесс называется излучением Хокинга. Большая их часть испарилась давным-давно, а до наших дней сохранились реликтовые черные дыры массой с планету – такие, как Энигма. Она тоже, конечно, теряет массу и проживет недолго по астрономическим понятиям – может, еще миллиард лет или два.
Пока не явилась Энигма, гипотезы о реликтовых черных дырах были научной спекуляцией, которую даже и не надеялись подтвердить или опровергнуть наблюдениями. Реликтовые черные дыры слишком маломассивны, чтобы захватывать вещество из космоса. То есть захватывают, но так мало, что возникающий аккреционный диск почти ничего не излучает, увидеть его даже в иятидесятиметровый телескоп невозможно – разве что приблизиться к черной дыре на расстояние пары сотен километров.
Есть и другие способы обнаружить черную дыру. Излучение Хокинга, например. Но у Энигмы это излучение тоже очень слабое. Или микролинзирование – световой луч от далекой галактики, пролетая мимо черной дыры, искривляется, будто в фокусе линзы, и изображение галактики распадается на три или даже пять. Тогда астрофизики понимают: между галактикой и Землей находится черная дыра. Но опять-таки: Энигма слишком маломассивна, линза из нее получается слабенькая, с Земли искажений света далеких звезд и галактик обнаружить не удастся.
Расчеты показывали, что и искать не стоило, но все равно искали. И диск, и излучение Хокинга, и явление микролинзирования, и плазменную струю-джет. У сверхмассивных черных дыр, что в центрах галактик, джеты растягиваются на много световых лет и прекрасно видны, особенно в рентгеновском диапазоне.
У Энигмы – ничего.
Когда невидимка пересекла орбиту Сатурна, мы опять сошлись с Алисой Кинниан. Эйлис… Увидев ее в магазине «Хаффнер» на семьдесят первой улице, я долго шел за ней из отдела в отдел, думал: как она живет сейчас, после нашего разрыва. Да и разрыв ли это был? Просто однажды утром, проснувшись, как последние полтора года, в одной постели, мы посмотрели друг другу в заспанные лица и поняли, что нет нам смысла оставаться вместе. То, что свело нас, испарилось, как маломассивная реликтовая черная дыра, и мы жили по инерции, заданной начальным толчком. Инерция иссякла, и все остановилось.
«Прости», – сказал я, одеваясь. Эйлис поняла. Мы всегда понимали друг друга с полуслова.
«И ты прости», – сказала она и начала медленно одеваться, а я смотрел на нее и ничего не чувствовал.
Больше мы не сказали друг другу ни слова. К вечеру я снял квартиру в Бронксе, подальше от нашего «гнездышка», и вещи свои перевез, когда Эйлис была на работе, чтобы не создавать ненужной напряженности. Работала она в Гарвард-Смитсонианском институте. Отладчик компьютерных программ – классическое женское занятие, требующее внимательности, а не новых идей и интуитивных прозрений.
Я шел за Эйлис и не хотел попадаться ей на глаза, но – не понимаю, как получилось, – мы столкнулись в отделе женского тряпья (современного платья, на самом деле, но я всегда называл этот отдел по-своему – Эйлис, кстати, не возражала). Она собиралась примерить нечто, похожее то ли на тунику, то ли на полотенце, и я чуть не выбил вешалку из ее руки.
«Прости», – сказал я.
«И ты прости», – сказала она, вошла в будочку для примерки и начала медленно стягивать через голову то самое платье, которое надела полтора года назад, в то утро, когда мы расстались – как казалось, навсегда.
Странная мысль пришла мне в голову, когда я смотрел на Эйлис: законы физики обратимы, будущее не отличается от прошлого, при определенных условиях время обращается вспять… Эйлис потом сказала, что такая же мысль пришла в голову и ей.
Мы рассмеялись, я купил Эйлис майку, которую она так и не примерила, и мы вышли из магазина с уверенностью, что больше никогда не расстанемся. Через две недели мы поженились.
К чему я это вспомнил? В тот вечер, перетащив вещи Эйлис с ее квартирки ко мне в Бронкс, мы разговаривали о самых разных вещах, пропустив эпизод расставания, будто его не было. Эйлис рассказала об Энигме много такого, чего я не знал. В институте только об этом и говорили, Эйлис слушала, а память у нее замечательная. Эйлис знала – значит, знал и я.
Возможно, никогда прежде никакая черная дыра Солнечную систему не пересекала. Возможно, такие прохождения случались, но с какой частотой – сказать никто не мог даже приблизительно.
– Сейчас, – рассказывала Эйлис, – я отлаживаю программы для группы доктора Ю, а он собирается выйти с предложением в НАСА. Проект «Вместе в космосе» еще не утвержден окончательно, верно?
– Не утвержден, – подтвердил я. – Но это дело недели. Все ждут возвращения Хедли с конференции в Маниле. Так что пусть твой доктор Ю поторопится.
– Неделя! – поразилась Эйлис. – Я думала, времени гораздо больше!
– Времени – для чего?
– Ну как же! Доктор Ю и не только он – еще три группы астрофизиков, я слышала, предлагают изменить цель полета «Ники». Другой такой случай может не представиться никогда!
– А… – протянул я. – Они хотят, чтобы «Ника» полетела не в точку Лагранжа, а к Энигме? Нашему начальству это не понравится.
– А тебе?
Вопрос меня обескуражил. Во-первых, от меня ничего не зависело, я отвечал за работу тренировочных симуляторов, в том числе моделей космического корабля «Ника», на котором два астронавта должны были полететь к первой точке Лагранжа. Во-вторых… Это может показаться странным – мне представилось в тот момент, будто я в кабине «Ники» (я-то досконально знал ее устройство), смотрю в носовой иллюминатор, вижу яркие звезды – Альтаир, Вегу, Денеб – и пытаюсь разглядеть то, что разглядеть невозможно: черную дыру на черном фоне.
– Мне… – протянул я, и видение исчезло. – Я бы с удовольствием в этом поучаствовал. Но боюсь, Эйлис, ничего не выйдет. До точки Лагранжа лететь полтора миллиона километров, пять суток. А до Энигмы…
– Все рассчитано,
