Предисловие автора
Здесь неизбежно будут спойлеры, поэтому тем, кто еще не читал эту повесть, лучше и не читать предисловие. Хотя, по-моему, все, кому это было интересно, эту повесть уже прочли…
У меня есть несколько вещей, где основная идея базируется на неких научных гипотезах (впрочем, довольно шатких). Скажем, рассказ «Ганка и ее эльф», где на самом-то деле рассматривается версия сосуществования людей и реликтовых гоминидов с ярко выраженным половым диморфизмом. Повесть «Прощай, мой ангел» выросла из некой очень старой научно-популярной статьи, где рассказывалось о попытке смоделировать эволюцию на (тогда еще) ЭВМ; на выходе получилось все то же самое – некий бойкий примат, но с шестью конечностями; в одной из версий этой модели сушу освоили существа, чьими предками были рыбы с шестью плавниками. Отголосок этого эксперимента, только шиворот-навыворот, есть и в этой повести…
С одной стороны, нам хочется видеть рядом с собой Других, кем бы они там ни были, кентаврами или инопланетянами. Привлекательность толкиеновского Средиземья во многом состоит в том, что там наряду с людьми существуют еще и эльфы (гномы тоже, но почему гномы там особ статья, это долгий разговор), хотя, пожалуй, стоит задуматься – не объясняется ли именно присутствием другой, долгоживущей и, видимо, очень консервативной расы уровень тамошних человеческих технологий? С другой стороны, как только мы и в самом деле оказываемся лицом к лицу с Другими, не гипотетическими, не облагороженными нашим воображением, наша толерантность подвергается серьезным испытаниям. А если к тому же эти Другие страдают точно такой же раздвоенностью, точно таким же психологическим раздраем?
Оттого у этой повести такой печальный конец.
Октябрь 2018
* * *
Народу на площади Воссоединения было полным-полно, как всегда по вечерам… Мне пришлось долго крутить головой, прежде чем я отыскал Кима, который сидел на скамеечке у памятника. Крылатый Георгий с копьем наперевес пикировал на крылатого же дракона – подсвеченная заходящим солнцем скульптурная группа и впрямь казалась залитой кровью.
Мы уселись за столик под транспарантом «Да здравствует дружба народов!» и спросили пива. Пиво имелось, но оказалось теплым. Это потому, что плановое хозяйство, сказал Ким. Интересно, а в Америке? Холодное, уверенно ответил я, равноправие ведь… хотя довольно смутно понимал, какая связь между равноправием и холодным пивом. У нас тоже равноправие, сказал Ким и нехорошо усмехнулся. Какой-то тип за соседним столиком внимательно на нас покосился, и я пнул Кима ногой. Тот заткнулся, почесал за ухом и сказал:
– Ладно, что мы имеем?
Я протянул ему папку с распечаткой:
– Сделал я тебе Австралию. Ну и все остальное – как исходную базу. А дальше уже твоя забота.
– Ну и что получилось? – спросил Ким.
– В общем, расселяемся помаленьку. Индейцы мигрируют в Америку – через Берингов… Технологии самые примитивные…
– Ясно, – пробормотал Ким, перелистывая распечатку, А… Малая Азия? Ближний Восток?
– Котел. Плавильный котел. Собственно… Вот погляди – если в некоторых регионах сделать упор на животноводство… Я так понимаю, что должен начаться бурный рост численности… Ну и темпы развития соответственно… А дальше… мне кажется, прогрессия будет не алгебраической, а геометрической… ну, ты сам посмотришь…
– Ладно… Посмотрю… А здорово получается… – задумчиво сказал Ким, – золотой век.
Он очень талантливый малый, этот Ким, – программист Божьей милостью, блестящий самоучка, пессимист и нытик. Вообще-то, он электрик. Лицензионный электрик. Я его подцепил, когда он явился ко мне на дом по вызову из ЖЭКа – чинить испорченный выключатель. Мы усидели восемь бутылок пива, уже на пятой решили, что понимаем друг друга с полуслова, и сразу приступили к Общему Делу. Правда, перед этим Ким проверил, нет ли «жучка» в телефоне. В последнее время поговаривают, что повсюду понаставили этих «жучков» – в особенности на квартирах итээровцев, которых всегда числили неблагонадежными. По мне, так это паранойя – кому мы нафиг нужны?
Я подозвал официантку и заказал еще пива.
– Не было никакого золотого века, дурень ты, дурень. Быть не могло. Пища, территории… когда их хватало?
– Ну, не знаю, – упрямо сказал Ким.
Пока мы сидели, стемнело. Зажглись фонари, вода в фонтане, уступами спускающемся к площади, засветилась красными и синими огнями, на здании почтамта замерцал экран телевизора – по Первому каналу транслировалось заседание очередного пленума…
– С чего бы это так Аскольд расшумелся? – рассеянно спросил Ким.
«…Сохранить свою самобытность… – вещал тем временем экран. – Так называемая американская демократия… падение нравов… апология секса и насилия, противоестественные союзы, рост наркомании… Проникло в нашу среду… Взять, скажем, Нижний Город – уровень преступности неуклонно повышается… и не только бытовой – в том числе и преступности политической, в частности, стоит вспомнить нынешний процесс над главарем террористической группировки Романом Ляшенко».
Я вздохнул:
– Да в Нижнем Городе отродясь так было… Подол, он и есть Подол. Трущобы.
Ким ерзал на шатком стуле. У него был вид человека, который собирается о чем-то попросить – и не решается. Слишком знакомый мне вид. Валька говорит, я лопух – никому не умею отказывать… При этом забывает, что в свое время именно так она меня и окрутила. Я вздохнул и приготовился к худшему.
– Ну что еще?
– Насчет Нижнего Города… – неуверенно произнес Ким, – ты ж там вроде вырос…
– Ну вырос…
Сам-то Ким из Новосибирска – приехал в столицу с потрепанным рюкзаком за плечами и осел тут помаленьку. Прижился… Провинциалы – люди покладистые.
– Слушай, – шепотом сказал Ким, – очень надо… там один мужик есть, на Подоле… Он пенициллином приторговывает… выручил бы, а?
– Да меня прижмут тут же…
– Брось, до пяти граммов – законно.
– Не в этом дело. – Я вздохнул. – Зачем тебе пенициллин-то?
– Тетя заболела, – очень быстро ответил Ким.
– Ладно врать-то.
Ким – круглый сирота. Родители его погибли во время Новосибирского инцидента, иначе с чего бы это он в Киев подался пятнадцати лет от роду…
«И хотя китайский путь нам, демократическому, народному государству, чужд, нельзя
