ни в каком виде. Но и на них есть свой грех – иначе они бы не были изгнаны из рая… позже, чем люди. Но изгнаны.
– С чего бы? – сухо спросил я.
– Гордыня, – коротко ответил священник. – Когда гранды остались любимыми детьми Господа, они возгордились. Мы лучше людей – вот так сказали они. Мы почти равны самому Господу, а уж ангелам Его – и подавно. Ибо мы и есть они… И мощь их была велика, и разгневался Господь, и низверг их на землю, и покарал Всемирным потопом. Тогда уцелел лишь один из них – единственный, кто не был настолько горд, чтобы поверить человеку. Ною. И взойти в ковчег. С тех пор гранды и люди – братья, и гранды пекутся о людях, как старшие братья – о младших.
– Это звучит довольно странно, – заметил я, – если учесть, что нынче мажоры не очень-то поощряют религию…
– Не надо путать теологию с текущей политикой, друг мой, – заметил священник, – тем более что в Государственном совете немало и людей.
– Да, – сухо сказал я, – двадцать пять процентов. Соответственно квоте.
– А сколько бы вы хотели, – поинтересовался священник, – пятьдесят? Или сто?
Тут только я сообразил, что батюшка вполне может быть человеком государственным, – ходили слухи, что ты просто не можешь получить приход, если не ладишь с властями. Вода камень точит – святой отец донесет, выплывет на свет божий наше с Кимом общее дело, то да се… тогда мне будет одна дорога – прямиком в Нижний Город, считать палочку Коха в отстойниках. Валька меня убьет.
Я сменил тему:
– Где тут станция очистки, отец, не знаете?
– А у доков, – ответил священник. – Выйдете на Андреевский спуск, до конца, а там вниз и направо. Только сейчас там никого нет, наверное…
– Да мне только спросить. Дежурный-то наверняка есть.
Я поблагодарил и направился к выходу. Какая-то женщина чуть не столкнулась со мной в дверях – в смутном пламени свечей ее фигура казалась нереальной, словно сошедшей с настенной росписи… Задев меня горячим плечом, она прошла вглубь церкви, и я, обернувшись, успел увидеть, как она торопливо опустилась на колени у алтаря…
За то время, что я был в церкви, снаружи кое-что изменилось – Подол, одно слово… В скверике раздавались возбужденные голоса – кто-то явно кого-то бил. Я уже было хотел обойти свалку стороной – подростки со своим территориальным инстинктом хуже разъяренных павианов, вечно лупят кого-то, кто забрел не на свою территорию, или борются за переделы границ участка, – но потом сообразил, что бьют-то мажора.
Обычно у них хватает ума сюда не забредать – разве что с официальными визитами, при охране и телевизионщиках. Мажор отбивался как мог, но, во-первых, противники превосходили его числом, во-вторых, ему мешали крылья. Крылья у них рудиментарные – с места поднять не могут, только поддерживают в воздухе, но сейчас инстинкт взял верх над здравым смыслом – мажор яростно хлопал своими придатками, точно перепуганная птица, но только подпрыгивал на месте.
Какой-то малый отошел в сторону и поднял с земли обрезок железной трубы – я понял, что дело зашло далеко, и преградил ему путь.
– Ты чего, мужик? – спросил парень почти дружелюбно. – Давай вали отсюда.
– Оставьте его, ребята, – сказал я, стараясь говорить как можно более нейтральным тоном, – хлопот ведь не оберешься.
– Ты что, их шестерка, да? – Парень распознал во мне чужака, и голос его стал жестче. – Сверху, что ли, свалился?
Он замахнулся обрезком трубы – я еле успел уклониться.
– Бей его, ребята! – крикнул он. – Тут еще один!
Четыре бледных пятна обернулись в мою сторону, мажор воспользовался моментом и вырвался из живого кольца. По-прежнему отчаянно хлопая крыльями, он отбежал в сторону, споткнулся о какую-то колдобину и упал, но, падая, извлек из-за пазухи медальон, висевший на длинном шнуре. Уже когда он поднес его к губам, я сообразил, что это самый заурядный милицейский свисток. Раздалась душераздирающая трель, подростки на миг застыли, потом, сориентировавшись, вновь бросились к своей жертве, и в этот момент внизу на спуске на звук свистка откликнулась сирена патрульной машины.
– Бежим! – крикнул кто-то, у кого реакция была получше, и стая вмиг прыснула в разные стороны.
Я помог мажору подняться с земли.
– Спасибо, – приглушенно ответил тот.
По их меркам он был совсем молод – крылья еще не успели приобрести характерный сизый отлив. Церемониться с сумасбродным юнцом было нечего, и я сказал:
– Какого черта ты тут делаешь? Жизнь надоела?
– Это, – сокрушенно ответил мажор, утирая разбитую губу, – недоразумение. Я им ничего не сделал. Просто шел по улице.
– Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что вашему брату сюда и днем заходить опасно.
Патрульный автомобиль приближался – он никак не мог развернуться на узких улочках и остановился метрах в двухстах; патрульные высыпали из машины и живописно окружили нас – точь-в-точь как в последнем эпизоде последнего сериала: колени согнуты, оружие наизготове, стволы обращены в нашу сторону. Вернее, в мою.
– Подними руки и отойди на пять шагов, – скомандовал старший.
Я спорить не стал – заложил руки за голову и сделал шаг в сторону.
– Обыщи его, Митяй, – велел сержант.
Только тут мажор вмешался – до сих пор он, видимо, занимался тем, что приходил в себя. Они все немножко заторможенные – с нашей точки зрения.
– Оставьте его, это со мной, – поспешно сказал он.
Волшебная фраза.
– Тогда какого черта? – недовольно рявкнул старший.
Я решил, что пора бы уже и мне замолвить за себя словечко.
– Была уличная драка, – пояснил я, – на нас напали.
– Подростки, – пояснил сержанту Митяй, – я видел, как один бежал… Это местная банда… как-то так они себя называют, «Белые акулы», что ли. Это они после матча… возбуждены немножко… Киев-то Москве продул.
– Так матч неделю назад был, – заметил сержант.
– Вот я и говорю, – согласился Митяй. – Давайте-ка, уважаемые, мы вас подбросим наверх – от греха подальше.
Это было разумное предложение, и я уже открыл рот, чтобы согласиться, но мой напарник неожиданно произнес:
– Спасибо, мы сами…
Я закрыл рот.
– Ну, – сухо сказал сержант, – как хотите…
В его тоне явственно читалась неприязнь – он и сам, должно быть, терпеть не мог мажоров, особенно тех, которые суются куда не следовало, а потом отвлекают честных людей от их прямых обязанностей.
Он забрался в автомобиль и хлопнул дверцей.
Я сказал:
– Ну и глупо.
– Мне тут надо… – сказал мажор неуверенно, – зайти в одно место.
– Вы выбрали неудачное время, – заметил я.
Место он тоже явно выбрал неудачное, но этого я говорить не стал.
– Я же на такси подъехал, – тоскливо сказал мажор. – За углом остановил… подумал, неудобно. Кто ж знал, что обезьянки…
Я сухо сказал:
– Тебе, похоже, мало врезали.
– Ох, – виновато ответил он, – простите. Я не хотел. Так вырвалось.
– Ясно, – ответил я, – я понял.
– Нет… я правда… меня зовут Себастиан… Я подумал…
– Ладно, – сказал я, – проехали. Пьер-Олесь Воропаев, сотрудник Технологического центра.
– Так вы тоже? – обрадовался он.
Я спросил:
– Что – тоже?
Тут
