ты последний раз ел? А то тебя аж затрясло от голода.
Я начал было отказываться, но желудок громко заурчал, не оставляя путей к отступлению. Действительно, когда я последний раз ел? Мы с Полианной так ничего и не взяли в «Железном Темпле»… А у неё в гостях было как-то не до еды… Франк-Спаситель, последний раз я видел еду сутки назад.
От одной этой мысли тело так ослабело, что сил хватило лишь на едва заметный кивок. Впрочем, энергия была потрачена зря – Гален, воспринявший моё молчание за согласие, уже вышагивал по коридору.
Столовая ожидаемо оказалась совершенно пустой – в отличие от меня, страдающие бессонницей «начинки для кабинетов» мудро не стали приходить в Столп на голодный желудок.
Гален принялся лавировать между гексагонами столов, хаотично разбросанных по большому залу и перемешанных с уже привычными абстрактными скульптурами. По каким-то, известным только ему одному признакам он выбрал один из столов и указал на стул рядом:
– Садись, а я принесу… Что-то, что сегодня назначено на утреннее меню. Ты не помнишь, какое сегодня число?
– Нет. Возможно… Нет, точно нет.
– Жаль. Надеюсь, сегодня не суп. Терпеть не могу есть суп по утрам.
Он удалился к длинному ряду кухонных раздатчиков.
Я неуверенно присел на краешек стула и принялся с интересом разглядывать одну из скульптур, стоящую неподалёку, – та была подозрительно похожа на трёхмерное воплощение одной из поверхностей нулевой средней кривизны. Либо неведомый скульптор увлекался математикой в свободное время, либо мой рассудок помутился из-за отсутствия действительно интересных рабочих задач.
Вскоре Гален вернулся и радостно продемонстрировал тарелки с салатом и чипсами.
– Повезло! – радостно заявил он, плюхаясь на свой стул.
Я взял у него свою тарелку и спросил:
– Слушай, а зачем тогда нужно такое разнообразие раздатчиков, если меню чиновникам назначают, как и всем остальным?
– Мы имеем привилегию выбирать.
– Но тогда ты мог бы выбрать вместо супа что-то другое. В чём везение?
– Нет-нет. Едим мы то, что назначено на сегодня Машинами. Но выбирать мы можем свободно.
– Но само понятие выбора…
– Джоз, – сказал Гален, недовольно уставившись на меня, – будучи чиновником, ты можешь насладиться широким ассортиментом вкусных и питательных блюд. А потом будешь есть то, что назначено. Что тут непонятного? Ешь уже.
Подавив вздох, я зачерпнул порцию салата водорослевой пластинкой. Сухой чипс тут же сломался и шлёпнулся обратно в тарелку.
Некоторое время удалось посидеть в тишине; но вскоре Гален прожевал свою порцию и принялся водить по столу осколком сушёной водоросли, рисуя невидимые схемы:
– Так вот, о чём же мы говорили… Ах да. Мы словно не знаем, куда себя деть. Машины даруют нам место в теле Коллектива, слот на плате Города, но это благословение легко оборачивается в проклятье.
– Проклятье? Какое?
– Ну, когда у тебя есть своё место, то всё остальное перестаёт быть твоим местом, верно?
Он как будто прочитал мои утренние мысли. Или я настолько погружён в свои эгоистичные переживания, что сразу воспринимаю слова других людей на свой счёт.
– И почему же это становится проклятьем? – осторожно спросил я.
– С течением времени мясные начинки для кабинетов начинают приходить сюда всё чаще и чаще. Приходят, когда им нечего делать. Когда им одиноко. Даже исчерпав свою полезность, отработанные детали приходят сюда, хотя им даже не платят зарплату.
– Но как они…
– В конце концов они выходят отсюда вперёд ногами. Их накрывают простынёй, выносят на улицу, грузят в катафалк, а кабинет готовят к приходу нового хозяина.
– Как-то это…
– Даже кресло не чистят.
– Ну спасибо. Я прекрасно жил без этого знания.
Гален протянул руку и резко стащил ломтик водоросли из моей тарелки:
– Возможно, когда-нибудь ты увидишь, как выносят меня. А потом вынесут и тебя. Или выведут под руки. Настраивает на пессимистичный лад, верно?
Я уставился в свою тарелку, пытаясь подобрать слова.
– Но почему бы им не найти себе новое место в Городе?
– Джоз, неужто ты говоришь об увольнении? – Гален округлил глаза и обвиняюще ткнул в меня водорослью. – Машины Любви и Благодати в своей бесконечной мудрости даруют нам места, подобающие нашим скудным талантам и умениям! Отрицая своё место, ты смеешь предполагать, что Машины способны ошибиться! Или, того хуже, готов отказаться от оптимальной эффективности своей жизни, снижая производительность всего Коллектива!
– Да, да, прости, я…
– Шучу, шучу, расслабься. К чёрту Машин.
Я со страхом оглянулся через плечо и внезапно осознал, что Гален выбрал стол, стоящий в наибольшем удалении от стен и колонн.
– Вот-вот, – спокойно продолжил Гален. – Опасаешься, верно?
– Учитывая тему разговора… – я смог выдать кривую ухмылку.
– Это нормально. Если не знаешь причин чего-то происходящего в Городе, попробуй объяснить это страхом, и не ошибёшься. Например, люди не уходят с насиженных мест, потому что боятся потерять накопленное.
– Сабкойны остаются на твоём счету даже после смерти, разве нет?
Гален нетерпеливо помахал рукой:
– Джоз, уж мы-то с тобой знаем, что сабкойны ничего не стоят. А когда деньги не имеют ценности, желанным становится что-то нематериальное. Слова. Знания. Доверие. Например, я могу послать к чёрту Машины в присутствии Джоза, потому что доверяю ему. В какую сумму в сабкойнах ты оценишь это знание и это доверие?
Я автоматически начал прикидывать в уме хотя бы примерный порядок суммы, но потом тряхнул головой и рассмеялся.
– Не знаю… Невозможно.
– Ну, во сколько ты оцениваешь наши жизни?
Улыбка сползла с моего лица. Я опустил голову и принялся угрюмо ковыряться в неаппетитном салате.
– Очень ценная вещь это доверие, верно? – спросил Гален; пришла его очередь усмехаться, но на улыбку этот оскал был мало похож.
– Пожалуй.
– Многое в Городе работает на доверии, как на топливе. Очень хрупком топл… – Гален прервался и пощёлкал пальцами в воздухе. – Нет, не топливо, а хрупкие шестерёнки и передачи.
– Как в Теневой Машине.
– Да. И этих шестерёнок доверия в Городе острая нехватка. Забавно, что, вопреки своему имени, Машины Любви и Благодати могут даровать нам всё, кроме нематериального. Стоило бы называть их Машины Хлеба и Мяса. Машины Пластика и Бетона.
– Министр Ода… – тихо сказал я.
– Что-что?
– Министр Ода сказал, что нематериальное – это прерогатива человека.
– Да… – Гален откинулся на спинку стула, как будто упоминание министра остудило его пыл. – Да. Очевидно. Это всё его слова. Его идеи.
Он погрузился в свои мысли, наконец-то перестав воровать чипсы с моей тарелки; то и дело он теребил свою курчавую шевелюру пальцами, сгребал её в кулак и дёргал, как будто пытаясь вытащить из головы что-то неприятное и причиняющее дискомфорт.
Воспользовавшись паузой, я торопливо прикончил размякший и неприятно тёплый салат. Обе тарелки опустели, но начальник не торопился вставать со своего места. Снова эта тишина: гулкая, требующая, жадная до любого звука.
Я не могу бояться тишины всю свою жизнь.
– Гален, ты так уважаешь его?
– Кого?
– Министра Оду.
– Ну… Стать Министром нелегко, а быть им ещё тяжелее. Это заслуживает уважения.
– И это всё? Ты уважаешь его за сам факт существования?
Гален не удержался и фыркнул:
– Нет. Конечно, нет.
– Тогда что ещё?
– У него есть… свои идеи.
– Какие?
– На это ты ещё не накопил доверия.
Я разочарованно вздохнул и замолчал. Все мои усилия по разрушению тишины, по поддержанию разговора пропали даром.
Некоторое время Гален внимательно смотрел на меня, скрестив руки на груди. После чего вдруг склонился к столу и понизил голос:
– Ладно, слушай. Ты не задал один важный вопрос.
– Какой же?
– Ты не спросил, что можно купить на доверие. Большая ошибка для экономиста. Напомни мне потом тебя отругать.
– Ладно. Продолжай уже. Что можно купить?
– Ну, например, выход наружу.
Слова разбежались от меня шариками водорослевого масла по тарелке.
– Джоз, уж ты-то не должен удивляться этим словам, верно? – сказал Гален, не дожидаясь, пока я соберусь с мыслями. – Каждый узник этого проклятого Котлована жаждет вырваться наружу, и многие боятся признаться в этом даже себе. Не доверяют даже собственному сознанию! А ведь для освобождения, для победы над возможной Фиолетовой Смертью требуются усилия всего Города.
– Хочешь сказать, что
