Обзванивая по селектору отделы в поисках Марлена Владимировича, красавица небрежно нажала кнопку дистанционного управления, и прямо перед Леной в стене открылся экран, на котором она с трудом узнала свою красную всклокоченную физиономию, орущую прямо в камеру: «Попробуй только не пустить, Величко! С ОМОНом и телевизионщиками приеду! Тогда твоему пахану уже другую меру пресечения найду!»
— Вот такими методами пользуется наша доблестная прокуратура! — сконфуженно комментировал ее действия местный телевизионный канал. — Все мы помним о скандалах, когда нашего генерального прокурора, простите, «очень на него смахивающего», поймали за одно место в притоне наркоманов и проституток. Из какого притона вывалила эта базарная баба? Вряд ли кто-то из горожан желает это знать. Вряд ли кто-то желает возвращения сталинских репрессий, а так же семнадцатого года, когда такие прокурорши в кожаных тужурках врывались к мирным гражданам с циничным лозунгом: «Грабь награбленное! Экспроприируй экспроприаторов!..»
— Не расстраивайтесь, — улыбчиво сказала красной, как рак, Лене секретарь, — зато у вас неплохие ноги! Прошу вас! Вильгельм Бенедиктович и Марлен Викторович ждут вас!
Пока они разбирались втроем с нудным подписанием всех ордеров и подписок, Лена слышала из приемной, как ее фразу подхватывал один телевизионный канал за другим. Но ее собеседники сохраняли такую же безмятежность, которая поразила ее и в референте господина Восьмичастного.
Через час Лена почувствовала нарастающее беспокойство. Она поняла, что не может усидеть на месте. Извинившись, она вышла в коридор и начала обзванивать отделы бухгалтерии, куда могла направиться Будякова, но почему-то нигде не появилась. Лариса Филиппова и Клара Петренко уже подготовили интересующие документы и составили акты для подписи, Будякову они тоже с утра не видели. Девчонки нервничали и спрашивали почти открытым текстом, когда к ним, наконец, приедут ребята.
Секретарь продолжала смотреть уже надоевший Лене сюжет, делая пометки в блокноте. Подняв волоокий взор бездонных, голубых очей на Лену, она с укоризной ей заметила:
— Вас уже на НТВ показывали. Неужели для такого случая нельзя было юбку погладить и ботинки почистить?
Лене уже было плевать на мелкие приколы шалавы господина Восьмичастного, плевать на сюжеты и все телевидение в целом и в частности. В висках стучала кровь, она с трудом сдерживала дрожь в руках. В данный момент ее интересовал лишь вопрос: куда делась Будякова? Прямо при усмехающейся секретарше она набрала номер Веньки Сухова и сказала одно слово: «Немедленно!» Шестилетний прокурорский опыт неприятным посасыванием под ложечкой дал знать, что с Будяковой что-то серьезное. А покалывание в кончиках пальцев подсказывало, что если они немедленно не свалят отсюда под прикрытием отмороженного еще в Афгане Веньки, это «что-то серьезное» произойдет и с ними.
Оставалась одно дело, которое еще недавно Лена считала полным идиотизмом, чреватым проколами почище, чем пролет фанерой над Парижем лиц, «похожих на Генеральных прокуроров». Она решила выполнить указание Будяковой и спереть дорогую ручку «Паркер» со стола подследственного Восьмичастного.
Сверкая приветливой улыбкой, она вернулась в кабинет к господину Восьмичастному, изучающему протоколы вместе с юрисконсультом, стоявшим за его спиной, развязно уселась перед ними на высокий дубовый стол, отодвинув наваленные бумаги, и сказала:
— Марлен Владимирович у нас ведь еще и в коллегии адвокатов, верно? Я хочу, чтобы вы, Вильгельм Бенедиктович, подмахнули мне подписку о невыезде! В принципе, это не срочно, можно и на следующей неделе, но покидать город пока не советую!
Зло прищурившись в недоуменное лицо господина Восьмичастного, Лена резко вскочила со стола, сунув руку с прихваченным злополучным «Паркером» в карман, и для вящего театрального эффекта решила выхватить мобильник, чтобы трясти им перед подследственным и орать до прихода Веньки, намекая на высокое покровительство собственных действий, с целью отвлечения внимания подследственного от опустевшего письменного прибора. Это был наглый блеф, вся затея была глупостью с самого начала. Неудивительно, что и произошла с ней явная глупость: в руке почему-то вместо телефона оказался очередной пузырек старухи Будяковой со святой водой. Однако на такое отвлечение внимания Лена даже не рассчитывала. Внимание господина Восьмичастного и его юрисконсульта отвлеклось настолько, что глава финансово-промышленной группы вдруг сгорбился, глаза его сверкнули жуткой желтизной, а из его еще недавно такого улыбчивого рта, превратившегося в безобразную щель, послышалось шипение: «Убей ее! Я сам не могу-у…»
Лена подскочила к двери, в проеме которой уже стояла с явным намерением не выпустить ее, давешняя секретарша. Посмотрев на ее хищный оскал, Лена удивилась, как она могла принять эту жуткую образину за красавицу. Выхватив «черемуху», Лена сделала глубокий вдох, крепко зажмурила глаза и, как учили ее на сборах без отрыва от производства и плановых стрельбах, тщательно обработала нападавших.
Не открывая глаза и задерживая дыхание, она на ощупь переползла через рухнувшую секретаршу, скоренько подскочила на четвереньках к двери в коридор и только там, захлопнув дубовую дверь в приемную, сделала первый вдох и открыла отчаянно слезившиеся глаза. «Вот и гладь утюжком юбки на выезды!» — устало подумала Лена, глядя, как из другого конца коридора бегут Венькины собровцы в черных намордниках.
Никакого господина Восьмичастного в кабинете не оказалось. Хотя Венька лично проверил все ходы и комнаты отдыха. На полу валялись вповалку Марлен Владимирович и секретарь-референт, чьи лица вновь приобрели обаяние и красоту, правда, с резким синюшным оттенком из-за непрерывного кашля и соплей. Куда делся господин Восьмичастный, ответить они затруднялись.
Девчонки с полными пакетами документов вышли из бухгалтерии, у обеих были красные глаза. Будякову искали минут двадцать, когда Лену поманил пальчиком красавчик секьюрити, встретивший их утром на входе.
— Елена Владиславовна! Боюсь, произошел несчастный случай, — скорбно сказал он, глядя куда-то мимо Лены. — Во втором лифте сегодня устанавливали… мм… зеркала и телефон. Для этого его подняли наверх, в обслуживающее помещение. А двери на седьмом этаже заклинило… Я понимаю, открытая шахта… Но мы повесили табличку! Я виноват, конечно, но никак не мог предположить, что госпожа Будякова для чего-то отправиться контролировать на седьмой этаж, да еще станет заглядывать в шахту лифта!
