Но я тогда совсем отчаялся, ведь мне пришлось несколько месяцев жить на улице. Потом мне удалось прибиться к небольшому поселку таких же, как я. Поселок находился в лесу и состоял из пары десятков сколоченных на скорую руку хижин. Мы жили маленькой коммуной, работали вместе, делились и помогали друг другу. У меня появилось много свободного времени, и я очень много размышлял. Тогда я осознал, что оказался в числе отвергнутых только потому, что правящая верхушка никогда и не думала защищать таких, как я. Она создала видимость социальных гарантий, но на деле всё это оказалось фикцией. А о том, что человеку необходимо создать условия для духовного и личностного развития никто даже и не задумывался. Нас, обычных людей, постоянно пытались приравнять к животным, потому что власть держащим так было проще: ведь если мы – животные, то достаточно удовлетворить наши низшие инстинкты и можно продолжать проворачивать свои тёмные делишки.
Как-то я и двое моих сотоварищей по несчастью подрядились погрузить мебель из квартиры, хозяин которой переезжал в другой штат. Телевизор в гостиной, из которой мы выносили шкаф, работал и показывал новости. Симпатичная дикторша сообщала о митингах в Нью-Йорке, участники которых оккупировали местный парк. В тот момент у меня ойкнуло сердце.
Следующим утром я наскоро собрался, попрощался с моими новыми друзьями и отправился в Нью-Йорк. Добравшись, я нашёл тот самый парк и у одного из парней спросил, как мне переговорить с организаторами митинга. Он ответил, что является одним из них, и я могу всё узнать у него. Вот так я и познакомился с Джеймсом Грегори.
— Президентом США?! — изумлённо воскликнул Саша.
— Да, с Президентом, — довольный произведённым эффектом, ответил я, — Но тогда он ещё был молодым учёным-математиком, который в кризис оказался не у дел и с головой погрузился в политику. Он был первым, от кого я услышал о том, что США управляется не правительством, а тайными финансовыми кланами, и что не только американцы стали их заложниками, но и весь мир.
Поначалу митинги проходили мирно, и власти никак не реагировали на них, но потом у них сдали нервы. Они начали разгонять людей, палаточные лагери сносились. Обстановка накалялась и митингующие начали брать с собой стальные трубы и бутылки с зажигательной смесью. И случилось то, что должно было рано или поздно произойти. Один из полицейских, сбитый с ног, выхватил пистолет и начал беспорядочную стрельбу боевыми патронами. Один из наших парней был убит. Толпа взревела, накинулась на полицейских, и начался кошмар. Доведённые до отчаяния люди, должен Вам сказать, Саша, способны на всё. Виновника растоптали на месте, других полицейских теснили, выхватывали из строя и начинали избивать стальными трубами. Я был рядом с Джеймсом, он кричал нашим парням, что нужно отступить. Но его не послушали. В результате, полицейские открыли огонь на поражение, спасая свои жизни. Люди падали один за другим, и толпа наконец-то развернулась и начала отступать. Так пролилась первая кровь, было много раненых и убитых.
На следующий день люди снова собрались. В глазах их больше не было надежды, в них читался только циничный холод и готовность убить или умереть. Многие принесли с собой оружие. Вот тогда-то Джеймс Грегори и произнёс свою знаменитую Нью-Йоркскую речь. После этого его безоговорочно признали лидером революции, которую он направил против международной финансовой мафии. И я боролся с ним плечом к плечу за свободу своей страны и всего мира от этих паразитов.
Невдалеке послышался оживлённый разговор. Это биологи возвращались из лаборатории в свои домики.
— Вот так я и стал революционером, Саша, так всё и началось. Потом было много всего. Против нас кинули не только полицию, но и армию. Армия в большинстве своём состояла из таких же бедных парней с улицы, как и мы, поэтому часто солдаты переходили на нашу сторону. И мы победили. Под конец финансовая мафия при соучастии правительства США решила устроить всему миру ядерный армагеддон. Но мы нашли их убежище и под страхом смерти заставили отменить приказ о пуске ракет.
— Вы тогда спасли мир, — сказал Саша с уважением в голосе.
Я улыбнулся в ответ. Мир был не только спасён, он теперь был совершенно другим. Первой без внешнего давления воспряла Россия, и весь мир перенял новую эффективную модель экономики, разработанную там. Все международные институты были реформированы, и вот уже почти полвека на Земле не было никаких кризисов и войн. Человечество теперь с уверенностью смотрело в будущее, и марсианский проект, затеянный этими неугомонными русскими, был тому очевидным доказательством.
Мы посидели немного в тишине. Солнце уже совсем скрылось за горизонтом и на улице зажглось дежурное освещение. В небе медленно перемещалась маленькая звёздочка. Это был тот самый корабль, на котором завтра прилетит Джеймс. Тополь над нами источал запах распускающихся почек. В посёлке «Маленькая Земля» началась весна.
Борисов Алексей
512: Мятежник
Алексей Борисов. Мятежник. Рассказ.
Тысячи людей сновали по зеркально гладкому полу, несли ручную кладь, катили за собой тележки, вслушивались в переливчатые эхом объявления отправки поездов. Тут, на вокзале, воздух гудел сотнями звуков, голосов и механических скрипов.
Да, людный вокзал – идеальное место для разговора, решил Андрей. Если кому надо, так и так прослушают, выследят, сделают всё как положено, кто бы сомневался – они-то умеют. Пока, правда, бояться нечего, если только там не освоили чтение мыслей на расстоянии. Но даже если освоили, попробуй, разберись в его мыслях. Он сам-то понимал себя, вернее, думал, может быть, что понимал, но для него цепочка всех причинных связей до того была ясна, что он, спроси его, сказал бы всё одни каким-нибудь простым, понятным емким словом. Правда, что это за слово, он не знал, и вообще, испытывал проблему с тем, как подобрать слова. Сейчас, сейчас, это похоже на экзамен – вот ещё секунда до момента, когда вытянешь бумажку и перевернёшь, прочтёшь ответ, и всё решится для тебя. Или иначе, если ты собрался и пришёл, да просто напросто решился рот открыть, сказать какой-нибудь прекрасной девушке прекрасные слова. Сказать, и после будет всё или не будет ничего, но всё изменится и станет ясно.
Так точно чувствовал себя Андрей. Дрожали руки, он никак не мог попасть магнитной картой в прорезь мульта, да и стоял он в тесной будке неудобно – ногу выставил и дверь приоткрыл, чтобы вокзальный шум проникал внутрь. Наивная предосторожность.
— Товарищ, вы будете говорить или нет? Если нет, пустите, мне надо срочно позвонить.
