о сотворении чуда. И это чудо однажды заявилось к ним в барак в виде огромного мужика с красным лицом и черной бородой. На нем был полушубок, как у вертухаев из зоны, на голове большая мохнатая шапка, а на ногах собачьи унты. Мать бросилась ему не шею. Оказалось, что это чудо есть не что иное, как Пашкин дядя, который с трудом разыскал их в этом бараке. Он жил неподалеку. Всего в нескольких часах езды на поезде. Они долго разговаривали, Пашка толком ничего не понял из их разговора, но почувствовал, что скоро в его жизни произойдет перемена. Через несколько дней Пашка со своим дядей, которого звали тоже Павлом, уже сидели в поезде, увозившем их в неизвестную для Пашки жизнь. Дядька был веселым, рассказывал разные смешные истории и громко сам над ними смеялся. Пашка донимал его расспросами, куда же они едут, на что дядя неизменно отвечал: «Вот приедем в Безлюдное, сам увидишь».
– А почему Безлюдное? Там что, людей совсем нет?
– Почему же, есть, но мало.
Домов в поселке действительно было мало, десятка полтора, не больше. Идти от станции было недалеко, и скоро они очутились у порога дома, сложенного из огромных бревен. Когда они вошли, отряхнули снег, разделись, Пашка с удивлением смотрел на седую старую женщину и четверых детей, встретивших их в большой комнате.
– Вот, тезка, это твоя бабушка Кристина, а это твои братья и сестры, кузены, как их называет твоя мама.
Кузенов было четверо. Вовка, примерно Пашкин ровесник, Вера, уже почти взрослая девушка и двое карапузов. Они сразу понравились Пашке, и он понял, что ему здесь будет хорошо. Тем более что бабушка Кристина, ласково улыбаясь, сказала: «Что же, там где четверо, там и пятому место найдется».
Началась новая, по представлению Пашки, райская жизнь. В доме всегда было тепло, каждый день на столе была настоящая еда – мясо, картошка и молока хоть залейся. Пашка принимал регулярно таблетки, запивал их свежими сливками, а дважды в неделю дядя Паша заставлял всех ходить в баню. Пашка и не представлял себе, что такое настоящая баня. С горячим обжигающим паром, холодной водой и березовыми вениками. Поначалу он ныл, даже плакал, но дядька был неумолим и парил всех по полной программе без всяких поблажек. После бани бабушка натирала его медвежьим или загадочным барсучьим жиром и отправляла спать на полати над печкой. Лекарства с пугающим названием «тубазид» скоро закончились, но как оказалось, они больше были не нужны. Пашка и сам не заметил, как кашель исчез...
Вот там Пашка и увидел настоящий лес. Тайгу. Урман, как называли ее в тех местах. Поначалу он боялся подходить к огромным деревьям, стеной стоящим рядом с последним домом поселка. Но позже с братом Володькой они стали ходить туда, постепенно забираясь все глубже и глубже в лес. Ему было страшновато, но со временем страх исчез, и он полюбил этот сумрачный и загадочный лес. Потом они ездили в тайгу за белыми груздями, брусникой, шишковать… Пашка позже еще долго вспоминал, как взрослые колотили по стволам кедров здоровенной колотушкой, а мальчишки в шапках с зашитыми туда фанерками, чтобы защититься от падающих шишек, собирали их в мешки.
Прошло почти два года, когда дядька снова привез его в город. Мать не поверила, глядя не сына, и без конца благодарила Бога за чудо. Но Пашка не придавал значения ее причитаниям, потому что сбылась еще одна его заветная мечта. Они теперь жили не в тесном сыром бараке, а в настоящем каменном трехэтажном доме на самом верхнем этаже. Поначалу Пашка часто смотрел с балкона на землю, он никогда не видел ее сверху. И деревья, и люди, и машины оттуда казались совсем другими, чем внизу… Квартира была коммунальной, на общей кухне теснились еще двое соседей – веселый шофер, которого все уважительно называли Владимир Матвеевич и полуседая карга по имени Соня, скандальная и истеричная особа. Но Пашке соседи были не интересны, главным для него был сам город.
Улиц в этом странном городе, выросшем из соцгородка, как обычно именовались поселения около гулаговских лагерей, не было. Почему-то все строения именовались кварталами, по номерам или каким-то особым приметам. Но подобия улиц, хотя и коротких, все же были, и по самой широкой из них даже ходил трамвай. Пашка полюбил этот город. Особенно ему нравился асфальт на дорогах и тротуарах. Асфальт. Это слово казалось ему мягким и добрым. А кроме того сразу за окончанием кварталов был лес. Пашка и не мечтал раньше, что сбудутся сразу две его мечты. Лес был чисто сосновым, в нем было много солнца. Не то что в сумрачной тайге в Безлюдном, а воздух был насыщен чудесным ароматом горячей смолы. Посреди леса было небольшое озеро, где Пашка научился ловить рыбу и где с друзьями купался на мелководье.
Теперь у Пашки появилась новая мечта – побывать на стройплощадке, увидеть, как строятся дома, но это было невозможно. Дома строили заключенные из двух оставшихся после 1953 года лагерей. Сначала вокруг стройплощадки возводили высоченный забор с колючей проволокой и вышками для вертухаев. Забор скрывал от любопытного Пашки все тайны стройки здания, лишь после того как вырастали верхние этажи, можно было кое-что разглядеть. Часто в проемах окон появлялись фигуры зэков, которых после работы строили в колонны и вели обратно в лагерь вдоль трамвайной линии. На это время город разделялся на две половины, никто не имел права переходить улицу, разве что мальчишки вроде Пашки ухитрялись проскочить между разрывами в колонне. Если, конечно, им не доставался пинок вертухая. Вдоль колонны, Пашка это давно приметил, бегал и суетился кривоногий низкорослый старшина. Он громко ругался, призывая граждан не подходить близко к колонне. А иногда давал подзатыльники особо нахальным мальчишкам. Все они люто ненавидели этого старшину и называли его Гадом за глаза.
Однажды мать послала Пашку в соседний квартал в аптеку. Она находилась по ту сторону трамвайной линии, напротив забора, за которым строилась невиданное до сих пор пятиэтажное здание, а остальные дома были не выше трех этажей. Выйдя из аптеки, Пашка остановился, чтобы посмотреть на кирпичную стену, и гадал, сколько еще этажей будет. В самом верхнем дверном проеме стоял человек с седой головой и махал руками над головой. Мальчишка не понял, зачем он это делает, а потом до него дошло, что человек машет именно ему и подошел ближе. Человек в окне размахнулся, и неподалеку от Пашки
