разговора Раджа рассмеялся.
– Так зачем ты пришла, раз не принесла еду? – отсмеявшись, спросил он.
– Мне нужна помощь.
– Сочувствую. В этом месте нет судьбы хуже, чем зависимость от чужой помощи.
– Вот теперь ты точно издеваешься.
– Да, конечно.
Полынь снова пнула Раджу в бок, на этот раз попав по рёбрам. Он снова засмеялся:
– Не очень-то разумно бить того, к кому ты пришла за помощью.
– Я заткнулась и прислушалась по твоей просьбе, теперь слушай ты! Я нашла того, кого искала… Но он ничего не помнит. И никак не может вспомнить.
– И ты, конечно же, попыталась придать ему мотивации кулаком.
– Ну, не кулаком…
– Этим ты делаешь только хуже. Стресс блокирует процесс воспоминаний. Когда ты волнуешься и переживаешь, то можешь забыть даже то, что тебе остро необходимо. Поэтому здесь у всех такой кавардак в голове.
– И что же делать?
– Убрать стресс! Шучу, шучу. Это, конечно же, невозможно.
Повисла тишина. Полынь просто шла рядом с Раджой, сложив руки за спиной и время от времени пиная торчащие из пола косточки. Голова немного разболелась от огромного количества услышанных слов. Мозг отяжелел и теперь перекатывался внутри черепа, толкаясь в стенки и пытаясь завалить голову набок.
От этой неторопливой молчаливой прогулки не было никакого толку; но почему-то Полыни не хотелось останавливаться. Блуждание тела по бесконечному маршруту выстраивало в круг мысли. Пусть они и оставались беспокойными и тревожными, но их упорядоченность придавала ощущение контроля.
На поверхность этого круговорота всплыла одна неожиданная мысль, которая резко выделялась из череды привычных импульсов голода, гнева, любопытства и усталости. Впервые Полынь задумалась о будущем.
– Я хочу уйти отсюда, – сказала вслух она.
– У тебя есть ноги. Иди.
– Нет. Я хочу выйти, уйти от Плёнки.
– Капля хочет сбежать из моря, только посмотрите на неё.
– Я не знаю, что такое море.
– Хм-м… Капля крови хочет сбежать из тела?..
– Это как раз довольно просто, – сказала Полынь; она протянула руку и резким движением вспорола кожу предплечья когтём. На пол выплеснулась порция тёмной крови, тут же впитавшись в плоть.
– Согласен, плохая аналогия, – Раджа помолчал, после чего добавил: – У тебя удивительно разнообразные желания для демона. Найти своего человека, вспомнить свою жизнь, сбежать из посмертия…
– Разве эти желания настолько сложны?
– Самые сложные из всех.
Движение куба замедлилось – теперь он едва полз. Полузакрытые глаза бесцельно дрейфовали по его поверхности, рисуя загадочные узоры. Полынь задумалась, не были ли эти движения скрытым сообщением. Может быть, одна из частей Раджи, не любящая слова, пытается выйти на связь?
– Я больше не могу тебе помочь, – очнулся Раджа, – твои желания вышли за пределы моих способностей и возможностей.
– А кто может?
– Может? Целый список. Хочет? Вот это уже более сложный вопрос.
– Я могу убедительно попросить, – Полынь сжала руку в кулак.
– Большинство сущностей из этого списка гораздо убедительнее тебя, ха-ха. Впрочем… Можно начать с малого. Можно хотя бы попытаться. Чтобы потом не осталось ощущения, что мы сделали недостаточно.
– Да! Я готова.
– Видишь эти полоски на полу?
Куб остановился у одного из выходов; на его грани, обращённой к тоннелю, собралась целая коллекция глаз. Все они смотрели вниз, в одну точку.
Полынь присела и провела рукой по полу. Две твёрдые параллельные полосы лежали прямо под ногами – они выходили из зала Раджи и скрывались в полутьме тоннеля, где-то выныривая из плоти, где-то скрываясь почти полностью.
– Что это?
– Это дорога. Железная дорога, как можно догадаться по её составу. Путь наружу, выход из Плёнки. Когда-то он работал… Так давно, что сама Плёнка об этом не помнит. Теперь он ведёт в никуда.
– Зачем мне путь, который никуда не ведёт?
– Важен не путь, а те, кого ты можешь на нём встретить. Конкретно на этом пути ты можешь повстречать… Так скажем, он любит ходить. Ты поймёшь.
– И тогда он мне поможет, – полуутвердительно сказала Полынь.
– Если вы сможете договориться. Как я уже сказал, общение не обязательно ведёт к пониманию.
Полынь проигнорировала подозрительные разноголосые смешки Раджи и направилась к выходу из грота.
– Поблагодаришь меня овощами, когда вернёшься!.. – донеслось ей в спину. – Иначе мне действительно придётся похудеть и отправиться на твои поиски!..
Железный путь шёл прямо и никуда не сворачивал – удивительное и неестественное явление для здешних мест. Следовать по нему было бы легко, если бы не пол, так и норовящий поглотить полосы и скрыть все следы когда-то существовавшей дороги. Иногда на неё наползали целые холмы плоти: полосы упирались в стену и скрывались в ней, продолжая упрямо следовать прямой линии. Полыни оставалось только обходить стену по периметру, касаясь её рукой и надеясь, что рано или поздно найдётся проход на другую сторону.
Она брела по тоннелям, раздражённо ругаясь на собственную доверчивость. Наверняка Раджа просто избавился от неё. Отправил куда подальше по пути, у которого нет ни цели, ни конца. Рано или поздно следы утонут в мясе окончательно, и тогда она заблудится, не сможет найти путь обратно, чтобы отомстить за издевательский совет. Или Плёнка в очередной раз сдвинется – обрушатся одни тоннели, откроются другие, а Полынь останется отрезанной от своей бригады. И от Глупого.
Эта мысль заставляла шагать быстрее. Но какой смысл торопиться, если ты не знаешь, куда идёшь?
Внезапно железная дорога повернула – она изогнулась пологой дугой, едва заметно поднимаясь вверх. Изгиб длился и длился, но так и не замыкался в окружность. Полынь подняла голову вверх, мысленно продлевая путь дальше, после чего пробормотала себе под нос:
– Вверх?.. Неужели это была дорога в Град?
Она задумалась. Если дорога раньше вела в Град, то кто и почему изменил это? Раз этот выход больше не работает, то как попадают в Град те, кто усердно работал и заслужил возвращение?
Долго подумать над этими вопросами не получилось. Спустя несколько витков путь закончился.
Всё пространство тоннеля заняла огромная туша. Она неторопливо топала по дороге бесчисленным количеством рук и ног, беспорядочно растущих из брюха. Вытянутое червеобразное тело тянулось без конца и края, одним концом полностью закупоривая проход, идущий по железным полосам, а вторым концом скрываясь в тёмной боковой дыре.
Полынь остановилась и пригляделась к огромному червю. Кожа раздувшегося тела натянулась до полупрозрачности – под ней виднелись комки и камни той породы, что выбивали и собирали шахтёры.
– Так вот куда она девается… – прошептала Полынь, осторожно проводя рукой по влажной поверхности живой трубы. Та чуть дёрнула шкурой, говоря без слов, что чувствует непрошеного гостя.
Подпирающие гигантскую кишку конечности неспешно переступали, двигаясь едва ли быстрее Раджи. По длинному телу время от времени пробегали волны судорог, от которых крошево внутри него сдвигалось – существо сглатывало очередную найденную порцию.
Некоторое время Полынь боролась с соблазном вспороть туго набитое брюхо многоногой твари и посмотреть, как оно лопнет вдоль; но вскоре махнула рукой и уселась на пол, ожидая, когда же на поверхности бесконечно длинного тела появится что-то, хотя бы немного похожее на уши и рот. Судя по количеству ног, оно явно любило ходить. Значит, именно о нём говорил Раджа.
Под кожей век скрывается серость, заменяющая этому месту темноту. Как ни жмурь глаза, как ни закрывайся руками – настоящей тьмы ты не найдёшь. Нигде нет спасения от неугасимого сияния, как ни руби бесчисленных светлячков в припадке ярости.
Даже не серость – просто присутствие света; не слепящее, совсем не болезненное. Но его неотвратимость, невозможность скрыться и передохнуть хотя бы на мгновение медленно подтачивали разум. Рано или поздно возникало желание вырезать себе глаза, лишь бы получить краткий миг настоящего отдыха.
Но глаза каждый раз отрастали обратно.
– Поезд ушёл, простите. Билеты обратно не принимаются.
Полынь резко дёрнулась и завертела головой.
Кишка всё ещё шелестела гребёнкой ног по тоннелю – такая же бесконечная, как и раньше. Никаких глаз на её поверхности; и, конечно же, никаких ртов.
– Кто здесь? – крикнула Полынь.
– Проще сказать, кого здесь нет. Кого здесь только нет. Но кого-то и нет.
Она резко обернулась.
Голос исходил от странного работника. Он походил на шахтёра – но в то же время отличался во всём.
Вместо кирки пальцы его рук обнажались голыми, массивными костяшками.
