Ричардса шатало в узком коридоре, и он держался попеременно то за одну, то за другую стенку. Мимо Донахью, мимо Фридмана, вытерпевшего радикальное хирургическое вмешательство в полость рта. У него начали неметь руки, а боль в животе (вернее, там, где был живот) все усиливалась. И все же он еще передвигался, и его изорванное, истерзанное тело пыталось выполнять приказы безумного Наполеона, сидевшего в его черепе.
О, Господи, неужели это конец?
Трудно поверить, но у него оказалось столько предсмертных клише. Казалось, что его мозг выворачивался наизнанку, поедая себя в последние лихорадочные секунды.
Только. Одно. Дело.
Он споткнулся о распростертое на полу тело Холлуэя. Упал и не хотел вставать. Почувствовал сонливость. Очень трудно встать. А Отто что-то мурлычет, напевает колыбельную песенку. Тс-тс, тише. Овечки на лугу, коровки в поле.
Он с огромным усилием поднял голову — она была чугунной, железной, свинцовой — и посмотрел на два танцующих штурвала. Внизу под ним через окно пилотской кабины он увидел Хардинг. Слишком далеко.
Он в стогу сена и крепко спит.
Радио вдруг прокрякало:
— Эй, С-один, девять-восемь-четыре, вы слишком снизилось, как поняли? Ответьте! Нужно перейти на автоконтроль! Ответьте!
— Да, подавись ты! — прошептал Ричардс. Он пополз к двигавшемуся штурвалу. Педали ходили вверх-вниз. Вдруг он снова закричал в агонии. Его кишки петлей зацепились за подбородок Холлуэя. Он пополз назад. Снял их с подбородка и пополз снова вперед. Руки его ослабли, и он, уткнувшись носом в мягкий ковер, поплыл, стал невесомым, но последним усилием заставил себя подняться на колени и пополз опять.
Теперь, вскарабкаться в кресло Холлуэя было так же трудно, как взойти на Эверест.
Вот наконец впереди появился огромный квадратный силуэт, высоко вздымавшийся над всем остальным. В лунном свете он казался алебастровым.
Ричардс немножко повернул штурвал, пол пополз влево. Он накренился в кресле Холлуэя и чуть не выпал из него. Он вернул штурвал в прежнее положение, и пол пошел вправо. Горизонт качался как ненормальный.
Теперь педали. Да, это легче.
Он осторожно двинул штурвал вперед. Стрелка на шкале перед его глазами продвинулась с деления 700 на 500 в мгновение ока. Он слегка потянул штурвал на себя. Поле его зрения было очень ограничено. Правый глаз почти ничего не видел. Странно, почему они должны отключаться по очереди.
Он опять отодвинул штурвал от себя. Ему почудилось, что самолет плывет в невесомости. Стрелка сползла с отметки 500 на 400, а потом на 300.
— С-один, девять-восемь-четыре, что случилось? Прием, — голос в динамике звучал встревожено.
— Говори, говори, парень, — проворчал Ричардс. — Гав-гав!
Огромный лайнер плыл в ночном небе как серебряная льдина, и Кооп-сити распластался под ним подобно гигантской поваленной мишени.
Он летел прямо на город, на здание Федерации Игр.
И вот уже самолет с ревом летел над Каналом, казалось, его поддерживала Божья десница. Сутенер около входа в гостиницу уставился в небо, но подумал, что у него «глюк», последний наркотический сон, и его сейчас заберут на небеса «Дженерал Атомикс», где вся еда бесплатная и все деньги отмыты.
На яростный звук двигателей люди выскакивали на порог, поднимали лица к небу. Стекла витрин дребезжали и падали внутрь. Мусор из сточных канав разлетался по улицам. Какой-то полицейский, опустив резиновую дубинку, закрыл голову руками и закричал, но не услышал собственного крика.
Самолет все снижался и уже летел практически над крышами, как серебряная бита. Правое крыло прошло в двенадцати футах от супермаркета «Глэмор Колон».
По всему Хардингу с экранов «Свободного вещания» исчезло изображение из-за помех, и люди смотрели на светящиеся квадраты в полном недоумении и страхе.
Мир наполнился грохотом.
Киллиан поднял глаза от стола и уставился в окно, которое занимало всю противоположную стену. Мерцающая панорама города, от Саут-сити до Кресчент, исчезла. Все окно загораживал приближающийся реактивный самолет «Локхид Тристар». Его бортовые огни мигали, и на один момент — безумный, невероятный, ужасный момент — он увидел Ричардса, глядящего на него. Лицо его было покрыто кровью. Глаза горели демоническим огнем.
Ричардс ухмылялся, отставив в неприличном жесте средний палец.
— Боже! — только и успел сказать Киллиан.
Под небольшим наклоном «Локхид» точно вошел в здание Федерации Игр и снес три четверти его этажей. В баках было еще полно горючего, а скорость немногим превышала восемьсот километров в час.
И произошел взрыв огромной силы, осветив ночь Божьим гневом, а потом на двадцать кварталов пролился огненный дождь…
Почему я стал Ричардом Бахманом
В период с 1977 по 1984 год вышли в свет пять моих романов под псевдонимом Ричард Бахман: «Ярость», «Долгая прогулка», «Дорожные работы», «Бегущий человек» и «Худышка». Я окончательно связал себя с именем Бахман по двум причинам. Во-первых, все эти книги, кроме последней, вышли сразу в мягкой обложке и были посвящены людям, тесно связанным со мной. А во-вторых, на первой книге стоял знак авторского права на придуманное имя, и так пошло дальше… Теперь же, когда меня спрашивают, зачем я это сделал, я не нахожу ни одного достаточно убедительного ответа. Хорошо еще, что я сам никого не убил, ведь так?
Стивен КингСтивен Кинг родился в Портленде в 1946 году. Окончив Университет штата Мэн, он некоторое время преподавал английский язык.
В конце 1960-х годов Стивен передал журналу «Истории поразительные и таинственные» свои первые рассказы. Но выход в печать романа «Кэрри» — первого крупного произведения Кинга, и последующая экранизация книги послужили началом его потрясающей известности как автора: и по сей день он остается лучшим в мире автором книг в жанрах мистики и ужасов.
Стивен Кинг живет со своей женой и двумя детьми в небольшом городишке на берегу озера в штате Мэн — на земле, где он родился и которой принадлежит всей душой.
