Отсчет: 091
В следующей маленькой кабинке сидел врач-психотерапевт в очках с толстыми линзами. Улыбался он мерзко и самодовольно, что сразу напомнило Ричардсу одного придурка, которого он знал еще в детстве. Этот парнишка всегда был «шестеркой» у старших учеников и любил заглядывать девчонкам под юбки, похотливо потирая перед этим потные ладони. Лицо Ричардса расплылось в ухмылке.
— Что-то приятное вспомнили? — мерзкая улыбка стала еще тоньше. Врач выбрал первый лист с расплывшимся на нем большим чернильным пятном.
— Да. Вы мне напомнили старого знакомого.
— Ах так… И кого же?
— Да неважно.
— Хорошо. Что изображено на этой странице?
К правой руке Ричардса был подсоединен тонометр, а к его лбу прилепили несколько металлических пластинок с электродами. Провода шли от рук и головы к прибору, стоявшему за спиной врача. Тонкая игла вычерчивала линию пульса.
— Две негритянки. Целуются, — ответил Ричардс, взглянув на лист.
Следующее чернильное пятно оказалось перед глазами.
— А здесь?
— Спортивная машина. Похожа на «Ягуар».
— Вы увлекаетесь автомобилями?
Ричардс пожал плечами:
— У меня в детстве была коллекция игрушечных автомобилей равных марок.
Врач что-то еще отметил на листочке и вытянул еще один лист.
— Больная женщина лежит на боку. На ее лице тени, как от тюремной решетки.
— И последнее…
Ричардс вдруг громко рассмеялся:
— Похоже на кучу дерьма.
Он представил себе, как врач в своем белом халате лезет под открытые трибуны, чтобы подглядывать девчонкам под юбки, и засмеялся пуще прежнего. А врач сидел и мерзко улыбался, что придало картине реальность и, следовательно, веселило еще больше. Но смех стал гаснуть, Ричардс фыркнул еще раз напоследок и затих.
— Я думаю, вы не захотите мне рассказать…
— Нет, не захочу, — ответил он.
— Тогда продолжим. Словесные ассоциации.
Он не потрудился объяснить, что это означает. Ричардс приблизительно понял, что потребуется задействовать только подсознание. И все должно идти в быстром темпе, что в принципе займет немного времени.
— Готовы?
— Красное.
— Черное.
— Серебро.
— Кинжал.
— Ружье.
— Убийство.
— Выигрыш.
— Деньги.
— Секс.
— Анализы.
— Забастовка.
— Увольнение.
Список продолжался; было названо уже более пятидесяти слов, когда врач остановил секундомер и уронил ручку.
— Хорошо, — сложив руки на столе, он серьезно взглянул на Ричардса. — У меня последний вопрос, Бен. Даже меня можно обмануть, но техника, которая к тебе подключена, сразу обнаружит любое отклонение от нормы. Были ли какие-то особые суицидальные причины для вступления в ряды претендентов?
— Нет.
— Что же явилось причиной?
— У меня больна дочь. Ей нужен врач. Хорошее лечение. Больничные условия.
Шарик ручки со скрипом прокатился по бумаге.
— Что-нибудь еще?
Ричардс чуть было не сказал «нет» (и вообще это не их дело), но тут решил выложить все до конца и начистоту. Может оттого, что этот психотерапевт напоминал того, давно забытого маленького ублюдка. А может, только оттого, что это надо было сказать, раз и навсегда. Собрать воедино и придать конкретную форму мыслям, когда человек заставляет свой разум подыскивать нужные слова для выражения еще не совсем осознанных эмоций.
— Я уже давно без работы. Я хочу снова работать, даже просто мальчиком для порки в какой-нибудь тупой Игре. Я хочу работать и кормить семью. У меня есть человеческое достоинство и гордость. А у вас есть гордость, доктор?
— Когда конец близок, никакой гордости не остается, — сказал врач, снова щелкнув ручкой. — Если вам нечего добавить, мистер Ричардс…
И он поднялся с кресла.
Переход к официальному обращению означал, что беседа окончена, и совершенно неважно, последуют ли какие-либо добавления или нет.
— Нет.
— Дверь находится в конце коридора направо. Желаю удачи.
— Ну, конечно.
Теперь их осталось всего четверо. Комната ожидания была намного меньше, ведь от изначального числа претендентов отсеяли шестьдесят процентов. Психологические тесты окончились в половине пятого, и дежурный внес поднос с безвкусными бутербродами. Ричардс взял два бутерброда и сел в углу, меланхолично пережевывая их и слушая парня по имени Ретенманд. Тот развлекал сидящих рядом неиссякаемым запасом пошлых житейских историй.
Когда все собрались вместе, их отвезли на шестой этаж. Их апартаменты состояли из большой общей комнаты, уборной и неизбежной спальни с уже знакомыми рядами коек. Им сообщили, что к семи часам вечера в столовой на этом же этаже будет готов горячий ужин.
Посидев несколько минут, Ричардс поднялся и подошел к полицейскому, стоявшему у входа.
— Эй, приятель, где здесь телефон?
Он не предполагал, что им будет разрешено звонить, но полицейский просто ткнул пальцем в соседнюю дверь. Ричардс отворил ее и заглянул внутрь. Естественно, как он и ожидал, здесь был платный телефон.
Он медленно повернулся к охраннику.
— Послушай, одолжи мне пятьдесят центов, я потом…
— Отвали, дружище.
Ричардс сдержал свои эмоции.
— Я хочу позвонить жене. У нас дочка тяжело больна. Поставь себя на мое место, Бога ради.
Охранник рассмеялся ему в лицо резким, гадким смехом:
— Все вы одинаковы со своими проблемами и выдумками, и в будни, и в праздники.
— Ну, ты и подонок, — произнес Ричардс, и что-то сверкнувшее в его глазах и исходившее из ширины его плеч вдруг заставило полицейского отпрянуть к стене. — Ты что, никогда не был на мели? Когда приходится просить денег, даже если это придает привкус дерьма всему твоему существованию?
Неожиданно полицейский сунул руку в правый карман и вытащил горсть пластиковых жетонов. Два из них упали на ладонь Бену и, засунув остальные жетоны обратно в карман, охранник схватил Ричардса за грудки и притянул к себе:
— Если ты пришлешь ко мне еще какого-нибудь ублюдка, только потому, что Чарли Грэди сегодня в хорошем настроении, я тебе, сукину сыну, мозги выпущу, понял?
— Спасибо, — ровным голосом ответил Ричардс, — за жетоны.
Чарли Грэди рассмеялся и разжал руки. Ричардс вышел в коридор, поднял трубку и опустил жетоны в щель. Они провалились с глухим стуком, и в первый момент ответом была тишина. Господи, неужели все напрасно? Затем раздался гудок. Медленно, аккуратно Бен набирал номер телефона в холле на пятом этаже, надеясь, что миссис Дженнер не окажется поблизости. Ведь эта дрянь, как только узнает его голос, сразу выпалит, что мол, не туда попали, и деньги будут потрачены зря.
