– Всенепременно, – усмехнулся я и указал на живые цветы в вазе. – Выбиралась в город в такое ненастье?
– Еда в этот дом сама по себе не приходит.
– Обошлись бы.
– Вовсе нет, – уверила меня Елизавета-Мария, – правильное питание – залог крепкого здоровья. – Она отложила точильный брусок и спросила: – Расскажешь, где пропадал всю ночь?
– В самом безопасном месте на свете – Ньютон-Маркте.
– Проблемы с коллегами?
– Ничего серьезного, – ответил я, отлипая от дверного косяка. – Что не так с саблей?
Елизавета-Мария возмущенно фыркнула:
– Оружие требует ухода, Лео! Она была просто в ужасном состоянии!
Я кивнул, но достаточной для столь усердной работы эту причину все же не счел.
– Что еще?
– Твой лепрекон! – прорычала девушка, и глаза ее загорелись недобрым огнем. – Он шныряет по дому, вынюхивает, подсматривает за мной в ванной, ворует вино! Это просто сводит с ума! Я поймаю его и порублю на куски!
При этих словах штора дальнего окна колыхнулась, и тихий шорох сложился в самодовольное:
– Драть!
Впрочем, всему виной мог быть сквозняк и звон в ушах.
– Уверена, что его проймет обычная сталь? – спросил я напоследок.
– Обычная сталь? – тихонько рассмеялась Елизавета-Мария. – Твой дед изрядно потрудился, напитывая саблю кровью и смертью. Поверь, она упокоит даже демона!
– Отлично! – кивнул я. – Если поймаешь этого фигляра, начни с ног. Укороти пальцы до размера башмаков.
– Непременно, – пообещала девушка. – Но не могу гарантировать, что ограничусь только этим.
– Проверь за шторой, – посоветовал тогда я и вышел в коридор.
Некоторые вещи нельзя спускать даже друзьям, хоть воображаемым, хоть нет.
Из гостиной донесся пронзительный визг и грохот перевернутого кресла; я только покачал головой и, тяжело опираясь на перила лестницы, поднялся на третий этаж. В ванной комнате постоял перед зеркалом, бездумно глядя на отражение своей осунувшейся физиономии, затем избавился от одежды и вдруг понял, что мыться просто не осталось сил. Смазал целебной мазью ожоги на запястьях и лодыжках, ушел в спальню и завалился спать.
Проснулся глубоким вечером. Долго лежал на кровати и бездумно смотрел в потолок, потом заставил себя подняться и закрыть окна. Голову словно набили ватой, во рту стоял мерзкий привкус засахаренных слив, но в целом самочувствие никаких неприятных сюрпризов не преподнесло.
Просто поспал на закате, только и всего.
Поспал на закате, получил по голове, подергался от электрических разрядов…
Плевать!
Остался жив – и ладно. Не все могут похвастаться тем же.
Я отправился в ванную, наскоро сполоснулся и вновь смазал волдыри ожогов целебной мазью. Потом намотал вокруг бедер полотенце и босиком дошлепал до спальни, а там уже хозяйничала Елизавета-Мария. На прикроватную тумбочку она выставила поднос с накрытым крышкой блюдом, чайничком и корзинкой нарезанного на куски лимонного кекса.
– Тебе надо поужинать, – заявила она тоном, не терпящим возражений, потом пристально взглянула на меня и скривилась: – Если скажешь, что это стигматы, меня стошнит.
– Глупая шутка, – поморщился я, опускаясь на кровать.
– Ну, крест на спине ты носишь…
– Хватит! – потребовал я, не желая обсуждать ни татуировки, ни ожоги на запястьях и лодыжках. Поднял крышку с блюда и озадаченно посмотрел на непонятное кушанье из поджаренных овощей и мяса, мелко нарубленных и смешанных друг с другом. – Что это?
– Тебе понравится, – улыбнулась девушка. – Это традиционное индийское угощение…
– Не терплю экзотики.
– Тебе надо поесть, – заявила Елизавета-Мария, не слушая возражений.
Я хотел было вызвать Теодора и велеть ему унести ужин, но неожиданно осознал, что безумно голоден. Поэтому лишь спросил:
– Поймала лепрекона?
Суккуб обернулась, окинула меня недобрым взглядом, подозревая издевку, и многообещающе произнесла:
– Поймаю.
Откуда донеслось довольное: «Драть!», – когда она вышла за дверь, я не разобрал. Просто было не до того – сунув в рот ложку экзотического угощения, я словно расплавленного свинца проглотил.
Очень остро, очень вкусно.
Я налил чаю, хлебнул, и горячий напиток обжег небо и язык, да так, что на глазах выступили слезы. И все же экзотическое кушанье мне скорее понравилось, чем нет.
В итоге доел до конца, хоть порой и казалось, будто поглощаю чистое пламя.
После ужина достал прихваченную из логова грабителей копию полицейского отчета и начал читать, но не сумел разобрать ни слова. Буквы прыгали перед глазами, веки слипались, и после несколько минут мучений я в изнеможении откинулся на подушку.
Спать!
Уснул мгновенно и проспал всю ночь как убитый.
Снилась Елизавета-Мария фон Нальц. Дочь главного инспектора мило улыбалась и протягивала для поцелуя руку, но всякий раз, когда я прикасался к нежной коже губами, меня бил разряд электрического тока.
Да что ж такое…
Когда проснулся, лепрекон сидел на подоконнике, по-турецки скрестив ноги, листал полицейский отчет и время от времени сплевывал на пальцы, дабы перевернуть очередную страницу. Под глазом у него налился свежий синяк, а нижняя губа распухла, и эти штришки придавали образу альбиноса удивительную завершенность, делая его куда реальней моих обычных фантазий.
– Влип! – злорадно глянул на меня коротышка, стоило только продрать глаза. – Встрял! Попал! – Он для убедительности провел большим пальцем поперек горла, но стоило только потянуться за сапогом, мигом спрыгнул на пол, зашвырнул отчет к потолку и выскочил за дверь.
Я поднялся с кровати, собрал разлетевшиеся по всей комнате листы и подошел к окну. На улице только-только начинало светать, и оставалось лишь радоваться, что ставни открыл лепрекон, а не какая-нибудь тварь с той стороны.
С тяжелым вздохом я уселся на подоконник, собрал в нужном порядке страницы отчета и вдруг вспомнил, что когда-то места здесь хватало нам обоим.
Мне и моему воображаемому другу. И еще влезала шахматная доска.
Тогда лепрекон не был такой сволочью.
Впрочем, стоило только вчитаться в полицейский отчет, как ностальгические воспоминания враз вылетели из головы.
Экспертизу содержимого сейфа заказал старший инспектор Бастиан Моран, и в запросе его черным по белому был указан номер ячейки, арендованной моей бабкой, графиней Косице. По другим ячейкам аналогичных поручений составлено не было.
Я кинул отчет на кровать и взял с тумбочки хронометр. На часах было без четверти семь, но сна не осталось ни в одном глазу, и я решил потратить время с пользой. Быстро собрался, вышел в коридор, а только начал спускаться на первый этаж, меня обогнал оседлавший перила лепрекон. В один миг он скатился вниз, ловко соскочил на пол и умчался на кухню.
