Горячий душ еще больше поднял настроение. Я завернулся в халат и вернулся в комнату. Отодвинул тяжелую штору, и солнечные лучи ворвались в комнату, озарив ее радостным светом. Я приоткрыл форточку и с наслаждением вдохнул свежий воздух, насыщенный, вкусный, пахнущий чем-то неосознанно приятным.
Вид за окном открывался достойный и ни с чем несравнимый. Как он отличался от того, который я каждый день видел из своей городской квартиры. Ни тебе бетонных коробок домов, самим видом навевающих тоску и обреченность, ни асфальта, ни клубов дыма, выплескивающихся из трубы масложиркомбината, ни снующих, словно толпы тараканов пешеходов, ни шума автомобильных двигателей.
Подо мной — аккуратные клумбы с цветами. Они хоть и сотворены человеческими руками, тем не менее, отсутствие правильных геометрических форм придавало им природный облик. Посыпанная гравием дорожка, обрамленная кустами самшита, вела к деревьям с уже кое-где пожелтевшими листьями. За ними солнечные лучи слепящими блестками отражались от поверхности пруда, противоположный берег которого вздымался холмом и волнистой линией соприкасался с безупречной голубизной бездонного неба.
Картинка, достойная кисти величайшего художника, и смотреть на нее можно бесконечно. Она отвлекала, расслабляла, настраивала на философский лад, вынуждала забыть обо всем и о времени в том числе.
Кстати, о времени…
Я очнулся. Нельзя опаздывать на завтрак. С моей стороны такая небрежность выглядела бы верхом неприличия.
Зазвонил мобильник. Знакомая и привычная мелодия, показалась неуместной. Даже не взглянув на дисплей, я поспешил нажать кнопку, чтобы заткнуть нарушающий гармонию шум.
— Привет, Славик!
Наталка! Я вдруг почувствовал расстояние, которое нас разделяло, и мне стало не по себе. Как хотелось ее увидеть, прикоснуться к мягким волосам, вдохнуть их пьянящий аромат, ощутить вкус ее губок…
— Здравствуй, Солнышко! Я соскучился по тебе…
— Когда успел?
Действительно, ведь мы расстались только вчера, а кажется, с тех пор миновала вечность. Необъяснимый парадокс времени.
— Ты, как устроился, тебя Влад встретил?
Опять — фамильярность. Почему Влад, а не Владислав Викторович? Для Наталки мой одноклассник — лицо постороннее, обыкновенный клиент. Или я ошибаюсь? Номер телефона он оставил не мне, а ей. Ей удавалось с ним созвониться, в то время, как я выслушивал сообщения автоответчика…
Рука, державшая трубку, вспотела и задрожала.
— Славик, ты меня слышишь? — Наталка, интуитивно уловила мое настроение.
— Трещит в трубке… — оправдывался я, хотя понимал, что аргумент неубедительный. И, словно пытаясь оправдать меня, вмешалась неведомая сила и отрубила связь. Долго я с недоумением рассматривал потухший дисплей, пока не, что ничего сверхнеобычного не случилось. Просто разрядилась батарея.
Звонок Наталки взволновал меня и окунул в уныние. Мысль о том, что девушка что-то скрывает, гвоздем впилась в мозг, разбередила душу.
Половина десятого. Пора собираться. Где же мои вещи? Отворил шкаф. Сброшенная ночью грязная одежда, выстиранная и выглаженная, висела на плечиках. Внизу — сумка, тоже вычищенная, можно сказать, до блеска.
Я натянул джинсы, вытащил из сумки новый гольф, носки. Сгреб мелочевку: ключи, деньги, расческу, рассовал по карманам. В глубине одного из них наткнулся на нечто инородное. Лоскут плотной материи с огромной пластмассовой пуговицей.
Воспоминания о прошлой ночи, о мистической старухе нахлынули с новой силой. Картинка настолько яркая и отчетлива, словно я знал обо всем не со слов Васи, а видел собственными глазами.
Какой кошмар!
Захотелось поскорее избавиться от неприятной вещицы. Я уже собирался выбросить лоскуток в мусорную корзину, но почему-то передумал и снова спрятал его в карман.
* * *
Найти столовую действительно оказалось несложно. Тем более что внизу лестницы в просторном холле находился Влад и отчитывал молодого парня лет двадцати. О чем шла речь, я не понял, но по недовольному выражению одноклассника и потупившемуся взгляду его собеседника догадался, что разговор не из приятных.
Молодой человек, наверное, из прислуги, не осмеливался возражать Владу и лишь иногда тоскливо кивал головой.
Увидев меня, Влад махнул рукой, и юноша сразу исчез, словно испарился.
— Ты вовремя, Славик, все уже собрались.
В голосе одноклассника, я уловил нотки озабоченности, но не придал значения. Хозяйские хлопоты, семейные неурядицы, мало ли что еще могло вывести Влада из себя.
Посреди большой комнаты с низким потолком стоял длинный стол, застланный белой скатертью и заставленный приборами.
Сидевшие за столом повернулись в нашу сторону и сверлили нас взглядами. В основном — меня.
— Прошу любить и жаловать — мой друг и одноклассник Вячеслав. Он писатель, приехал погостить и набраться вдохновения.
Речь далась моему другу с трудом, по-видимому, он чувствовал себя некомфортно.
За столом зашушукали, я уловил лишь нестройный гул голосов, не разобрав ни единого слова.
— Думаю, в дальнейшем вы сами познакомитесь ближе.
Как и положено хозяину, Влад занял почетное место в торце стола. Я оказался по его левую руку. Справа от Влада напротив меня сидела, вероятно, его жена, симпатичная женщина лет тридцати с бледным болезненным лицом и тонкими плотно сжатыми губами. Она пялилась на меня немигающим взором, и я растерялся, не зная, как себя вести. Наконец женщина смилостивилась.
— Меня зовут Марина, — сказала безликим, лишенным эмоций голосом. — Я рада, что вы решили у нас погостить, — и, к моему облегчению, перевела взгляд на тарелку.
Стол был сервирован, как в лучших ресторанах, хотя посуды и прочих столовых принадлежностей оказалось больше, чем, собственно, еды. Незаметно возникший за спиной официант, или, как он здесь называется, положил на тарелку омлет, добавил какой-то салат, наполнил бокал чем-то розовым, или соком, или вином. Наверное, соком, потому что ели все молча, и тосты не произносили.
Вкуса еды я почти не ощутил, слишком велико было напряжение. Поковырялся вилкой в тарелке и, заметив, что на меня больше не обращают внимания, начал незаметно разглядывать соседей.
Рядом с Мариной сидела сухощавая чопорная старуха с неприятным высокомерным выражением на худом, натянутом, словно маска лице. Ее волосы были зачесаны назад, отчего лоб казался невероятно высоким. Глаза прятались в глубоких впадинах, их трудно было видеть, но от них явственно исходили холод, неприязнь и презрение ко всему. Едва коснувшись старуху взглядом, я вздрогнул и отвернулся.
