показалась напряженной, павшей духом.
– Ты прав, уж слишком долго они звонят, – сказала она, прижимаясь к мужу. – Вот бы уже перестали.
– Мы собираем вещи и уходим. Мне нужно было знать, сможем ли мы выбраться этим путем. Как бы эту дверь закрыть потише…
Петли, будто в пику ему, отчаянно взвизгнули, и Джеральд нерешительно замер. Вдруг что-то темное и бесформенное – с рукой, которая, казалось, придерживала черное одеяние над головой, – пронеслось через острые углы улиц, словно летучая мышь, вниз по узкому, плохо освещенному тротуару… почти что без звука. Первое движущееся существо на улицах Холихэвена – и как же Джеральд радовался тому, что увидел его только он, а жена как раз в этот момент отвернулась! Дрожащей рукой он резко захлопнул дверь.
Но он тревожился понапрасну – набат заглушал собой все. В гостиной безутешно рыдала миссис Паско, и Джеральд мысленно похвалил Фрину за то, что она не стала здесь задерживаться и расспрашивать, чем можно помочь. Поднявшись наверх, первым делом они уперлись в дверь номера коменданта: им пришлось пройти вплотную к самураю, чтобы свернуть в левый коридор.
Вскоре они оказались в своих покоях и закрыли дверь на ключ.
– Господи, – выдохнул Джеральд, опускаясь на двуспальную кровать. – Чертовщина какая-то творится. – Не в первый раз за вечер он – даже сильнее, чем прежде, – испугался непреднамеренной уместности своих слов.
– Чертовщина, верно, – спокойно согласилась Фрина. – И поэтому мы останемся здесь. Переждем.
Он не понимал, что́ жене известно, о чем она догадалась или что́ вообразила; поэтому любые попытки объясниться могли сыграть с ним дурную шутку. Но силы бороться с этим ее характерным упрямством тоже едва ли у него имелись. Фрина глядела из окна на главную улицу.
– Знаешь, их можно слышать, но не слушать, – предложила она устало.
Джеральда куда больше напугало бы сейчас отсутствие набата, а не его звучание. Но надеяться на то, что незримые пономари будут трезвонить до первых лучей солнца, – затея, вернее всего, бесполезная. Вот одна группа колоколов смолкла: иного объяснения тому, что звук явно притих, в голову не приходило.
– Вот видишь, унимаются, – сказала Фрина. Джеральд резко сел на край кровати.
Почти сразу еще какие-то пономари сдали свои полномочия, за ними – еще одни, и еще, еще… Пока не осталась лишь одна группа, с которой все, похоже, и началось. Потом колокольная полифония сменилась ударами лишь одного колокола. Он пробил пять, шесть, семь раз… и тоже смолк.
Тишина обрушилась на город.
В голове Джеральда все еще гремело звонкое эхо, заглушаемое лишь стуком сердца.
– Боже мой, – выдохнула Фрина, отвернувшись от окна и вытянув над головой руки. – Нет, серьезно, давай завтра уедем в другое место. Без разницы, был ты там или нет. – Она начала раздеваться.
Они быстро улеглись в постель и заключили друг друга в объятия. Джеральд силой отводил взгляд от окна. Фрина не предложила открыть его – хотя обычно они проветривали спальню ночь напролет.
– Раз мы спим на такой кровати, может, задернем полог? – спросила Фрина. – Чуть-чуть уюта не помешает. После этого-то проклятого трезвона…
– Мы задохнемся.
– У нас ведь была кровать с пологом. И что, кто-то задохнулся?
– Полог был нужен только для тех случаев, когда в спальню входили люди.
– Милый, что-то ты весь дрожишь. Давай все-таки закроем…
– Лучше ляг ровно, дорогая, и люби меня.
Но все его нервы ужасно напрягала эта тишина. Не было слышно никаких звуков ни за пределами отеля, ни внутри него; ни скрипа половиц, ни крадущейся кошки, ни далекого крика совы. Он боялся смотреть на часы теперь, когда перестали звонить колокола, и сама мысль о том, сколько сумрачных часов пройдет, прежде чем они смогут навсегда покинуть Холихэвен, угнетала. Видение коменданта, стоящего на коленях у темного окна, отчетливо предстало перед его глазами – как если бы обшитые деревянными панелями стены были сделаны из театральной сетки; и образ того угловатого существа, увиденного им на улице, до сих пор носился по его памяти взад-вперед.
Но вскоре в нем начал раскрываться бутон страсти, медленно, лепесток за лепестком, как алый цветок иллюзиониста, который без земли, солнца и воды растет прямо на глазах. Затхлая комната наполнилась нежной истомой, волшебными ароматами. Прозрачная кисея вновь превратилась в прочную стену, а пророчества старика – в обычное безумие. В такой час улица наверняка пуста – что тогда, что сейчас; ему что-то почудилось в темноте, всего-то…
Хотя, скорее всего, его обмануло не зрение, а страсть – она заставила забыть о часах, пролетевших после воцарения тишины. Ибо в какой-то момент Фрина прижалась к нему очень плотно, всем телом, и он услышал шаги на улице – и чей-то громкий зазывной глас. Каблуки громко стучали по мостовой; поступь человека была слышна даже сквозь окно с закрытыми ставнями, а в голос звучал резко и исступленно, как у уличного проповедника.
– Мертвые идут!
Ни сильный буколический акцент, ни зычное vibrato [11] не скрывали и не перевирали смысл этих слов. Поначалу Джеральд лежал тихо, весь обратившись в слух, сосредоточив внимание на приближающихся звуках. Но потом он вскочил-таки и подбежал к окну.
По улице бежал плотный длинноногий мужчина в матросской рубашке – его фигура то на секунду ослепительно вспыхивала в свете фонарей, то пропадала во тьме, обращаясь в нечеткий призрак. Он кричал – не то радостно, не то в ужасе, – петляя от одной стороны улицы к другой, размахивая над головой руками. В один из моментов «высветления» этой фигуры Джеральд обратил внимание на искаженные черты обветренного лица моряка.
– Мертвые идут!
За ним уже собралась целая толпа. Люди выходили из своих домов, спускались из комнат над магазинами – мужчины, женщины и дети. Почти все – полностью одетые, будто все это время они только молча сидели в темноте и ждали окончательного призыва; но были и такие, кто выскочил прямо в пижаме или ночной сорочке или нацепил на себя первую попавшуюся одежку. Кто-то двигался группами, рука об руку, как рейдеры, набегающие на Блэкпульские пески [12], – но больше попадалось одиночек, в исступленном восторге едва ли не приплясывавших. Снова и снова они вразнобой выкрикивали одни и те же слова:
– Мертвые идут! Мертвые идут!
Джеральд вдруг понял, что Фрина стоит рядом.
– Комендант предостерег меня, – упавшим голосом произнес он. – Стоило уехать.
– За нами все равно не прислали бы машину. – Фрина, качнув головой, взяла мужа за руку. Ее голос, хоть она и старалась это скрыть, подрагивал от страха, она таращилась перед собой ничего не видящими глазами. –
