Не думаю, что от них нам будет много вреда.
Джеральд быстро задернул толстые плюшевые шторы, оставив их в полной темноте.
– Мы переждем, – сказал он; голос от страха звучал немного театрально. – Черт с ними. – Он подошел к выключателю, но по щелку свет не зажегся. – Они что, отключили нам электричество? Ох… давай просто ляжем в постель.
– Джеральд! Помоги мне, прошу.
Он вспомнил, что Фрина боялась темноты; прошел ней наугад и провел к кровати.
– Прости, я не смогу продолжить в этой темени, – сказала она, стуча зубами.
– Ничего страшного, дорогая. – Джеральд поцеловал жену в губы со всей нежностью, на какую был только способен.
– Я заметила, что они бегут к морю, – робко произнесла она.
– Давай просто даже думать о них не будем.
Но шум все нарастал. Казалось, весь город высыпал на улицу, скандируя раз за разом одни и те же ужасные слова.
– Думаешь, мы сможем?
– Да, – кивнул Джеральд. – Нужно только дождаться завтрашнего дня.
– Они ведь не могут быть опасными по-настоящему, – сказала Фрина. – Иначе их бы остановили местные власти.
– Конечно, ты права.
Теперь толпа слилась воедино, как всегда и бывает, и принялась скандировать хором – как мятежники, выкрикивающие лозунги, или толпа нарушителей спокойствия на матче. Но в то же время шум постепенно стихал. Процессия, похоже, двигалась по определенному маршруту – шум от нее разносился из квартала в квартал, то приближаясь и насылая на Фрину с Джеральдом холодные волны паники, то почти затихая где-то вдалеке. Возможно, именно эта большая изменчивость громкости звука заставила Джеральда поверить в то, что всеобщий гомон нарушали явственные паузы; промежутки времени, когда гомон вытесняли беспорядочные аплодисменты. Ему также почудилось, что они теперь выкрикивают другие слова, но никак не мог их разобрать, хотя против своей воли напрягал слух.
– Кто бы знал, что можно испытывать такой ужас, – сказала Фрина, – когда тебе, по сути, ничто напрямую не угрожает.
– Спасибо, что сказала, – выдохнул Джеральд. – Я как раз о том же самом подумал.
– Извини, если сняла с языка. Или если это глупость…
– Да брось. Лучше говорить хоть что-то, чем молчать.
…Да, толпа теперь определенно пела – Джеральд никогда прежде не слышал этой песни, но, судя по мелодии, это был религиозный гимн или псалом, переложенный на мотив старой популярной песенки. Толпа снова приближалась; неумолимо, но на сей раз почему-то безо всякой спешки.
– А теперь-то какого черта они делают? – мрачно вопросил Джеральд. Его нервы уже давно были на пределе.
Очевидно, толпа завершила свой маршрут и возвращалась с моря на главную улицу. Певцы задыхались и сбивались с ритма, словно устали от веселья, как дети на празднике. Кто-то надсадно хрипел, кто-то завывал. Но никто никуда не торопился.
– По-моему, они танцуют, – проговорила Фрина. Она качнулась, будто собиралась выйти и посмотреть.
– Нет, нет! – испугался Джеральд, отчаянно прижимая ее к себе.
На первом этаже под ними что-то страшно загрохотало. Входную дверь явно сорвали с петель. Было слышно, как гостиницу ворвалась орава, гарцующая и голосящая.
И всяк, кто жив, и хладный труп,
Все вместе в пляс пустились вдруг,
Пора настала, пробил час —
Когда плясать, коль не сейчас?
Только теперь Джеральд смог разобрать слова.
Повсюду хлопали двери, мебель, судя по звукам, ломалась и разбивалась в щепки. Звенели стаканы, трескался фарфор, падали вазы из бирмингемской меди. Через мгновение Джеральд услышал, как на пол рухнули, звеня, опрокинутые самурайские доспехи. Фрина издала придушенный вскрик. В следующий миг мощное плечо, задубевшее от соленой воды и ветра, протаранило панельную обшивку, и дверь в их номер распахнулась.
Рука об руку, через тускло-серый проем двери, танцоры ввалились внутрь, поющие неистово, но надрывно, экстатичные, но измученные. В душной черноте они раскачивались и шатались, их становилось все больше и больше, пока комната, должно быть, не оказалась забита ими до отказа.
Фрина снова закричала:
– Смердит! Боже, как от них смердит!..
Это была та самая вонь, с которой они столкнулись на пляже; в переполнившейся комнате он казался уже не просто неприятным, а натурально нестерпимым.
Фрина забилась в истерике. Она перестала контролировать себя, царапалась, рвалась и кричала – снова и снова. Джеральд попытался удержать ее, но один из танцоров в темноте ударил его с такой силой, что она вырвалась из его рук. Мгновенно показалось, что ее тут же стерла с лица земли зомбированная толпа.
Танцоры толпились повсюду, их конечности вихрились, а легкие разрывались от ритма песни. Джеральду было трудно даже окликнуть Фрину по имени. Он попытался рвануться за ней, но тут же удар вспухшего локтя опрокинул его на пол, к невидимым топочущим ногам.
Но вскоре танцующие снова ушли, причем не только из их номера, но, казалось, и из всего здания. Раздавленный и измученный, Джеральд все же слышал, как на улице звучит песня, как разномастные спонтанные союзы образуются, чтобы скоротечно распасться. Для Джеральда весь мир ужался до мельтешения в темноте и бьющего по ноздрям запаха гнили; ему стало так плохо, что пришлось буквально цепляться за свое меркнущее сознание. Он не мог ни думать, ни двигаться – несмотря на отчаянную потребность и в том, и в другом.
Затем он с трудом перебросил тело в сидячее положение и опустился на разорванные простыни кровати. В течение неопределенного времени он ничего не замечал, но в конце концов услышал шаги, приближающиеся по темному проходу. Дверь оттолкнули с дороги, и вошел комендант, держа в руке зажженную свечу. Казалось, он не обращал внимания на потоки горячего воска, который уже успел застыть на большей части его узловатого сухого предплечья.
– Она в безопасности, – сказал он. – Не вашими трудами, конечно…
Комендант ледяным взором окинул распластанную фигуру Джеральда, пытавшегося встать. Он был весь в синяках и так возбужден, что сомневался, не схлопотал ли сотрясение мозга в кутерьме. Но облегчение от известия окрылило его.
– Значит, вашими?
– Ее затянули в пляс. К остальным. – Глаза коменданта блестели в свете свечи. Пение и танцы почти утихли.
Джеральд не мог ничего сделать, кроме как сесть на кровати. Его голос был низким и невнятным, как будто исходил не из его тела.
– Они… кто-то из них…
Комендант ответил, как никогда презирая свою слабость:
– Ее схватили двое. Один держал за одну руку, другой – за другую…
Джеральд не нашел в себе сил встретиться с ним взглядом.
– И что вы сделали? – спросил он все тем же чужеродным голосом.
– То, что должен был сделать. Надеюсь, я поспел вовремя. – Он выдержал небольшую паузу
